Вокзал для двоих (киноповесть) - Брагинский Эмиль Вениаминович - Страница 15

— Что за глупости?! — фальшиво сказала Вера.

— Где мне, беспризорной, голову приклонить? — притворно страдала Юля. — Пойду-ка я прикорну в комнате матери и ребенка… — И многозначительно добавила: — До утра! Ох, сирота я несчастная!

— Вы самая чуткая на свете сирота! — воскликнул Платон. — Огромное вам спасибо, Юленька!

Уже в дверях Юля вспомнила:

— Да, мне тут один субчик пластинки предложил. Наши выпустили Челентано и Джо Дассена. Три рубля сверху за каждую.

— У меня проигрывателя нету, ты же знаешь! — развела руками Вера.

Юля с многозначительным видом прикрыла за собой дверь. Платон и Вера остались вдвоем.

— Никуда я не опоздала! — сразу призналась Вера, опустив глаза в пол. — Просто не хотела оставлять вас с ней вдвоем. Она нахальная!

Платон во все глаза смотрел на Веру и почему-то молчал.

— Что же вы ко мне не пристаете? — перешла в атаку Вера. — Я же сама навязываюсь. Что вы молчите? Будете потом вспоминать, как застряли на промежуточной станции и подвернулась там одна официанточка. И завязался с ней романчик! Смешно… в комнате для иностранцев…

Платон все еще молчал.

— Она была, ну, не так чтобы очень… но поскольку дело-то было проездом…

— До этого вы все похоже рассказывали, — наконец-то заговорил Платон, — а тут ошибка! Она была необыкновенная, она была добрая, она была душевная, она была прекрасная, она была черт-те что!

— Господи! — вздохнула Вера. — Мне таких слов никогда не говорили!

Неизвестно, что бы сейчас произошло, вернее, известно, но… неожиданно раздался стук в дверь. Стук как в дверь, так и вообще, как правило, раздается неожиданно.

Платон отступил подальше от Веры и раздосадованно сказал:

— Нигде нет покоя!

На пороге с виноватым видом возникла Юля:

— Ребята, караул! Понимаю, как я не вовремя! Но нелетная погода! Если б вы знали, как я ненавижу нелетную погоду! Сейчас с аэродрома мне доставят их целую стаю. Набегаюсь я тут!…

— Как это все некстати! — вырвалось у Веры.

— Да! — покивала Юля. — Авиация работает возмутительно!

— Что у вас за вокзал? — удивился Платон. — Нигде нельзя остаться вдвоем!

— Ну, мы пошли! — сказала Вера. Они покинули интуристовскую комнату, и тут Вера круто повернулась и вышла на платформу. Платон покорно следовал за ней. Дойдя до конца платформы, они спрыгнули на землю и зашагали вдоль железнодорожного полотна, вдоль бесконечных рельсов, то сбегающихся вместе, то разбегающихся в разные стороны.

— Ведете меня к себе домой? — высказал предположение Платон. — Так, вдоль железной дороги, ближе?

— Вы что? — изумилась Вера. — Туда двенадцать километров!

— Чтобы остаться с вами вдвоем, я пройду и тридцать! — расхрабрился Платон.

— Тогда потопали уж до Грибоедова, чего там!… Вы сами оттуда?

— Да, родился на берегу реки Урал. Мы жили недалеко от парка с красивым названием «Тополя». Тополей почти не осталось, а название прежнее. А потом мать от отца ушла, мне тогда десять лет было…

— К другому ушла?

— Да… И мы в Москву перебрались. Отец у меня — его весь город знает. — Тут в голосе Платона явно зазвучала нежность. — Он — детский доктор. Знаете, таких теперь нету, про таких Чехов писал. Через его стетоскоп прошли практически все. И те, которым под пятьдесят, и их дети, внуки… Ему в городе больше всех верят!

— Теперь я понимаю, в кого вы такой! -насмешливо заметила Вера.

— Я бы очень хотел быть похожим на него!…

Пути делали крутой поворот в сторону. Вера, а вслед за нею и Платон, тоже повернули В сторону. Здесь в тупике отдыхали пассажирские вагоны, много вагонов, с самых разных маршрутов.

— Понял, мы будем искать пустой вагон! — догадался Платон.

— Вы умный, но не совсем. Вагоны все заперты, чтобы шпана не лазила. Мы ищем мою двоюродную сестру, Зину, помните, я говорила, что она проводница?

— Вера, вы мне ужасно нравитесь! — вдруг признался Платон.

Вера оборотилась и внимательно посмотрела в глаза Платона, словно пытаясь понять серьезность его слов…

После Вера и Платон бежали по пустому, неосвещенному коридору вагона и ломились в дверь каждого купе. Все двери подряд были на запоре. Наконец одна из дверей поддалась и отодвинулась.

Вера и Платон влетели в купе, стремительно задвинули дверь и начали целоваться.

Потом Вера перевела дух, отступила на шаг и сказала:

— Все! Хватит!

— Нет, не хватит! Я только вхожу во вкус!

— Это добром не кончится! А я по купе не шляюсь!

— Я знаю.

Вера насторожилась:

— Ты на что намекаешь?

— Ни на что!

— Ты что имеешь в виду? — Вера повысила голос.

— Ничего не имею в виду!

— Нет, ты имеешь в виду, что я бегала в купе к Андрею! Но у нас с ним там ничего не было.

— Я верю!

— Нет, ты не веришь, я по глазам вижу!

— Да тут темно! — взмолился Платон.

— А я тебе повторяю — ничего не было!

— Да верю я тебе, честное слово!

— Ничему ты не веришь, у тебя на уме сейчас одно… И молчи! Ты ведь меня полюбить никогда не сможешь!

— Почему?

— Потому что я — вокзальная официантка, а ты — пианист.

— Не говори глупостей…

— Ты говоришь это, потому что тебе другого сказать нечего.

— Какое имеет значение, у кого какая профессия!

— Ты еще толкни речь про всеобщее равенство!

— Ну, Вера, ну, перестань! — растерянно забормотал Платон. — Иди ко мне!

— Я тебя привела в мягкий вагон, — нежно сказала Вера, — чтобы ты отдохнул. Отдыхай, горемыка.

Вера перешла в соседнее купе и заперлась. Теперь они лежали на соседних койках, но разделенные перегородкой.

— Как ты думаешь, — нарушила молчание Вера, — какой срок тебе могут дать?

— В лучшем случае — три года.

— Я приеду на суд, — вдруг заявила Вера, — и скажу им, что это не ты сделал…

Платон уже понимал, что Вера с ее характером действительно может приехать.

— Тебя никто не послушает!

— А я скажу, что ты мне сам рассказывал!

— А я отрекусь! Кому поверят — тебе или мне?

— Три года — это много.

— Много, — выдохнул Платон.

— Для меня это, впрочем, значения не имеет. Ты здесь больше не покажешься! — с горечью подытожила Вера.