Французская демократия - Прудон Пьер Жозеф - Страница 18

По мнѣнію защитниковъ личной свободы, человѣческая природа есть высшее выраженіе, чтобы не сказать – воплощеніе всемірной справедливости; поэтому право человѣка и гражданина непосредственно вытекаетъ изъ достоинства его природы, какъ позже благосостояніе его прямо вытекаетъ изъ его личнаго труда и хорошаго употребленія своихъ способностей; умственное же развитіе его – изъ свободнаго упражненія своихъ дарованій и качествъ. Слѣдовательно, государство есть ничто иное, какъ результатъ свободнаго союза людей равныхъ, независимыхъ и правосудныхъ; оно представляетъ такимъ образомъ только сгруппированныя вольности и интересы; всякое разногласіе между властью и тѣмъ или другимъ гражданиномъ есть въ сущности гражданская распря. И такъ, въ обществѣ нѣтъ другой прерогативы кромѣ свободы, иной верховной власти, кромѣ права. Авторитетъ и милосердіе отжили свой вѣкъ, говорятъ они; вмѣсто ихъ намъ нужна теперь справедливость.

Исходя изъ этихъ началъ, діаметрально противоположныхъ основаніямъ люксанбурской школы, они хотятъ порядка, основаннаго на самомъ широкомъ развитіи принципа взаимности. Услуга за услугу, говорятъ они, прибыль за прибыль, ссуда за ссуду, обезпеченіе за обезпеченіе, кредитъ за кредитъ, порука за поруку, гарантія за гарантію: таковъ законъ. Это древнее возмездіе: око за око; зубъ за зубъ, жизнь за жизнь, перенесенное изъ уголовнаго права и жестокаго обычая вендетты въ область экономическаго права, въ отношенія труда и свободнаго братства. Отсюда вытекаютъ всѣ учрежденія, основанныя на взаимности: взаимныя страхованія, взаимный кредитъ, взаимное вспоможеніе, взаимное обученіе; обоюдныя гарантіи сбыта, обмѣна, труда, доброкачественности, вѣрной оцѣнки товаровъ и проч. Вотъ къ чему стремится система взаимности, желая съ помощію извѣстныхъ учрежденій возвести свое начало въ государственный принципъ, законъ, скажу больше – въ государственную религію, тѣмъ болѣе, что путь къ этому для гражданъ также легокъ, какъ и выгоденъ; что онъ, не требуетъ ни полиціи, ни наказаній, ни гнета и ни въ какомъ случаѣ не можетъ никого обмануть или раззорить.

Здѣсь рабочій перестаетъ быть рабомъ государства, поглащаемымъ коммунистическимъ океаномъ; онъ человѣкъ свободный, настоящій властелинъ, дѣйствующій по собственной иниціативѣ и подъ своей личной отвѣтственностью: онъ увѣренъ, что получитъ за свои произведенія и услуги настоящую цѣну, достаточно вознаграждающую его, и встрѣтитъ въ своихъ согражданахъ относительно всѣхъ предметовъ своего потребленія полную справедливость и гарантіи. Точно также государство, правительство, перестаетъ быть властелиномъ; власть здѣсь не противорѣчитъ свободѣ; она служитъ здѣсь къ опредѣленію свободы, только съ другой точки зрѣнія: власть, правительство, государство и проч. являются здѣсь формулами, заимствованными изъ стариннаго языка для обозначенія въ извѣстныхъ случаяхъ суммы, единства, тождественности и солидарности частныхъ интересовъ.

Слѣдовательно, здѣсь уже немыслимы вопросы, какъ въ буржуазной системѣ или системѣ люксанбурской – должны ли государство, правительство или община господствовать надъ личностью или быть подчинены ей; долженъ ли правитель стоять выше гражданина или гражданинъ выше правителя; угнетаетъ ли власть свободу или служитъ ей: всѣ эти вопросы – чистѣйшая безсмыслица. Правительство, власть, государство, община и корпораціи, классы, товарищества, города, семейства, граждане, – словомъ, группы и индивидуумы, нравственныя и реальныя личности, – всѣ равны передъ закономъ, и только одинъ законъ властвуетъ, судитъ и управляетъ: Des potês ho nomos.

Взаимность предполагаетъ раздѣлъ земли, разъграниченіе собственностей, независимость труда, отдѣленіе другъ отъ друга различныхъ видовъ промышленности, спеціализацію отправленій, личную и коллективную отвѣтственность, смотря потому, каковъ трудъ, личный ли, или коллективный; она предполагаетъ приведеніе общихъ расходовъ къ minimum'y, истребленіе дармоѣдства, уничтоженіе нищеты. Община, іерархія, нераздѣльность, централизація предполагаютъ напротивъ умноженіе вѣдомствъ и органовъ власти, подчиненіе частной воли, потерю силъ, развитіе непроизводительныхъ занятій, безконечное увеличеніе общихъ расходовъ, слѣдовательно, развитіе тунеядства и нищеты.

ГЛАВА V.

Идея взаимности влечетъ за собою громадныя послѣдствія: она ведетъ между прочимъ къ общественному единству человѣчества. Эта мечта принадлежитъ еврейскому мессіанизму: но ни одна изъ четырехъ великихъ монархій, обѣщанныхъ Даніиломъ, не выполнила эту программу. Вездѣ слабость государства обусловливалась обширностью его предѣловъ: конецъ римскаго завоеванія былъ началомъ разложенія. Подѣливъ между собою пурпурныя мантіи, императоры сами проложили путь возстановленію національностей. Папы потерпѣли такую же неудачу, какъ Александръ и Цезари: католицизмъ не распространился и на половину населенія земнаго шара. Но логика идеи взаимности стремится совершить то, что было не по силамъ ни могуществу великихъ имперій, ни рвенію религіи; эта логика дѣйствуетъ снизу вверхъ; она начинаетъ съ порабощенныхъ классовъ и вторгается въ общество съ противуположной стороны, и потому должна восторжествовать.

Всякое общество образуется, преобразуется и измѣняется съ помощью идеи. Такъ было въ древности и такъ происходитъ въ наше время. Идея отеческой власти легла въ основаніе древнихъ аристократій и монархій: на ней построены патріархатъ или восточный деспотизмъ, римскій патріархатъ и новѣйшій; пиѳагорейское братство легло въ основаніе республикъ Критской, Спартанской и Кротонской. Преторьянское самовластіе, папская теократія, средневѣковой феодализмъ, буржуазный конституціонализмъ – всѣ эти явленія знакомы намъ по опыту. За одно съ ними мы можемъ назвать страстное притяженіе Фурье, двуполое жречество Анфантена, эпикурейскій идеализмъ нашихъ романтиковъ, контовскій позитивизмъ, мальтузіанскую анархію и отрицательную свободу экономистовъ. Всѣ эти идеи стремятся къ господству: ихъ притязаніе на преобладаніе не подлежитъ никакому сомнѣнію.

Но чтобы основать это новое и несокрушимое единство, необходимъ полезный, общечеловѣческій, абсолютный принципъ, который стоялъ бы выше всякаго общественнаго строя и безъ котораго самое существованіе этого строя было бы совершенно невозможно. Мы находимъ этотъ принципъ въ идеѣ взаимности, которая сама есть ничто иное какъ идея взаимно–обязующей справедливости, прилагаемой ко всѣмъ человѣческимъ отношеніямъ и ко всѣмъ обстоятельствамъ жизни.

Весьма замѣчательно, что до сихъ поръ справедливость оставалась чужда или равнодушна ко множеству такихъ вопросовъ, которые требуютъ ея вмѣшательства. Религія, политика, даже самая метафизика отодвинули ее на второй и на третій планъ. Всѣ націи выбирали себѣ въ покровительствующія божества или могущество, или богатство, или любовь, или храбрость, или краснорѣчіе, или поэзію, или красоту; но никому и въ голову не приходило, что Право есть самое великое и сильное божество, стоящее даже выше самого Рока. У древнихъ справедливость была только дочерью Юпитера или, пожалуй, супругой его, но супругой отвергнутой.

Въ первое время существованія обществъ это было совершенно естественно. Руководствуясь воображеніемъ и чувствительностью, человѣкъ сознаетъ прежде всего тѣ предметы, которые непосредственно касаются его; идеи рождаются въ немъ гораздо позднѣе, и изъ нихъ прежде всего возникаютъ идеи самыя конкретныя, самыя личныя, самыя сложныя, тогда какъ самыя общія и простыя идеи, которыя вмѣстѣ съ тѣмъ всегда самыя отвлеченныя, начинаютъ пробиваться гораздо позднѣе. Ребенокъ прежде всего любитъ и уважаетъ отца и мать; потомъ онъ возвышается до идеи патріарха, князя, первосвященника, короля или царя; отъ этихъ личностей онъ мало по малу отвлекаетъ идею власти; но чтобы возвыситься до сознанія, что общество, та великая семья, къ которой онъ принадлежитъ, есть воплощеніе Права – на это ему нужно 30 вѣковъ.