Век криминалистики - Торвальд Юрген - Страница 56

Гершко после избиения заставили подписать протокол, составленный на венгерском языке, которого он не понимал. Матей, единственный из названных анонимом, избежал ареста, но зато получил столько ударов по пяткам, что признался, будто оказывал помощь при переодевании неизвестной покойницы. Когда арестованных переводили в тюрьму Ньиредьхазы, депутат Оноди сказал тюремным стражникам: "Прогоните этих еврейских ублюдков перед моей усадьбой, чтобы моя жена и слуги потешились". Дальнейший ход этого дела привел к дикому разгулу страстей и ожесточенным дискуссиям далеко за пределами Австро-Венгрии. Тиса-эсларское дело стало предметом парламентских дебатов в Будапеште и Вене. Прокуратура в Будапеште не видела иного выхода, как назначить перепроверку всего дела под ее контролем, которая была поручена прокурору Сейферту. Одновременно с этим несколько наиболее известных венгерских адвокатов, в том числе и депутат имперского парламента Карл фон Этвёш, предложили свои услуги для защиты интересов арестованных.

Когда в октябре 1882 г. Этвёш закончил изучение материалов дела и поговорил с некоторыми арестованными, он пришел к убеждению, что никаких доказательств "убийства в синагоге" нет

[153]

и что все это дело построено на слухах, предвзятости, бесчестности и расовой ненависти, при полном отсутствии каких-либо правовых оснований. Кем являлся, по сути дела, основной свидетель Мориц? Не заслуживающим доверия психопатическим ребенком, которому внушили его показания. Что представляли собой признания арестованных? Ничего. Каждый из обвиняемые опроверг бы их, как только его избавили бы от истязателя Бари. Особое внимание Этвёш уделил покойнице, выловленной из Тиссы. Он прочитал протокол, составленный Трайтлером, Кишем и Хорватом. А так как он провел немало процессов в Будапеште и еще больше их наблюдал, то был знаком и с пионерами венгерской судебной медицины, получившими свои первые познания в этой области во Франции. Их звали Айтаи и Бэлки. Но Этвёш очень часто бывал и в Вене, где в прошлом году как раз стал свидетелем того, как под руководством профессора Эдуарда фон Гофма на венская школа судебной медицины получила заслуженное признание. Гофман произвел большую сенсацию, сумев опознать среди полностью обгоревших жертв пожара в венском Ринг-театре большое число погибших по их зубам и по особенностям их скелетов. Этвёш, таким образом, имел определенное представление о возможностях судебных медиков. При изучении протокола вскрытия, произведенного в Тиса-Даде, он пришел к выводу, что оно было проделано крайне непрофессионально. Но если хирурги ошиблись, если найденный труп не был трупом более взрослой девушки или женщины, а был трупом Эстер Шоймоши, - что оставалось тогда от обвинения?

Этвёш заручился в Будапеште обещанием оказать помощь у Йоханнеса Бэлки. Но поскольку тому было всего тридцать два года, Этвёш счел разумным привлечь к делу еще двух патологоанатомов постарше, которые, правда, не являлись судебными медиками, но благодаря своему возрасту и заслугам могли придать больший вес исследованиям Бэлки. 3 ноября 1882 г. Этвёш ходатайствовал перед Бари об эксгумации покойницы из Тиса-Дады и проведении профессорами из Будапешта нового вскрытия. Бари счел его излишним и отклонил ходатайство. Но совершенно неожиданно для Этвёша его ходатайство поддержал прокурор Сейферт. Этвёш не знал, что еще в процессе изучения материалов дела Сейферт также пришел к выводу, что никаких настоящих доказательств вины арестованных нет, и не снимал обвинение только потому, что возбуждение, охватившее в связи с этим делом всю страну, не оставляло иного выхода. Кроме того, только в публичном судебном процессе он видел возможность противостоять лавине лжи и выдумок.

3 декабря 1882 г. профессорам Шейтхауэру, Микалковичу и Бэлки было поручено эксгумировать покойницу из Тиссы и еще раз исследовать вопрос, не могла ли она быть Эстер Шоймоши:

7 декабря медики прибыли в Тиса-Даду. А через четыре недели, 8 января 1883 г., они передали прокурору и судье экспертное

[154]

заключение, которое в основном сводилось к следующему: 1) найденная в реке девушка никоим образом не была старше четырнадцати-пятнадцати лет; 2) она могла пролежать в водах Тиссы не менее двух-трех месяцев; 3) хирурги Трайтлер, Киш и кандидат на врачебную должность Хорват ввиду полного незнания вопроса об изменениях кожного покрова у утопленников впали в ошибку, утверждая, что покойная никогда не ходила босиком; 4) не может быть речи о том, что покойная часто вступала в интимную связь с мужчинами; 5) существует абсолютная вероятность того, что в данном случае речь идет ни о ком другом, как об Эстер Шоймоши. К тому же уже давно на территории уезда не пропадал без вести ни один человек, кроме Эстер. Этот факт может лишь укрепить уверенность в том, что девушка, вытащенная из Тиссы, является Эстер, которая вследствие несчастного случая или иных невыясненных обстоятельств могла упасть в воду.

Бари отказался приобщить заключение будапештских медиков к материалам дела. Когда в июне 1883 г. начался процесс по тиса-эсларскому делу и Сейферт предъявил в судебной палате Ньиредьхазы всем арестованным обвинение в убийстве, пособничестве убийству и подбрасывании трупа с целью введения следствия в заблуждение, Этвёш решил заручиться экспертным заключением высшего судебно-медицинского авторитета Австрии. И он обратился в Вену к профессору Эдуарду фон Гофману.

6. Экспертиза венского профессора Гофмана. Путь Эдуарда Гофмана. Тиса-эсларское дело и австро-венгерская судебная медицина. Заветы Гофмана.

Эдуарду фон Гофману было в те дни сорок пять лет; это был аристократичный бородатый мужчина, отличавшийся неуемным жизнелюбием и темпераментом.

В том, что в последней четверти XIX века Австро-Венгрия вслед за Францией заслужила титул "второй колыбели судебной медицины", была в первую очередь заслуга Гофмана. Выросший в чешской части Дунайской монархии, в Праге, он был учеником первых тамошних судебных медиков Машки и Попеля и с 1865 г. читал лекции по судебной патологии в этом городе, имевшем немецкий и чешский университеты. В 1869 г. в возрасте тридцати двух лет он был приглашен профессором судебной патологии в Инсбрук, где застал примитивнейшие условия работы - не было ни собственного помещения для научных занятий, ни собственной учебной аудитории. Положение осложнялось конфронтацией с патологами, не желавшими признать, что криминалистическая сторона патологии представляет собой совершенно самостоятельную сферу. В Инсбурке Гофман начал со всей скрытой в нем энергией бороться с ошибочным убеждением, будто "из наличия