Джим Хокинс и проклятие Острова Сокровищ - Брайан Фрэнсис - Страница 20

— Итак, — произнес он, — чтобы мы все вместе могли насладиться завтраком, расскажи мне свою историю.

И я опять рассказал свою историю с самого начала, как уже рассказывал доктору Ливси, добавив к ней рассказ о приключении с ночными всадниками. Дядюшка слушал как человек, которому рассказывают увлекательнейшую повесть на свете, хотя я знаю, что ему приходилось выслушивать наедине такие исповеди и такие отчаянные истории, каких не слышал больше ни один человек на юго-западе Англии.

Когда я закончил, он спросил:

— Но ведь ты чем-то не удовлетворен?

Я улыбнулся. Он, как и моя матушка, всегда сразу добирается до самой сути любого дела.

— Я запутался, дядя.

— Так распутай путаницу. Я всегда так говорю.

— Ну… — начал я и сразу замолчал, не в силах преодолеть сложность своего положения. Дядюшка терпеливо ждал, как каждый, кто хорошо умеет слушать.

— Эта дама ничего мне не рассказывает. Из-за этого я не могу понять, как мне следует поступать, что будет правильно, а что — нет.

— А чего она хочет? Только увидеться с тем парнем, с пиратом?

— Так она говорит. Но как, — высказал я вслух накопившееся раздражение, — как мог Тейт — он же разбойник, дядя! — как он мог… — У меня не хватало слов, но дядюшка Амброуз хотел, чтобы я их произнес.

— Продолжай.

— Он пират, а она — женщина явно высокого происхождения. Разве это не так, дядя? Как же могло случиться, что он стал занимать такое место в ее жизни? — спросил я. — И что мне следует с этим делать? Мне кажется, своим молчанием она заставляет меня согласиться на то, чего она хочет.

— Думаю, это тебе следовало быть юристом, а мне — владельцем гостиницы, — улыбнулся дядюшка.

Огонек лампы поблек в утреннем свете. Я продолжал:

— Впрочем, может быть, и не заставляет вовсе? — Думаю — нет, скорее подводит к тому, чтобы я сделал, как она хочет. — Я снова помолчал. — Дядя, этот Тейт… Должен признать, он был хорош собой. Но очень молчалив. Не припомню, чтобы он хоть одну фразу произнес.

Дядюшка молчал, ожидая, чтобы я продолжал размышлять вслух.

— Все это очень трудно. Что я должен предпринять? Снова отправиться в плавание? — От одной мысли об этом я вздрогнул. — А если так, то каким образом? Признаюсь вам, дядя, жизнь наша стала весьма спокойной и обеспеченной. Мы ни в чем не нуждаемся. Но я, действуя в одиночку, не обладаю достаточными средствами, чтобы зафрахтовать судно. И мне вряд ли удастся найти такой корабль, чтобы, заплатив за проезд, я мог на нем доплыть прямо до Острова Сокровищ. Вдобавок ко всему, я — беглец, скрывающийся от правосудия, или, во всяком случае, так это выглядит, не правда ли?

Он улыбнулся:

— Слово «беглец» употреблено не вполне точно.

— Но, дядя, сейчас дело еще более осложнилось, — возразил я.

Дядюшка мой носит массивное кольцо со скарабеем; он никогда не говорит, откуда оно у него появилось, и никогда с ним не расстается. Рубин в центре кольца сверкнул, когда лучи восходящего солнца осветили комнату.

— Она хочет, чтобы я опять отправился туда. На остров. Я это знаю. Я чувствую это по тому, как все внутри у меня сжимается. — Я снова содрогнулся.

Всего лишь внимательно слушая меня, дядюшка помог мне разложить по полочкам озадачившие меня проблемы.

— А если я не сделаю этого? Что тогда? Вечно жить вдали от собственного дома? Стать добычей этих… этих злодеев? Если же я отправлюсь на Остров Сокровищ, то я хотя бы само это место знаю. — Я рассмеялся. — Но, дядя, посмотрите, как одно исключает собою другое. На острове еще остались серебряные слитки, которые мы не смогли увезти. Что бы я ни рассказывал о своих приключениях, я никогда не упоминал об этом факте. Но на острове была болотная лихорадка. Так сказал доктор Ливси. Поэтому Тейт, должно быть, уже давно мертв. Соблюдая осторожность, мы могли бы благополучно совершить путешествие туда и быстро вернуться. К нашему возвращению доктор Ливси уже успеет уделить достаточно внимания тому, другому делу. И все же, дядя, если бы не то серебро, я не могу себе представить, что кто-то решился бы предпринять такое путешествие, чтобы отыскать этого негодяя.

И опять дядюшка улыбнулся:

— Джим, хороший адвокат сказал бы тебе, что, принимая решение, следует всегда отделять мысль от чувства.

Я понял, что он имеет в виду, и покраснел.

— Она — отважная женщина, могу вас заверить… — произнес я и умолк, испугавшись, что мой язык заведет меня слишком далеко.

— А еще хороший адвокат сказал бы тебе, — промолвил дядюшка, улыбаясь, — что он весьма часто выслушивает соображения клиента, жертвуя собственными суждениями.

— Я хотел сказать, что она сама может найти способ осуществить этот вояж… А этого я никак не мог бы допустить… — Слова замерли у меня на губах, а дядюшка не обратил внимания или сделал вид, что не расслышал страстности, с которой я стремился защитить Грейс Ричардсон.

Как бы подводя итог, дядюшка Амброуз сказал:

— Она едва ли не прямо попросила тебя отыскать этого человека. Ты опасаешься, что он может быть отцом ее сына, полагаешь, что это и есть единственная достаточно весомая причина. Я тоже считаю, что это весомый резон. Ей известно, что ты знал этого человека как низкого пирата, и все же ты чувствуешь, что она будет настаивать. Согласен, это требует от нее отваги. Я пытаюсь понять, что во всем этом сильнее руководит тобой — чувство или разум? Я вижу — все случилось совершенно неожиданно, в несколько волнующих дней, потребовавших принятия решений. Но человек — существо неожиданное. — И он снова просиял улыбкой.

Я замолк как потому, что полагал — мне следует теперь слушать, так и потому, что испугался, как бы мой голос не выдал силы чувства, которое я питал к Грейс Ричардсон. Дядюшка Амброуз продолжал:

— Джим, позволь задать тебе вопрос, который потребует от тебя такого честного ответа, какой вряд ли еще когда-нибудь от тебя потребуется.

Я понимал, о чем он собирается спросить, и боялся этого.

— Намереваешься ли ты исполнить желание этой женщины? — спросил он со всей серьезностью, к которой его обязывала его профессия.

Я не дал ему прямого ответа. Вместо этого я сказал: