Отвергнутый дар - Боумен Салли - Страница 22

– Да, говорили, не спорю.

– А ты, видно, им не поверил? Господи, Эдуард, ты, знаешь ли, бываешь чертовски самонадеянным. Генерал-губернатор все ясно тебе разложил, без всяких там «но» и «если», а ты ему не веришь.

– Генерал-губернатор не произвел на меня впечатления, – заметил Эдуард. – Меня заинтересовал младший адъютант.

– Что? Этот алжирец? Но он даже рта не раскрыл. У него, доложу я тебе, был такой вид, словно от страха он сейчас наложит в штаны.

– Именно на это я и обратил внимание, – холодно произнес Эдуард.

Он отвернулся и обвел кафе взглядом. В основном одни мужчины, всего несколько женщин – видимо, секретарши, которых боссы пригласили на рюмочку. Арабов сюда не пускали, кругом были только французы. – Ну, я умываю руки. – Жан-Поль допил аперитив и велел официанту повторить. – Какого черта, Эдуард, хватит нам спорить, надоело. Ты сказал, что хотел, а я не собираюсь передумывать. Не будем к этому возвращаться. Ради Христа, это ведь твой последний вечер в Алжире? Ну расслабься ты хоть немного, а? Давай отдохнем.

Лицо у Эдуарда вдруг просветлело. Он встал. – Гляди, вон Изобел. она нас высматривает. Прости, я сейчас…

Он вышел на террасу. Жан-Поль проводил брата взглядом, увидел, что она его заметила, повернулась, улыбнулась и бросилась в его объятия. Он вздохнул и зажег новую сигарету. Как хорошо им друг с другом, это ясно как день, и Жан-Поль за них радовался. Он не ревновал, да и с чего бы? Его с Изобел помолвка – дело прошлое, теперь он с трудом вспоминал то время, они тогда ошиблись, о чем говорить. А Эдуарду она, судя по всему, подходит, понимает его. С ней он не такой, как с другими, – мягче, нежней, больше похож на того, давнего, Эдуарда. Конечно же, она сумела найти к нему подход, вот и хорошо. А то он уже начинал тревожиться, как бы Эдуард совсем не замкнулся в себе. Что ж, она очень красива, вероятно, скоро у них пойдут дети, и уж тогда Эдуард будет по-настоящему счастлив… Когда они подошли, Жан-Поль поднялся. Изобел смеялась над чем-то, что ей сказал Эдуард. На ней был белый полотняный костюм, зеленые глаза сияли. Она поднялась на цыпочки и расцеловала его в обе щеки.

– Жан-Поль, у тебя не автомобиль – чудовище. А сколько машин! Пришлось припарковаться черт знает где. Потом я заблудилась. Смотрите – у меня для вас по подарку…

И она вручила каждому пакетик, обернутый в папиросную бумагу, перевязанный шнурком и запечатанный воском. Они не спеша их вскрыли под нетерпеливым взглядом Изобел.

– Санзал. Палочки сандалового дерева. Ты, Жан-Поль, про них знаешь. Их нужно поставить в маленькую медную курильницу вроде крохотной чашечки, они будут тлеть. Продавец говорил, вся комната пропитается ароматом. Ох, – откинулась она на спинку стула, – я столько всего хотела купить, какие дивные краски! Толченое индиго – восхитительно синее, словно лазурит. А хна! И, конечно, специи – тмин, куркума – да, еще шафран, горы свежезасушенного шафрана, и… Мужчины переглянулись, Эдуард вздохнул:

– Дорогая, ты была в арабском городе? Изобел развела руками:

– Кто знает? Я и сама не поняла, где была…

– Не ври.

– Ну ладно. Почти что. Правда, в самом начале. На границе между городами, где ничейная земля. – Ее глаза лукаво блеснули. – Там я побродила по рынку, а потом вернулась сюда. А теперь хватит злиться, лучше скажите «спасибо».

– Спасибо, – произнесли они в один голос, и Эдуард улыбнулся.

– Ну, ладно, забудем. Слава богу, ничего не случилось. Мог бы сообразить, что ты обязательно выкинешь что-нибудь в этом духе и нам тебя не остановить… – Он подозвал официанта. – Что будешь пить, дорогая?

– «Перье» со льдом, – небрежно ответила Изобел. Эдуард наградил ее удивленным взглядом.

– И только? Может, стаканчик вина? Или аперитив?

– Нет. милый, честное слово. Очень хочется пить. Минеральная вода будет в самый раз. – Она подумала. – И еще очень хочется есть. Видимо, нагуляла аппетит, пока бродила по рынку. Сандвич? Нет, не хочу. Лучше выпью стакан холодного молока.

– Стакан «Перье» и стакан холодного молока? Эдуард внимательно на нее посмотрел, но она спокойно кивнула:

– Именно. Спасибо, милый.

Официант, принимая заказ, удивленно воздел брови, но ничего не сказал и сразу принес заказанное. Изобел сидела, безмятежно прихлебывая молоко; на ее красивом лице играла загадочная улыбка. Завтра, решила она. Завтра можно будет ему сказать. Как только взлетит самолет. Скорей бы оно наступило, это завтра! Пока Эдуард и Жан-Поль разговаривали, она обвела взглядом кафе. Как все красиво. И все посетители – седоватые бизнесмены и молодые секретарши – все-все тоже такие красивые. Мир прекрасен. Жизнь прекрасна. У нее голова кружилась от счастья. Она посмотрела на Эдуарда – тот как раз подался к Жан-Полю подчеркнуть какую-то свою мысль: густые черные волосы, резко прорисованные черты лица, решительная и точная речь.

Она задалась вопросом, пойдет ли ребенок в Эдуарда, и понадеялась на это: у рыжих младенцев страшненький вид. Нет, рыжего она родит ему после. Но ей хотелось, чтобы этот ребенок, мальчик или девочка, пошел в Эдуарда, который дал ей счастье, настоящее счастье впервые в жизни. Чтобы отвести злой глаз, она скользнула руками под стол и потрогала живот. Жаль, что пока еще рано; жаль, что младенец растет так медленно. Ей хотелось ощутить в себе крохотное тельце, и чтобы живот раздуло, и чтобы Эдуард положил на него руку и почувствовал под пальцами движение их ребенка. Четыре месяца. Ворочаться начинают на пятом месяце, так сказал доктор. У нее тогда вытянулось лицо: «Ничего себе! Еще целых два месяца!» Врач терпеливо улыбнулся: «Сперва происходит много другого. Оно уже происходит, хотя вы и не чувствуете. В два месяца у зародыша просматриваются голова и спинной хребет. В три можно различить конечности и черты лица. А в четыре, мадам де Шавиньи, когда вы почувствуете, как он шевелится, – не исключено, что временами он будет сильно толкаться, – значит, зародыш…» «Только не зародыш!» – хотелось ей крикнуть. Дитя. Мое дитя. Дитя Эдуарда. Наше чудо – ибо таким она его ощущала, как, вероятно, ощущает каждая женщина: чудо, новая жизнь.

Она подняла глаза и тронула Жан-Поля за руку. У столика стоял юноша, глядя на Жан-Поля. Очень красивый, хотя и чуть женственной красотой, на вид лет восемнадцати или девятнадцати, подумала Изобел. Вероятно, южанин – иссиня-черные волосы, оливковая кожа. На нем были расстегнутая у горла нейлоновая рубашка и свежевыглаженные брюки. В руке он держал кожаный ранец с книгами. Скорее всего студент.

– Господин барон… – нерешительно сказал юноша. Жан-Поль поднял голову и, к изумлению Изобел, залился густой краской – от шеи над воротничком до самых корней редеющей шевелюры. Он встал и с несколько наигранной сердечностью протянул руку:

– Франсуа! Как приятно. Вот уж не ожидал. Как поживаешь? Ты куда-то шел? Может, выпьешь с нами?.. Да ты садись, садись.

Эдуард решительно ничего не понимал. Тем временем молодой человек, не дожидаясь повторного приглашения, отодвинул стул и присел. Ранец с книгами он положил на пол. Жан-Поль познакомил их, не вдаваясь в частности:

– Эдуард, мой брат. Изобел, его жена. Эдуард, Изобел, это Франсуа. Не помню, я вам о нем говорил? Студент, приехал в Алжир на несколько месяцев подзаработать. Я помог ему устроиться.

Юноша робко улыбнулся. Жан-Поль подозвал официанта.

– Что тебе заказать, Франсуа? Только кофе? Больше ничего? Прекрасно. Как, тебе тоже ничего, Эдуард? Изобел, бокал «Перье»? Ну, а мне аперитив…

Официант исчез. Наступило неловко? молчание.

– Знакомство с вами для меня большая честь, – сдержанно произнес юноша. Он поклонился Изобел. Поклонился Эдуарду. Изобел взглянула на мужа и увидела, что он сжал челюсти, сердито прищурился и посмотрел через столик на Жан-Поля, но тот спрятал глаза и дрожащей, как подметила Изобел, рукой зажег новую сигарету. Предложил закурить юноше, однако молодой человек вежливо отказался. Он сидел, обводя их лица просительным взглядом. Изобел стало его жалко.