Орион и завоеватель - Бова Бен - Страница 26

Впереди горели огни, тысячи огней. Казалось, что на темную равнину опустилась стая светлячков. Только эти огни горели ровно и не перепархивали в ночи. Возле каждого костра находились пять или десять воинов.

"Перед нами не менее пятидесяти тысяч", – наскоро прикинул я.

Поодаль светилась другая стайка огней. Я прикоснулся к плечу Александра.

– Город, – шепнул он. – Херонея.

Припав к земле, чтобы пробраться незаметно мимо вражеских часовых, мы словно жуки поползли во тьме. На это ушло немало времени; иногда мы буквально по дюйму продвигались вперед, то и дело замирали, чтобы отыскать взглядом часовых и проверить, не смотрят ли они в нашу сторону. И вновь проползали еще несколько футов по пыльной и жесткой земле.

Наконец мы углубились в лагерь врага и смогли подняться на ноги, прячась за крупными каменными глыбами.

Александр ухмылялся:

– В эту игру я играл в детстве с Птолемеем и Гарпалом.

Я подумал, что царевич и по сю пору во многом остался мальчишкой.

По лагерю мы могли передвигаться спокойно. Здесь собрались посланцы многих городов и племен, и, хотя все старались держаться среди своих, многие тем не менее расхаживали по стану, разговаривали с друзьями или незнакомцами или просто гуляли, углубившись в раздумья, не в силах уснуть в ночь перед боем.

Александр мог различать собеседников по акценту. Он переговорил с несколькими воинами – негромко и немногословно, – аттический диалект в его устах довольно хорошо скрывал звуки, свойственные македонской речи.

Наконец мы оказались среди афинян. Не менее шести воинов в панцирях охраняли весьма просторный шатер, изнутри освещенный свечами.

– Здесь, должно быть, их полководцы обсуждают свои планы на завтра, – сказал я Александру, стоявшему возле меня в тени небольшого шатра.

– Жаль, что нельзя подслушать.

Однако даже безрассудный Александр видел, что это невозможно. Шатер высился посреди просторной площадки футов пятьдесят на пятьдесят, освещенной с четырех сторон кострами. Охрана легко заметила бы всякого, рискнувшего приблизиться к шатру.

Тут мы увидели у входа в шатер знакомую сутулую фигуру: худощавый лысеющий человечек теребил пальцами густую бороду.

– Демосфен! – прошипел Александр.

– Их полководцы не хотят сегодня слушать его речи, – проговорил я.

Мы проводили Демосфена до его собственной палатки. Он шел опустив голову и не спешил, как подобает человеку, погруженному в раздумья. И едва афинянин вошел внутрь, Александр шагнул следом за ним.

Я попытался остановить царевича:

– Это безумие! Стоит ему крикнуть, и ты в плену.

Он отстранил меня.

– Демосфен не станет вопить, пока мой меч упирается ему в горло.

Я не мог силой остановить безрассудного юнца и поэтому последовал за ним.

Возле шатра Демосфена охраны не было, и мы ворвались внутрь, выхватывая мечи.

Он с удивлением смотрел на нас. В небольшом шатре можно было разместить лишь лежанку, столик и табурет – ничего более. Демосфен уже сидел за столом. Возле него стоял темнокожий человек в цветастом одеянии, голову которого окутывал белый тюрбан.

– Перс! – бросил Александр.

– Кто ты? – требовательно спросил Демосфен.

– Я – Александр, царевич Македонский.

Одним взглядом я окинул шатер. На столе стоял лишь кувшин с вином и две чаши. На деревянных козлах в углу висел панцирь гоплита. К нему был прислонен большой круглый щит, вокруг синего поля которого на белом ободке был выведен девиз: "С удачей". Позади панциря четыре скрещенных копья упирались в темный полог шатра… сундук возле лежанки, на нем – меч в ножнах, и более ничего.

– Я не персиянин, – отвечал смуглокожий человек на аттическом диалекте со странным акцентом. – Я из Индустана.

– Из Индустана? – Александр уже почти забыл про Демосфена. – А где это?

– Далеко отсюда. – Человек в тюрбане снисходительно улыбнулся. – Моя земля лежит по ту сторону Персидского царства. – Огромные влажные глаза и кожа, словно умащенная маслом, казалось, поблескивали в тусклом свете лампы.

– Молодой Александр, – проговорил Демосфен, голос его чуть дрогнул.

Александр немедленно вспомнил, почему оказался здесь. Направив свой меч к горлу Демосфена, он приблизился к афинянину.

– Так вот каков человек, называющий моего отца лукавым псом и злобным зверем.

– С-с-стоит мне закричать, и ты м-м-мертв, царевич, – заикаясь, выдавил Демосфен.

– Это будет последний звук, который ты издашь в своей жизни, – проговорил Александр.

– Подожди, – отрезал я и, повернувшись к индусу, спросил: – Кто ты? И почему здесь оказался?

– Я служу Царю Царей, – ответил тот нараспев. – Я доставил золото и указания этому афинянину.

– Он привез золото и указания от Царя Царей, – пробормотал Александр. – И это человеку, который превозносит преимущество демократии, а на деле служит великому царю персов, тирану, угнетающему греческие города Ионии.

Демосфен распрямился в полный рост, и оказалось, что он чуточку выше Александра.

– Я служу только демократии Афин.

– Этот человек утверждает иное.

С кривой улыбкой Демосфен отвечал:

– То Царь Царей с-с-служит мне, Александр. Его з-з-золото позволяет мне воевать с твоим отцом.

– Политика. – Александр плюнул.

– Что ты понимаешь в политике, царевич? – отвечал раздраженный Демосфен, заикание которого вдруг словно унес порыв жаркого гнева. – Ты играешь в войну и думаешь, что силе покорно все. Но что ты знаешь о том, как править людьми?.. О том, как заставить свободных людей последовать за тобой?

– Я буду править, когда умрет мой отец, – отвечал Александр. – И тогда покорю целый мир.

– Понятное желание. Ты рожден правителем рабов и будешь таким же тираном, как твой отец. Вы проводите свою жизнь среди роскоши и удовольствий…

– Роскоши и удовольствий? – Царевич чуть не поперхнулся. – Да я воспитан как спартанский илот! Я могу пробежать двадцать миль и целую неделю жить на кореньях и травах. Тело мое крепко, куда до меня такому хлюпику и слизняку, как ты!

– Но ты живешь, зная, что однажды станешь царем. Ты никогда в этом не сомневался. Тебе никогда не приходилось думать, где добыть на завтра еды и будет ли у тебя крыша над головой.

– Я провел больше ночей под открытым небом, чем под крышей…

– Ну и что с того? – возразил Демосфен. – Я был рожден в бедности и всю свою жизнь обеспечивал себя только собственным умом. Я работал всегда… с самого детства. И никто не обещал мне места за столом. Мне пришлось бороться, чтобы сделаться тем, кем я стал. Я ведь не царевич и не могу быть уверен в своем будущем. Мне пришлось добиваться положения, которого я наконец достиг. Но я всегда могу лишиться его, даже сегодня, в этот самый момент. Мне никто ничего не гарантирует, у меня нет и не было влиятельного отца, у меня нет богатства, которое может избавить меня от голода и холода.

– Клянусь всеми богами, – едва ли не прошептал Александр. – Ты завидуешь мне!

– Завидую? Я? Никогда! Никогда!

Я приглядывал за индусом, но тот не был вооружен и не пытался приблизиться к мечу, находившемуся на сундуке позади него. Более того, он прислушивался к разговору с видимым интересом.

– Нет, ты завидуешь моему положению, – настаивал Александр. – И жалеешь о том, что я родился царевичем, а не ты.

– Никогда! – повторил Демосфен голосом, полным яда, и я подумал, что Александр задел больное место. – Я против всех царевичей и царей, против тиранов, которые правят людьми. Я хочу демократии, при которой люди сами распоряжаются собой.

– При которой людей всегда сбивают с толку подобные тебе демагоги, – сказал Александр. – Тебе нужны идиоты, покоряющиеся твоей напыщенной риторике. Тебе нужны другие рабы: ничтожные последователи твоего слова.

– И тебе нужны самые обычные рабы.

– Ты не прав. Престол в Македонии передается не по наследству, афинянин. Царя избирают.

– Но, как говорят, выбирает его только войско.