Джим Хокинс и проклятие Острова Сокровищ - Брайан Фрэнсис - Страница 16

Теперь вздрогнул я. На какой-то миг я испугался, что дядюшкино уважение к закону пересилило его семейные привязанности.

– Но, дядя! Нам только-только удалось вырваться из львиного логова, а вы приглашаете львов сюда?!

Он меня успокоил:

– Джим, к тому времени вас здесь уже не будет. В моем письме черным по белому говорится о том, когда именно я желаю видеть сэра Томаса Молтби.

– Но куда же мы отправимся? – спросил я. – Нам просто некуда идти! – Волнение мое возрастало вопреки успокаивающему влиянию еды.

– Все это произойдет не раньше завтрашнего дня – в письме я так и сказал. К тому времени вы уже благополучно отправитесь в гостиницу «Адмирал Бенбоу». Таков мой совет.

Еще одно потрясение! Все, что я сумел произнести, было:

– Дядя! Я вас не понимаю!

Мой милый дядюшка улыбнулся мне:

– Джим, где, по-твоему, то место, в котором никто и никогда не подумает вас искать? Кроме того, второе письмо я написал… Ты помнишь мистера Блендли?

Как мог бы я забыть мистера Блендли, у которого Джон Трелони купил «Испаньолу», чтобы отправиться в наше роковое путешествие? Это его небрежением Долговязый Джон Сильвер получил место кока на судне и привел с собой преступную банду в качестве команды. Еще бы я не помнил мистера Блендли!

А дядюшка сказал:

– Блендли теперь стал малость почестнее. Поразительно, что богатство может сделать с человеком. И, как ты знаешь, он снова стал владельцем «Испаньолы». Она прибудет за тобой и твоими друзьями в бухту Логово Китта не позже, чем я приказал, то есть через неделю от сегодняшнего дня.

В тревоге и, должен признаться, в некотором возбуждении я приподнялся со стула.

– Дядя! Что вы предлагаете?! И кто должен отправиться в плавание? Уж конечно не…

– Ну-ка, мой милый Джим, сядь, – прервал меня дядюшка. – Успокойся. Поешь сначала. Потом выспись. Времени обсудить подробности будет у нас достаточно – всему свой час.

Вот так и случилось, что я снова отплыл к Острову Сокровищ. Я не принимал решения совершить это путешествие и до сего дня не могу точно сказать, как такое решение ко мне пришло.

8. Старый друг лучше новых двух

Мы покинули дом моего дядюшки, значительно восстановив свои силы. Однако опасность не миновала – так подсказывало мне мое нутро. Кроме того, я беспокоился, что, остановившись в его доме, мы навлекли на дядюшку Амброуза неприятности, могущие подорвать его репутацию.

Однако, если у него и были сомнения на этот счет, их вскоре развеяло восхищение от знакомства с Грейс Ричардсон. К их обоюдной радости выяснилось, что он знал ее покойного дядю с материнской стороны, который тоже был адвокатом и владел землями в Уилтшире. Естественно, что из-за этого наши ланчи и обеды с дядюшкой Амброузом всем нам доставляли огромное удовольствие.

Судя по ее оживленности, общение с ним оказалось менее трудным для Грейс Ричардсон, чем общение со мной, во всяком случае, пока что. Я объяснял это тем, что она, женщина мне незнакомая, желала, чтобы я предпринял ради нее нечто очень трудное, даже опасное, и что она чувствовала, какое тяжкое бремя она на меня возложила.

И хотя я страстно стремился беседовать с ней, душа моя радовалась, когда я видел, как нервное напряжение оставляет ее, если она находится в обществе моего дяди. Они часто подолгу разговаривали наедине. Кроме того, Грейс Ричардсон радовало появление в доме множества женщин, вызванных миссис Уилфрид по приказу дядюшки Амброуза, чтобы пополнить ее гардероб. Новые платья подчеркивали ее красоту, и она так оживилась, что я смог представить, какой она обычно бывала, если ничто ее не беспокоило; сердце мое готово было вырваться из груди.

Дядюшка мой оказался радушным и весьма обходительным хозяином. Когда он узнал, что она чувствует себя отдохнувшей, он показал ей свои картины и рассказал историю каждой из них; он открыл для нее коллекцию столового серебра, все многочисленные комнаты в доме с их изящной меблировкой. (Матушка моя как-то говорила мне, что ее брат очень гордится своим домом: кто-то когда-то сказал, что у него «самый прекрасный дом в Бристоле». Матушка тогда едко заметила, что такой дом у холостяка только зря пропадает.)

В какой-то момент нашего пребывания у дядюшки Амброуза я подумал, что он может помочь мне разрешить дилемму, что он может задать Грейс Ричардсон те вопросы, которые я боялся задать ей, и что она не заставит его замолчать, как это было со мной. Я подошел к нему с этой просьбой, но он лишь улыбнулся мне и сказал:

– Женщинам приходится быть уклончивыми, Джим.

В день нашего отъезда за всем присматривал дядюшка Амброуз. Из окна гостиной он наблюдал за длинной улицей, идущей вниз по склону перед домом. Мы были полностью готовы уже рано утром и ждали его распоряжений.

– Ну вот! – вскричал он наконец. – Смотрите! Вон моя карета: я приказал держать все окна закрытыми. Им понадобится десять минут, чтобы доехать до переднего крыльца. Я все время буду следить за ними. А вам теперь следует выехать через задние ворота.

Он хотел, чтобы мы не подверглись риску быть замеченными нашими преследователями, когда будем покидать Бристоль; кроме того, он дал мне письмо для матушки.

Я бросил быстрый взгляд на улицу из открытого окна. Дядюшкина карета с Молтби и его ужасными спутниками торопливым насекомым спешила вниз с холма напротив дома. Глаза мои защипало от страха, и единственным успокоением было сознание, что план дядюшки Амбро-уза правилен и разумен. Молтби с сотоварищами так или иначе оказались под его присмотром. Под покровом закона и в интересах его применения в данном округе уважаемый бристольский адвокат Амброуз Хэтт, по рекомендации своего друга, лорда главного судьи Гиббона, пригласил придворного советника сэра Томаса Молтби и его спутников погостить в его доме. Если бы Молтби в этих условиях отказался, он нанес бы оскорбление двум весьма значительным особам в то самое время, когда ему было необходимо выглядеть безупречным в глазах высшего общества. Во всяком случае, так рассуждал мой дядюшка.

– Дядя, – спросил я бесстрастным тоном, – когда вы соберетесь умирать, не завещаете ли мне свой ум?

Мы обменялись рукопожатиями. Потом Грейс Ричардсон попрощалась с дядюшкой Амброузом так, будто он был ее самым старым и самым любимым родственником.

Лошади стояли накормленные и оседланные. Миссис Уилфрид наготовила целую гору еды нам в дорогу, мы все это уже упаковали. Чтобы нас не услышали, мы повели коней под уздцы по травяному краю мощенной булыжником улицы позади дядюшкиного дома. Довольно быстро мне удалось собраться с мыслями, а через полчаса мы уже оставили позади город и снова ехали среди тех самых долин и пастбищ, откуда ранее явились в Бристоль.

На вершине холма мы остановились и поглядели вниз, на город. Над ним нависла легкая дымка, пронизанная солнечными лучами. Перед нами паслись и перебегали с места на место овцы. Мой конь остановился рядом с конем Грейс Ричардсон, но я изо всех сил старался завести себе привычку не смотреть на нее.

Однако она тут же опровергла все мои попытки, так как обратила ко мне лицо и произнесла с застенчивостью, от которой у меня замерло сердце:

– Мистер Хокинс, не думайте, что я не замечаю того, что вы делаете для моего сына и для меня.

Тут она пришпорила коня, а я в замешательстве с трудом поспевал за ней, как влюбленный деревенский увалень.

Следующие дни прошли совсем безмятежно. На этот раз все мы были более спокойны, возможно потому, что так хорошо отдохнули, окутанные теплой заботой, а может быть, сказалось сочетание чувства облегчения с предвкушением будущего. Погода и окрестности благоприятствовали нам и под лучами солнца, и при свете звезд. И вот наконец в одно прекрасное позднее утро мы подъехали к «Адмиралу Бенбоу» и снова увидели, как внизу под нами сверкает и переливается в солнечном свете море.

Джошуа, сын Тома Тейлора, услышал стук копыт и выбежал нам навстречу. Казалось, он нисколько не испугался. Мы узнали, что наши преследователи не появлялись ни у «Адмирала Бенбоу», ни поблизости с тех самых пор, как мы уехали; не появлялся и никакой их порученец. Да и никакой чужак, по правде говоря, не заходил в наши места. Передавая матушке дядино письмо, я чувствовал еще большую уверенность в его проницательности.