Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Французская демократия - Прудон Пьер Жозеф - Страница 37


37
Изменить размер шрифта:

Какимъ же образомъ осуществить это желанное единство?

Приложеніе принципа взаимности обѣщаетъ намъ единство, обезпеченное отъ всякаго стѣсненія, свободное отъ всякой исключительности, подлога и нетерпимости, обѣщаетъ порядокъ до такой степени удобный, что безъ него немыслима свобода.

Въ самомъ дѣлѣ, что такое взаимность? – Формула справедливости, которая до сихъ поръ пренебрегалась или тщательно скрывалась различными законодательными мѣрами, формула, по которой всѣ члены общества, какого бы ни были они званія и состоянія, будь то сословія или личности, общины или семейства, все равно чѣмъ бы они ни занимались: промыслами, земледѣліемъ или общественною службой – всѣ они обѣщаютъ и обезпечиваютъ другъ друга услугу за услугу, кредитъ за кредитъ, залогъ за залогъ, довѣріе за довѣріе, цѣнность за цѣнность, истину за истину, свободу за свободу…

Вотъ та радикальная формула, которою демократія хочетъ преобразовать теперь право во всѣхъ его отрасляхъ или категоріяхъ: право гражданское, право торговое, право международное; вотъ основаніе экономическаго права Демократіи.

При подобной взаимности, мы будемъ связаны самыми прочными и необременительными узами. Мы будемъ имѣть порядокъ самый совершенный и удобный, какой только можетъ связывать людей. Мы будемъ пользоваться всѣми благами свободы, какія только для насъ доступны. Правда, участіе власти въ этой системѣ будетъ постепенно все уменьшаться; но что за бѣда, если власти нечего будетъ дѣлать? Я признаю далѣе, что и благотворительность окажется въ этомъ строѣ безполезною добродѣтелью; но развѣ мы не будетъ застрахованы отъ эгоизма? Какъ вы обвините въ недостаткѣ какой бы то ни было добродѣтели, частной или общественной, такихъ людей, которые, не давая ничего даромъ, обезпечиваютъ и даютъ другъ другу все: образованіе, трудъ, торговлю, наслѣдство, богатство, безопасность?

Это не то Братство, скажутъ можетъ быть, о которомъ мы мечтали, не то братство, которое предвидѣли древніе реформаторы, возвѣщалъ Христосъ, обѣщала революція. Какая сухость! Какое мѣщанство! Это идеалъ торгашей и маклеровъ; онъ не удовлетворилъ бы даже нашихъ старыхъ буржуа.

Въ первый разъ это возраженіе было сдѣлано мнѣ уже давно. Но оно убѣдило меня только въ томъ, что для большинства нашихъ революціонеровъ требованіе реформы служитъ только предлогомъ агитаціи; но они въ нее не вѣрятъ и не заботятся о ней. Они отступили бы, если имъ доказали бы возможность реформы и пригласили ихъ привести ее въ исполненіе.

Вы, поклонники идеала, вы, считающіе чѣмъ‑то низкимъ и мѣщанскимъ простую пользу, оставляющіе домашнія заботы на долю другихъ, – вы думаете, что избрали, подобно Маріи, благую часть; ошибаетесь, жестоко ошибаетесь: позаботьтесь прежде всего о хозяйствѣ, Oeconomia, а идеалъ придетъ самъ собой.

Какъ! Изъ того, что люди взаимности будутъ имѣть каждый свой уголъ; изъ того, что прекратится безпутная трата силъ и повальная проституція, и всякій, съ рѣдкою въ наше время увѣренностью, въ состояніи будетъ указать на свою жену и своихъ дѣтей; изъ того, что съ воцареніемъ этихъ утилитарныхъ началъ жилище человѣка сдѣлается чище и прекраснѣе Божьяго храма; изъ того, что государственная служба, приведенная къ своему простѣйшему выраженію, перестанетъ быть предметомъ честолюбія, точно такъ же, какъ не будетъ и самопожертвованіемъ: изъ всего этого вы составляете обвинительный актъ противъ нашихъ гражданъ и обличаете ихъ въ грубости и эгоизмѣ! Вы утверждаете, что въ этомъ обществѣ нѣтъ ничего высокаго, ничего братскаго!.. Да, мы давно знаемъ чего вамъ нужно, и вотъ вы окончательно сбрасываете маску. Вашей общинѣ, которую вы величаете рабочей и демократической, нужна власть, старшинство, развратъ, аристократія, шарлатанство, рабство, подчиненіе человѣка человѣку, рабочаго художнику, и, въ заключеніе всего, свободная любовь. Позоръ!..[16]

ГЛАВА ХV.

Возраженіе противъ политики взаимности. Отвѣтъ. Первая причина упадка государствъ. Отношеніе политическихъ учрежденій къ экономическимъ въ новой Демократіи.

Не станемъ отвлекаться отъ вопроса. Намъ предстоитъ объяснить что такое единство и порядокъ въ демократіи, проповѣдующей взаимность.

Вотъ замѣчаніе, которое безъ сомнѣнія сдѣлаютъ противники наши. – «Оставимъ теоріи и сантиментальности, скажутъ они намъ: во всякомъ государствѣ необходима власть, духъ дисциплины и повиновенія, безъ которыхъ немыслимо существованіе общества. Въ государствѣ должна быть сила, способная побороть всѣ сопротивленія и подчинить всѣ мнѣнія общей волѣ. Толкуйте сколько хотите о сущности, происхожденіи и формахъ этой силы, – вопросъ не въ томъ. Въ дѣйствительности все дѣло заключается только въ томъ, что власть должна имѣть въ рукахъ силу. Никакая человѣческая воля не должна управлять другой человѣческой волей, говоритъ де–Бональдъ, и онъ приходитъ къ заключенію о необходимости высшаго учрежденія, права божественнаго. Ж. — Ж. Руссо думаетъ напротивъ, что общественная власть есть нѣчто собирательное, слагающееся изъ тѣхъ частицъ свободы и имущества гражданъ, отъ которыхъ послѣдніе отказываются въ видахъ общаго блага, – это демократическое революціонное право. Выбирайте любую систему, и вы все таки неизбѣжно придете къ заключенію, что душу политическаго общества составляетъ власть, освящаемая силой.

«Такимъ образомъ возникали во всѣ времена государства; такимъ–же образомъ они и управляются, и живутъ. Неужели же массы по своей волѣ такъ тѣсно соединялись между собой и образовали, подъ рукой вождя, тѣ могучія политическія тѣла, къ которымъ такъ мало прибавляетъ работа революцій? Нѣтъ, эти тѣла появляются и разростаются вслѣдствіе необходимости, на помощь которой является сила. Неужели опять массы по своей же волѣ, вслѣдствіе какого‑то таинственнаго и необъяснимаго убѣжденія, позволяютъ вести себя, какъ стадо, и покоряются чужой мысли, которая паритъ надъ ними и остается загадкою для каждаго? Нѣтъ, опять таки нѣтъ, – эта способность централизаціи, которой поддается даже не хотя весь міръ, есть также результатъ необходимости, на сторонѣ которой стоитъ сила. Нелѣпо возставать противъ этихъ великихъ законовъ, какъ будто возможно, въ самомъ дѣлѣ, измѣнить ихъ и создать себѣ новую жизнь, на новыхъ началахъ.

«Чего же хочетъ теорія взаимности, и какіе выводы дастъ это ученіе съ точки зрѣнія правительства? Теорія эта хочетъ основать такой порядокъ вещей, въ которомъ возможно было бы самое широкое приложеніе принципа верховной власти народа, человѣка и гражданина, порядокъ, въ которомъ каждый членъ общества, сохраняя свою независимость и полную свободу дѣйствій, управлялся бы самъ собой, между тѣмъ какъ высшая власть занималась бы единственно только общими дѣлами; слѣдовательно такой порядокъ, въ которомъ были бы общія цѣли, а не было бы централизаціи. При такомъ строѣ, каждая изъ частей общества, признанная самодержавною, имѣетъ право, по своему усмотрѣнію, выдти изъ союза и нарушить договоръ ad libitum. До подобнаго вывода неизбѣжно должна дойти федерація, если она только останется вѣрна своему принципу. Вотъ логическое слѣдствіе федеративнаго принципа, слѣдствіе неизбѣжное, которое федерація должна признать или обратиться въ иллюзію, вздоръ и ложь.

Очевидно, что такая правоспособность отложенія т. е. сепаратизмъ, который въ принципѣ принадлежитъ каждому изъ союзныхъ государствъ, заключаетъ въ себѣ противорѣчіе; сепаратизмъ никогда не осуществлялся и на практикѣ постоянно отрицается всѣми федераціями. Извѣстно, что древнюю Грецію едва не погубила ея федеральная свобода. Только одни афиняне и спартанцы дали отпоръ персидскому царю, – остальные отказались идти. Персы побѣждены, и въ Греціи вспыхиваетъ междоусобіе, уничтожающее эту нелѣпую конституцію. Вся слава и выгода достается на долю Македоніи. Въ 1846 г., когда Швейцарскому союзу предстояло распасться вслѣдствіе отдѣленія католическихъ кантоновъ (Sunderbund), большинство не задумалось образумить отложившихся силою оружія. Оно действовало при этомъ, не смотря на всѣ свои увѣренія, вовсе не во имя федеральнаго права, которое было положительно противъ него. Какимъ же образомъ тринадцать самодержавныхъ протестантскихъ кантоновъ могли бы доказать одинадцати такимъ–же самодержавнымъ католическимъ кантонамъ свое право принудить ихъ, въ силу договора, къ союзу, котораго тѣ не хотѣли? Понятіе федераціи не совмѣстно съ подобными требованіями. Гельветическое большинство дѣйствовало въ силу права національнаго самосохраненія. Оно видѣло, что Швейцарія, по своему положенію между двумя великими державами, не могла, безъ крайней для себя опасности, допустить образованія новаго, болѣе или менѣе враждебнаго союза; и уступая необходимости, поддерживая свое право доводами силы, оно провозглашаетъ начало единства во имя будто бы федераціи. – Въ настоящую минуту, когда я пишу, сѣверные штаты Америки хотятъ точно также силою удержать въ союзѣ южные штаты и обзываютъ ихъ измѣнниками и бунтовщиками, какъ будто союзъ есть ни болѣе ни менѣе какъ монархія, а Линкольнъ императоръ; и здѣсь не приложимо даже то оправданіе, какого могутъ для себя требовать швейцарскіе либералы1846 г., потому что американской свободѣ ничто не угрожаетъ.