Орион - Бова Бен - Страница 47

Старейшины настаивали на том, чтобы немедленно совершить ритуал крови, дабы возблагодарить богов за столь неслыханную удачу. Само предложение ни у кого не вызвало возражений. Но они хотели, чтобы и я принял участие в празднике как представитель богов, чему Дал решительно воспротивился.

– Орион сам сказал нам, что он человек, а не дух, – возразил он.

– Но у нас никогда не бывало столь удачной охоты, до того как он не присоединился к нам, – стояли на своем старейшины. – Что бы он ни говорил из скромности или мудрости, его присутствие принесло нам неслыханную удачу.

Я не вмешивался в спор, понимая, что лучше им самим принять решение.

– Орион помог мне убить кабана, – напомнила Ава. – Я связана с ним кровью. Он должен принять участие в церемонии.

В племени несомненно наличествовали зачатки демократии, и его вождь не обладал абсолютной властью. Но как часто бывает даже в демократическом обществе, меньшинству и на этот раз удалось навязать свою волю большинству. Упрямство Дала подкрепляли ревность и подозрительность. У старейшин и Авы не было столь серьезных оснований отстаивать свое мнение. Дал выиграл.

Я остался один в темноте леса, в стороне от праздничного костра. Настроение у меня было отвратительным. В течение нескольких часов я издалека наблюдал за варварским танцем, не уставая повторять про себя, что мне нечего делать на празднике дикарей, что я должен быть счастлив уже от сознания того, что не принадлежу к их обществу и нахожусь сейчас вдалеке от них. Постепенно крики танцоров стихли, пламя костра стало угасать, и я смог опустить голову на груду сосновых иголок и закрыть глаза. Никогда прежде я не чувствовал себя таким одиноким. Ко всему прочему у меня очень болела голова.

В этот момент я уловил еле слышный звук ее шагов. Я ощущал запах крови и пота, покрывавших ее нагое тело, но не мог видеть ее лица.

– Ты не смог прийти на праздник, – прошептала она голосом, все еще дрожавшим от возбуждения, – поэтому я сама пришла к тебе.

Голова у меня пошла кругом. Мне были омерзительны ее животная похоть и первобытная жажда крови. Сама мысль оказаться сейчас в ее объятиях вызывала у меня непреодолимое отвращение, и, наконец, я знал, что Дал никогда не простит мне близости с его женщиной. Но вопреки всем доводам рассудка, совершенно неожиданно для себя, я преобразился в дикое и ненасытное существо, такое же, каким была она…

По крайней мере какое-то время я больше не чувствовал себя таким одиноким.

26

На следующее утро мы возобновили поход на север, сгибаясь под тяжестью добытых накануне трофеев. Мы шли, окруженные тучами мух, привлеченных запахом гниющего мяса. Впрочем, кроме меня, кажется, никто не возражал против подобного эскорта.

Ава шагала во главе маленькой колонны рядом со своим мужем. Если Дал и догадывался о том, что произошло минувшей ночью, то виду он не подавал. Так же, как и сама Ава. Когда я проснулся рано утром, ее уже не было рядом со мной. Надо полагать, она вернулась на свое привычное место, на ложе Дала. В течение всего утра она даже не взглянула в мою сторону. Праздник кончился, и снова начались будни, в которых не было места для наших чувств.

Через пару дней мы вышли из леса и начали подниматься по склону холма, ярко освещенного солнцем. Картина была и впрямь на редкость привлекательна. Наши ноги утопали в шелковистой траве, усыпанной яркими цветами. Дорогу пересекали чистые, прохладные ручьи, бравшие начало в далеких, покрытых снегом горах. Казалось, даже сами люди внезапно преобразились. Они шагали, обмениваясь веселыми шутками, и уже ничем не напоминали тех жестоких и свирепых дикарей, какими запомнились мне в день кровопролитной охоты.

Уже несколько дней меня не оставляло неприятное ощущение, что все мы находимся под чьим-то неусыпным наблюдением. По этой причине я постоянно находился в арьергарде, чтобы иметь возможность выследить таинственного преследователя. Но все мои усилия оказались тщетными – я так и не обнаружил его. Местность до самого горизонта казалась совершенно безлюдной. Но гнетущее чувство не исчезало.

На третьи сутки непрерывного подъема Ава неожиданно подошла ко мне.

– Скоро мы будем в нашей долине, – сообщила она, счастливо улыбаясь.

– Нашей? – переспросил я.

Она кивнула.

Вид у нее и в самом деле был весьма счастливый, словно у путника, вернувшегося наконец домой после многолетних скитаний.

– Долина и правда замечательное место, – продолжала она с энтузиазмом. – Чистая вода, масса дичи, злаков и плодов. Каждое лето здесь живут несколько племен. И все мы счастливы в нашей долине.

В справедливости ее слов я смог убедиться неделю спустя, когда мы достигли цели своего путешествия.

Это был настоящий рай.

Мы стояли на берегу тихой реки, любуясь пейзажем, открывавшимся перед нашими глазами. Водный поток, низвергавшийся в долину несколькими небольшими водопадами, достигнув ее, замедлял свой бег, петляя от одного края к другому, пока не исчезал среди живописного нагромождения скал в низовьях. Эти утесы, собственно, и образовывали естественное основание большого вулкана, две покрытые снегом вершины которого замыкали долину с севера. Над одной из них подымалась к ослепительно голубому небу легкая струйка дыма.

Нетрудно понять, почему люди чувствовали себя здесь такими счастливыми. Долина была зеленой и солнечной. Ее каньонообразная форма свидетельствовала о том, что своим происхождением она обязана леднику, некогда спустившемуся с древнего вулкана, чьи покрытые снегом вершины сейчас сверкали ослепительным блеском под лучами весеннего солнца. Труднодоступность долины и удачное расположение превращали ее в естественную крепость, способную устоять против натиска неприятеля. Единственный проход в долину находился со стороны ее устья, где склон горы прорезала гигантская трещина, игравшая роль своеобразных ворот, которые вели в благодатный уголок земли. Глубина каньона, по моей оценке, составляла по меньшей мере несколько сот футов при ширине от одной до полутора миль.

Мы были первыми, кто добрался до долины в этом году. Люди, довольные окончанием трудного пути, с энтузиазмом принялись за устройство лагеря. К наступлению ночи они соорудили несколько примитивных хижин, точнее, землянок, но для соплеменников Дала они, надо думать, казались настоящими дворцами. День завершился общей трапезой, на приготовление которой пошли остатки мяса, добытого еще в лесу.

Эту ночь омрачило печальное событие. Умер подросток, поранивший себе ногу во время недавней охоты. Рана была не слишком серьезной, но, очевидно, во время перехода в нее попала какая-то инфекция, и к тому времени, когда племя добралось до долины, мальчик едва мог идти. К вечеру, несмотря на усилия Авы, у него началась сильнейшая лихорадка, а уже под утро душераздирающий крик его матери, просидевшей всю ночь у ложа сына, известил нас о том, что все кончено. Мальчика похоронили около полудня. Ава совершила погребальную церемонию. Прежде чем опустить тело в могилу, туда аккуратно сложили все личные вещи, которые подросток успел накопить к своим четырнадцати годам, – несколько каменных орудий, пригоршня разноцветных камешков, зимняя одежда. Каждый уронил в могилу цветок, после чего ее засыпали землей. Все время церемонии несчастная мать простояла у могилы сына. Она уже не могла плакать и только наблюдала за ритуальным шествием. Позднее Ава сказала мне, что отец ребенка погиб два года тому назад и у бедной женщины, которую звали Мара, не осталось других детей. Ее возраст не позволял ей надеяться найти себе нового мужа, так что скорее всего ей уже не суждено пережить следующую зиму.

На следующее утро, чтобы хоть немного развеяться, я отправился на экскурсию по долине и обошел ее из конца в конец. Помимо следов ледника, я обнаружил многочисленные признаки недавнего землетрясения. Дно долины изобиловало многочисленными трещинами и уступами, из-за которых поток в ряде мест струился в обратном направлении, от низовья к верховью.