Вокзал для двоих (киноповесть) - Брагинский Эмиль Вениаминович - Страница 6

— Это для невинного человека ерунда! -заспорил Платон — А для меня отягчающее обстоятельство. Следователь начнет на меня нажимать — где потерял, почему?

— Любите вы, умники, делать проблемы на пустом месте. Ну наврите что-нибудь подходящее!

— Увы, я не умею. Мне это в жизни очень мешает. Я обязательно расскажу правду. И выяснится, что я дал подписку о невыезде из Москвы, а паспорт потерял в городе Заступинске!

— Что же у вас за профессия такая, где можно не врать? — искренне удивилась Вера.

— Пианист я. У нас, наоборот, если сфальшивишь — с работы выгонят! То есть из оркестра! — пояснил Платон.

Вера вздохнула:

— Я так устала сегодня, домой хочется! Но ничего! Сейчас определю вас по высшему разряду!

— Боюсь, у нас с вами совсем разные понятия о высшем разряде! — не без желчи заметил Платон.

— Ну, против зала для интуристов, надеюсь, вы не станете возражать?

Вера угадала. Платон нисколько не возражал.

Зал для иностранцев представлял собой две комнаты, соединенные полукруглой аркой. Первая комната носила деловой характер, вторая предназначалась для отдыха заграничных персон. В общем, здесь было хорошо: чисто, светло и тихо.

— Как живешь, Марина? Что-то я тебя давно не видела!

Марина повернула к Вере сияющее радостью лицо:

— У меня уважительная причина. Замуж выхожу! В следующий четверг свадьба. Придешь?

— Обязательно! Выбрала за кого?

— Еще нет!…

— Как же так? — изумился Платон.

— А вот так… Женихов у меня сейчас двое. Петя… лучше зарабатывает, но зашибает сильно, Митя же меньше получает, но зато и меньше пьет. Живут они в разных районах. Вот я и подала заявления в два разных загса.

— Совсем непьющего не удалось сыскать? — посочувствовал Платон.

— Где его сегодня найдешь… — Марина сокрушенно развела руками.

— Марина! — Вера наконец-то ввела Платона в комнату отдыха и хозяйским глазом окинула обстановку. — Вот при мне человек, я его сильно подкузьмила. Его паспорт случайно отправила в Москву ташкентским поездом. А ни в какую гостиницу без паспорта не пускают. Этот диванчик вас устроит, товарищ пианист? — для вящей убедительности Вера добавила: — Он, между прочим, лауреат музыкальных конкурсов!

— Но не в этом же суть! — скромно потупился Платон.

— Ложитесь! — скомандовала Вера. Платон безропотно рухнул на диван:

— А накрыться мне чем-нибудь дадут? Я ведь не могу спать в костюме!

— Дадут, все дадут! — пообещала Вера. — Марина, доставай ему плед!

Марина, опешившая было от подобного неслыханного нахальства, наконец-то пришла в себя.

— Вы вообще не будете здесь спать — ни одетый, ни голый! Сюда допускаются только иностранцы!

— Я почти иностранец! — набил себе цену Платон. — Я лауреат, между прочим, международных конкурсов!

— Лауреатов у нас, как собак нерезаных! — дала отпор Марина. — И если дознаются, что я пустила кого из наших… Вставайте, а ну, вставайте-ка! — сердито прикрикнула она на Платона, который уже удобно разлегся.

— У тебя же пусто! — упрекнула Вера.

— Ну и что?

— Помещение ведь простаивает, а человеку податься некуда.

— А если приедет какой-нибудь японец или голландец? — многозначительно намекнула Марина.

— А он что? — Вера ткнула пальцем в Платона. — Не человек, что ли?

— Я заплачу! — Платон неохотно поднимался с дивана.

— Во-первых, у нас бесплатно, во-вторых, у вас деньги, а у них — валюта!

— Что же такое у нас творится! — не выдержала и возмутилась Вера. — Чтобы нашему человеку у себя дома…

— Пойдемте, Вера! Не распаляйтесь! — потянул ее за руку Платон.

— Нет, я сейчас распалюсь вовсю!

— Чего ты шумишь? — перебила Марина. — Это же наше традиционное гостеприимство.

— Какое там гостеприимство! — зашлась Вера.

— Вера, не унижайтесь! — досадовал Платон. — Ведь запретить куда легче, чем разрешить.

— Это во мне патриотизм бушует! — не успокаивалась Вера.

— Я-то при чем? — жалобно заныла Марина. — На свадьбу-то придешь?

— Приду! Куда я денусь…

Вера и Платон понуро поплелись к двери. Они закрыли за собой дверь, и Платон сказал:

— Спасибо. Вы меня лауреатом обозвали…

— А вы, часом, не лауреат?

— Без пяти минут. Теперь куда меня сунете? В камеру хранения?

— Как вы мне надоели! — сердито отрезала Вера. — Я за городом живу. У меня вот-вот уйдет последний автобус.

— Нет уж, это вы мне осточертели! — взвился Платон. — Все мои несчастья из-за вас!

— Ну да, — кивнула Вера, — человека сшибла тоже я.

— Это уже жестоко! — тихо сказал Платон и пошел куда-то в сторону.

Вера растерянно посмотрела ему вслед, потом бросилась догонять.

— Не сердитесь. У меня случайно вырвалось, — и улыбнулась. — Есть еще несколько минут и одна последняя надежда, чтобы вы не мыкались на жесткой скамейке в зале ожидания.

— Это что же такое?

— Милиция. Только вы не подумайте… Просто у меня там друг работает… Да вы его знаете… Это Николаша. Тот, что с протоколом…

— Мысль удачная! — поддержал Платон. — Там уж меня никто не найдет.

На улице лил дождь. Блестели мокрые рельсы. Но платформа, прикрытая навесом, оставалась сухой.

Прямо на платформе дежурил милицейский газик, на крыше которого тревожно вертелась мигалка.

Вера легла на подоконник, заглянула в милицейскую комнату и сказала Николаше:

— Привет!

Лейтенант, который допрашивал задержанного, знаком попросил Веру обождать. Вид у Николаши был замученный, а у задержанного хулигана, несмотря на синяки, наоборот, довольно бодрый.

— Синяк у вас откуда?

— Это столб об меня ударился! — хулиган оставался невозмутимым.

— А по щеке кто заехал?

— Это семафор меня стукнул!

— Как фамилия семафора? — ехидно поинтересовался лейтенант.

— Я с ним незнаком, ну, клюква буду, — побожился задержанный, — я его бил впервые в жизни!

— Ну вот что, Спиридонов. Я вас в последний раз предупреждаю… — но закончить лейтенанту не удалось. Спиридонов проворно вскочил:

— Николай Иванович, вы же меня знаете… Слово даю! Не повторится!

И Спиридонов внезапно исчез. Как растворился.

— Господи, Веруша, — обратился к ней за сочувствием лейтенант; Вера и Платон уже вошли в помещение, — до чего я устал… этот вокзальный кошмар… Пьянчуги… отребье всякое… Хоть бы меня учиться послали!… У тебя что, Веруша? Опять этот, — он указал на Платона, — еще чего-то натворил?