Орион - Бова Бен - Страница 23

– Я едва знал ее… но, да, я любил ее. Десять тысяч миль и почти восемь веков отделяют меня от нее… Да, я любил ее.

– Она была очень похожа на меня?

– Но ты и есть та самая женщина, Агла. Я не знаю, как это могло произойти, но, поверь мне, так оно и есть.

– Значит, ты любишь меня?

– Конечно, я люблю тебя, – отвечал я, не колеблясь ни секунды. – Я всегда любил тебя. Я любил тебя от самого сотворения мира и буду любить, пока он не обратится в прах.

Она подняла ко мне свое лицо, и я поцеловал ее.

– И я люблю тебя, могучий воин. Я любила тебя всю жизнь. Я ждала тебя с той самой поры, когда впервые почувствовала себя взрослой, и наконец нашла тебя. И никогда больше не позволю тебе покинуть меня.

Я еще сильнее прижал ее к себе, чувствуя, как бьются наши сердца…

Однако где-то в глубине моего сознания постоянно билась мысль, что в это самое время Ариман находится на пути в Каракорум, куда и я должен был скоро отправиться, и что он еще недавно жил в этом самом лагере, хотя, по словам Аглы, она никогда и не видела его.

12

В течение трех последних дней я рассказал Субудаю все, что мне было известно о Европе тринадцатого столетия. Не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять – его интерес носил чисто практический характер. Грозный полководец, сумевший в свое время с триумфом провести свою армию от песков Гоби, через весь Китай и далее до границ Киевской Руси, был одержим одной идеей – выполнить завет своего Священного правителя и омыть копыта монгольских коней в водах Последнего моря, которого никто из них, естественно, никогда не видел.

– Но для чего все это? – спросил я его недоуменно. – Вы уже владеете империей, простирающейся от побережья Индийского океана до Каспийского моря. Скоро армии Хулагу покорят для нее Багдад и Иерусалим. Зачем вам идти дальше?

Помимо многих других своих достоинств, Субудай обладал и еще одним: он был достаточно простым и, я бы даже сказал, по-своему честным человеком, и в его словах не было и намека на фальшь, какую я наверняка бы уловил, если бы задал тот же вопрос Цезарю, Наполеону, Гитлеру или любому другому покорителю вселенной. Ответ был прост, под стать внешнему облику простого монгольского воина:

– Многие годы я вел от победы к победе воинов Священного правителя. Я потерял счет странам, которые завоевал для него и его сыновей. Сейчас я уже старый человек, которому осталось не так много лет жизни. Я видел многое, но еще большего не видел. Да, я помог основать огромную империю, но собственного улуса у меня нет. Дети Священного правителя и его внуки наследовали земли, которые я покорил для него. Сейчас я хочу покорить новые страны, где будут править уже мои дети и внуки. Для них я хочу завоевать земли, не уступающие владениям Хулагу, Кубилая и прочих потомков Потрясателя Вселенной.

В его словах не слышалось и намека на горечь, разочарование или тем более гнев. Это была просто констатация сложившейся ситуации, и он не скрывал желания заполучить собственную империю, опираясь на мощь своих армий. Высказаться яснее, наверное, было просто невозможно.

– Почему бы Великому хану Угэдэю в знак признания ваших заслуг просто не выделить вам какой-нибудь домен?

– Возможно, он и поступил бы таким образом, если бы я попросил его об этом. Но я не люблю просить никого, даже Великого хана. Проще завоевать новые земли и присоединить их к уже существующей империи.

Трудно было не восхищаться примитивной логикой этого дикаря.

– Вы хотите сказать, что в этом случае не будет повода для конфликта между вашими детьми и потомками Великого хана?

Субудай снисходительно улыбнулся:

– Никакого конфликта и не может быть. Монголы не враждуют и не воюют друг с другом. Ясса[11] определяет все наши поступки. Мы не собаки, готовые передраться из-за кости.

– Понятно, – пробормотал я, склоняя голову в знак того, что не намеревался оскорбить его.

– Для нас это насущная необходимость – завоевывать новые земли, – продолжал Субудай, пребывавший в достаточно благодушном настроении, чтобы снизойти до объяснения своих взглядов бестолковому чужестранцу. – Это еще одно из проявлений мудрости Великого хана. Под страхом смерти монголам запрещено воевать друг с другом. Предназначение монголов – покорять чужие народы. И до тех пор, пока мы осуществляем завет Священного правителя, наши армии должны идти вперед.

Кажется, я начинал понимать идею Субудая или, правильнее сказать, самого Чингисхана. Недаром он настолько почитается своими воинами, что никто из них не имеет даже права вслух произнести его имени. Говоря современным языком, это была модель динамически развивающегося общества, стабильность которого зависела от постоянного приумножения территории. Именно поэтому Субудай сейчас стремился на запад. Весь восток, вплоть до берегов Тихого океана, уже покорился монголам.

– Кроме того, – продолжал Субудай, словно прочитав мои мысли, – мне всегда было скучно сидеть на одном месте. Мне нравится знакомиться с новыми землями, их людьми и обычаями. Сейчас моя главная цель – увидеть берега Великого океана, о котором ты рассказал мне, и, кто знает, может быть, и земли, лежащие по другую сторону его.

– Но, непобедимый, королевства Европы способны выставить огромные армии, чтобы воспрепятствовать вашему вторжению; тысячи рыцарей и еще больше легко вооруженных воинов.

Субудай рассмеялся:

– Не пытайся запугать меня, Орион. Я не в первый раз поведу на врага свои армии. Я не знаю, известно ли тебе о моих сражениях против войск императора Китая или великого шаха Хорезма Мухамеда?

Наши беседы продолжались без малого трое суток. Скажу откровенно, порой я чувствовал себя не совсем комфортно, рассказывая монгольскому полководцу об устройстве и ресурсах средневековой Европы. Мне оставалось утешать себя теми соображениями, что, насколько я знал, грандиозным замыслам Субудая не суждено было осуществиться: монголы не прошли на запад далее Балкан.

К концу третьего дня я откровенно признался, что полностью исчерпал запас своих сведений, и напомнил ему об обещании отправить меня в столицу Великого хана.

Ариман опережал меня уже на две с половиной недели, и у него были все шансы достигнуть Каракорума прежде, чем я сумею помешать ему. Судя по всему, на Субудая не произвели впечатления мои рассказы об угрозе, нависшей над империей монголов, и он склонялся к мысли предоставить нам с Ариманом самим улаживать наши проблемы.

– Ариман направился в Каракорум с караваном, везущим сокровища для Великого хана, – объяснил Субудай. – Тяжело нагруженные верблюды двигаются медленно. Ты хороший наездник?

До сего времени мне вообще не приходилось ездить верхом, но я не сомневался, что при известном старании сумею освоить это искусство за день или два.

– Я сумею справиться с лошадью, – объявил я.

– Отлично. Я пошлю тебя в Каракорум «ямом», – пообещал Субудай.

В тот день мне впервые довелось услышать это слово. Субудай объяснил мне, что «ям» означает систему застав, где всадник, направляющийся со специальным поручением, может поменять усталых лошадей, отдохнуть и поесть.

Монголы были, конечно, дикими кочевниками, но в своих начинаниях они во многом предвосхитили изобретения западной цивилизации и, главное, умели добиваться своей цели, не стесняя себя условностями современной морали. Утверждают, что безоружная девушка, сопровождавшая повозку, нагруженную золотом, могла проехать через всю армию монголов без угрозы для своей жизни, если имела при себе специальное разрешение Великого хана. Из того, что мне довелось узнать по собственному опыту, можно было сделать вывод: подобные рассказы весьма смахивают на правду…

Когда я вернулся в юрту Аглы и, разбудив ее, сообщил, что завтра отправляюсь в Каракорум, она только сонно кивнула и чуть-чуть отодвинулась в сторону, освобождая мне место рядом с собой.