Джим Хокинс и проклятие Острова Сокровищ - Брайан Фрэнсис - Страница 34

– Это было задолго до нашего прибытия на остров, Бен?

– Может, год, Джим, а может – сколько-то недель. Откуда Бену знать?

– Остров его забрал, Бен, но ведь тебя-то он не забрал. Вот видишь, и Всевышний тебя любит, Бен.

– А он-то был большой, Джим, большой-большой. И волос на нем рыжий был.

У другого поворота он рассказал мне, как переносил серебро.

– Вишь, Джим, Бену больше нечего делать было. Начал по одному слитку таскать. А после такую вроде суму сделал, через плечо, смотри, видишь?

Пришлось остановиться – он хотел показать мне плечо. Я нетерпеливо глянул – и отшатнулся. Глубокая впадина – словно колея от тележного колеса – осталась там, где сделанная из лиан лямка от сумы врезалась в тело. Должно быть, он тогда сильно страдал от этой раны.

– А что твоя мать, Бен? Она у… Она скончалась до твоего возвращения домой?

– Не знаю, Джим. Бену было не узнать. Ее не было, когда я стал искать. У меня ее Библия, Джим. Ее Библия мне веру принесла, Джим.

– А кто был твой отец, Бен?

– Не знаю, Джим. Никогда не знал. А мать – она добрая была со мной, Джим.

– А как же ты в море попал, Бен? – Нам нужно было пройти еще несколько ярдов до того места, где начинался трудный подъем.

– Ром, Джим, когда я совсем молодой был. Вербовщики меня забрали. Били. Всегда все Бена бьют, это уж так.

Мне хотелось дотронуться до его руки, как-то выразить сочувствие.

– А потом я в матросы к Флинту попал, с Билли Бонсом и Сильвером. Я уж тебе говорил. И там били. Да только тут, в этом вот месте, хуже всего было, Джим. Вера опять ко мне пришла, после того как я тут три года совсем один пробыл, Джим.

Образ Бена Ганна – мальчишки, которого допьяна напоили и отнесли на корабль вербовщики, его жизнь на море под постоянной угрозой порки линем,[15] с ежедневными тычками да оплеухами от пьяного кока или помощника капитана, глубоко тронул мою душу. Я тут же решил, что, когда мы вернемся, Бен должен переехать жить к нам, в гостиницу «Адмирал Бенбоу». О бедном, милом старике никто никогда в жизни не заботился, а ведь он – совершенно безобидное существо!

К этому времени под деревьями стало темно. Там, куда никогда не проникали солнечные лучи, бьио холоднее, чем я мог припомнить. Мягкая земля уступила место камням, которые оказались столь трудны для мистера Колла и его матросов. Я чувствовал себя несколько пристыженным из-за того, как совсем недавно мчался по этим камням к морю, словно за мной гнались дикие звери.

После трудного восхождения мы добрались до почти вертикально идущей каменной тропы. Отсюда нам был виден угол деревянного строения. Я услышал, как Бен позади меня охнул так громко и выразительно, что я подумал – он что-то увидел.

Я быстро обернулся.

– Что случилось, Бен? – Но почему я говорил шепотом, и почему он ответил мне тоже шепотом?

– Запах, Джим! Дурной запах!

Я принюхался. Никакого иного запаха, кроме запаха влажной зелени и сырой холодной листвы, я не ощутил. Но ведь и мне, и моим друзьям известно, что у меня очень слабое обоняние. Я – человек, которому цветы доставляют наслаждение лишь своим видом.

– Вздор, Бен!

Однако я чувствовал себя вовсе не таким бодрым и веселым, каким притворялся. К тому же я вспомнил, как Колл зажимал нос.

– Джим! Этот запах! Тут очень плохо, Джим!

Если бы на уступе хватало места, Бен станцевал бы свой «танец волнения». Он было двинулся назад, но я схватил его за руку.

– Бен! Ты мне нужен! Пошли!

Он притих, и мы зашагали вперед, к скалам, откуда шла вверх последняя тропа, если ее можно так назвать. Здесь мы снова остановились, и он стал хвататься за меня и дергать за одежду, как раньше, когда я встретил его впервые, здесь, на острове.

– Джим, Бен просит тебя. Не проси его туда подняться, Джим!

– А ты уже поднимался туда раньше, Бен?

Он по-прежнему говорил шепотом.

– Ох, нет, Джим, нет! Ох, Джим, этот запах!

Теперь и я что-то почуял, но не мог разобрать, что это такое. Если этот запах поразил Бена более сильно, чем меня, я мог его только пожалеть. Что это было? Дохлое животное? Коза, свалившаяся в пропасть где-то поблизости? Однако для этого запах был слишком сладким – густой, тошнотворный аромат. Он стал вызывать у меня отвращение, и я подумал, что смог ощутить его, потому что все мои чувства были сейчас обострены более, чем когда-либо.

– Бен! Один, последний подъем. Пойдем со мной, чтобы доказать, что я не сошел с ума. Доказать, что там нет другого пути с плато. Нам надо все обыскать, Бен. Капитан Рид разлюбит нас, если мы этого не сделаем.

Мне пришлось рассказать ему – так сказать, ничего не рассказывая, – зачем мы сюда пришли. Вглядываясь в глаза доброго старика, я увидел в них борьбу двух страхов. Какой из них победит? Страх перед наказанием капитана Рида или перед безымянным запахом и призраками этого места?

Потянувшись из-за моей спины, Бен взял меня за руку, словно ребенок, переходящий через поток, и мы поднялись по последним крутым, неровным «ступеням». Вскоре мы уже стояли перед грубо сколоченным деревянным строением. Бен содрогнулся при виде черепа, лежащего на земле, содрогнулся и я, но по другой причине. Кусок красной ткани от куртки Тома Моргана исчез. Неужели его забрал боцман со своим отрядом? Я устремил взгляд в небо. Может быть, птица – сорока или подобная ей птица этих краев – подобрала ткань и утащила с собой? Я слышал, что есть экзотические птицы, которые, чтобы привлечь самца, строят гнезда из всего, что только смогут найти.

Мой страх стал сильнее, чем прежде. Теперь на мне лежала ответственность за судьбу бедняги Бена. Было бы слишком жестоко, если бы ему, сумевшему выжить на острове в течение такого долгого срока, пришлось снова стать его жертвой из-за того, что я опять привез его сюда. Я решил, что нам надо как можно скорее выполнить свой долг и убраться отсюда подобру-поздорову. Надо будет последовать плану капитана Рида и обойти на «Испаньоле» вокруг острова.

– Бен! – Я заговорил бодро, чтобы развеять настроение, охватившее нас обоих. – Вот что мне нужно, чтобы ты проверил. Подойди сюда.

Я подвел его сначала к пропасти на одной стороне плато, потом на другой.

– Ну, Бен, скажи, ты видишь там хоть какие-то следы человеческого присутствия? Или несчастного случая с людьми?

На нашем пути наверх я внимательно оглядывал все вокруг, но не нашел никаких следов отряда, который возглавлял боцман. Бен тоже смотрел повсюду вокруг. И надо отдать ему должное, делал это с большим тщанием.

– Нет, Джим. Нигде человека нету. Нет, Джим.

– А теперь, Бен, осмотри вот это. – Я подвел его к скальной стене, поросшей ползучими растениями, плющом и колючим кустарником, которая образовывала заднюю стену плато. – Посмотри наверх, Бен. Посмотри вниз, посмотри вокруг, как я это сделал. Мне нужно твое свидетельство.

Бен выполнил мою просьбу с такой тщательностью, что лучшего и желать было нельзя. Он посмотрел вверх – вплоть до пика Подзорной трубы; посмотрел и на высокий склон холма и постарался тщательно разглядеть кустарник на этом склоне, выросший меж редкими соснами, которые когда-то росли на горе поодиночке; он осмотрел скальную площадку, на которой мы стояли; он ходил то в одну сторону, то в другую, словно разведчик, и, собрав все свое, далеко запрятанное мужество, делал это без спешки.

– Нет, Джим. Бен ничего не видит, Джим.

– Спасибо, Бен. Думаю, мы можем теперь уйти.

По правде говоря, я не знал, что теперь делать или что должно за этим последовать. Мы – я – потеряли небольшой отряд матросов; судно потеряло почти всю свою команду. Два отряда матросов под руководством профессиональных командиров пришли сюда и исчезли. Как, черт возьми, может капитан Рид вернуться в Бристоль с таким сообщением? И как, с такими ничтожными средствами, можно ему помочь?

Неожиданно Бен окликнул меня:

– Джим! Смотри, Джим! – Он встал на колени и показал пальцем.