Актриса - Боумен Салли - Страница 46

Он, конечно, знал, что Элен хорошо платили за съемки и что к этому времени ее капитал должен был составить довольно большую сумму, но ему и в голову не приходило, что речь идет о таком богатстве. Он растерянно смотрел на кипу банковских сертификатов.

Ему вспомнилось, как в 1960 году, когда они только что вернулись из Англии, Элен попросила познакомить ее с каким-нибудь маклером. Она получила тридцать тысяч долларов за «Ночную игру» и хотела вложить их в ценные бумаги, но не знала, с чего начать. «Я совершенно не разбираюсь в бизнесе. Мне нужен человек, который дал бы мне несколько хороших советов». Льюис был тронут ее беспомощностью. Она показалась ему такой простодушной, такой по-детски наивной.

«Дорогая, купи себе лучше платье, — сказал он. — Ценные бумаги от тебя никуда не уйдут».

Но она продолжала настаивать, и Льюису не хватило мужества объяснить ей, что с тридцатью тысячами на Уолл-стрит просто нечего делать. Он поддался на уговоры и устроил ей встречу со старинным приятелем своего отца, банкиром Джеймсом Гулдом, третьим из династии знаменитых Гулдов. Провожая ее до двери, он сказал: «Детка, хочу предупредить, Джеймс Гулд очень занятой человек. Не обижайся, если он сможет уделить тебе только десять минут». — «Хорошо, Льюис», — ответила она серьезным и важным тоном, показавшимся ему забавным. Льюис решил дождаться ее и узнать результат. Она вернулась через два часа. Большую часть этого времени она провела в беседе с Гулдом.

Льюис был взбешен. Одно время он даже ревновал ее к Гулду, но потом это само собой прошло. Новые события заставили его забыть и о Гулде, и о финансовых делах. Он догадывался, что они продолжают встречаться, и его это слегка обижало: он предпочел бы, чтобы Элен консультировалась у него, а не у Гулда и у других маклеров. Но сказать ей о своей обиде он не мог, а затем этот вопрос и вовсе перестал его интересовать.

Сейчас, глядя на разложенные перед ним бумаги, он понял, каким он был простаком. С помощью Гулда Элен сумела за короткий срок сколотить такой капитал, какой ему и не снился. Он перебирал отчеты об удачных валютных операциях, о биржевых сделках, о покупке и перепродаже недвижимости и чувствовал, как в нем нарастают гнев и обида.

Открытие, которое он сделал, потрясло его до глубины души. Пожалуй, он расстроился бы меньше, если бы нашел ее любовные письма. Ему казалось чудовищным, что Элен утаила от него такую важную часть своей жизни. Оказывается, она даже вела дела с этой продувной бестией, Нервалем, с которым они встречались как-то в Канне. Судя по документам, он помог Элен приобрести участок земли во Франции. А теперь она писала Гулду, что хочет продать его и купить другой участок, в Алабаме.

Льюис со злостью кинул бумаги обратно в ящик. Потом поставил ящик на место, закрыл секретер и залпом допил виски. Он чувствовал, как в нем волной поднимается ненависть к Элен. Он снова вспомнил Лондон и то, как терпеливо объяснял ей финансовые термины, а она слушала его с внимательной и сосредоточенной улыбкой.

Если бы он знал тогда, зачем ей это надо! На протяжении нескольких лет она упорно и целеустремленно делала деньги, ни словом не обмолвившись ему о своих успехах. А он даже не догадывался, чем она занимается. Господи, какие же еще тайны она от него скрывает! «О, Элен, Элен, Элен!» — повторял он как заклинание. Он огляделся, словно надеясь, что эта комната поможет ему найти разгадку.

Неожиданно раздался звонок. Льюис вздрогнул. Он не сразу понял, что звонит телефон, стоящий на столе у Элен, телефон, который не значился ни в одном справочнике. Некоторое время он тупо смотрел на него, потом подбежал и схватил трубку. Наконец-то он услышит голос ее любовника, голос, который объяснит ему все.

Он с ненавистью взглянул на телефон и резко проговорил:

— Льюис Синклер слушает.

На другом конце провода молчали. Льюис подобрался. «Если этот негодяй бросит трубку, — подумал он, — если он сейчас бросит трубку…» Неожиданно из трубки донесся робкий, запинающийся женский голос:

— Здравствуйте, мистер Синклер. Вы меня не помните? Я — Стефани Сандрелли. Мы с вами встречались в Канне. Я снимаюсь в одном фильме с вашей женой. Она попросила меня позвонить вам, когда я буду в Лос-Анджелесе, и узнать, все ли в порядке. — Женщина тихонько хихикнула. — По-моему, она просто хотела проверить, сильно ли вы по ней соскучились.

Льюис нахмурился. Даже в своем теперешнем состоянии он понимал, что Элен ни за что не обратилась бы к постороннему человеку с такой просьбой.

— Простите, я не расслышал, как ваше имя?

— Стефани. Стефани Сандрелли.

В ту же минуту он ее вспомнил. Ну да, это та девица, которая прогуливалась в парке отеля «Кап д'Антиб». Перед глазами встала копна платиновых волос, пышный бюст и узкое белое платье, подчеркивающее соблазнительные формы… Он колебался не больше секунды. «Два года», — подумал он и произнес уверенным и небрежным тоном, каким привык разговаривать с девушками:

— Очень рад, что вы позвонили, Стефани. Нам непременно нужно увидеться. Надеюсь, вы не откажетесь, если я предложу вам поужинать сегодня вместе?

— Не откажусь, — прошелестел в трубке робкий голосок.

Вот так это все и началось.

Съемки «Беглецов» подошли к концу. Элен вернулась в Нью-Йорк и поселилась в отеле «Плаза Атене».

Номер был тот же, что и всегда, — уютный, прохладный, с окнами, выходящими на Центральный парк. Элен посмотрела на улицу. Город плавился от зноя; листья на деревьях побурели и свернулись; лошади, запряженные в старинный шарабан, потели и переступали ногами в ожидании туристов. Конец июля, жара почти как в Алабаме. Элен облокотилась на подоконник. Где-то вдали завыла сирена.

Она уже привыкла к гостиничным номерам и давно перестала обращать внимание на интерьер. Иногда ей казалось, что она так и будет вести эту кочевую жизнь, что у нее вообще нет дома и даже вилла в Лос-Анджелесе — всего лишь очередное временное пристанище.

Она равнодушно оглядела номер: тяжелые парчовые шторы, живописными складками обрамлявшие окна; белые, вышитые, туго накрахмаленные простыни; сухой воздух, наэлектризованный до такой степени, что от металлических предметов било током; картины, развешанные точно на одинаковом расстоянии друг от друга, — красивые, добротные и безликие, не способные оскорбить ничей вкус.

Она взяла чемодан и принялась методически распаковывать вещи, с привычной аккуратностью раскладывая их в шкафу. Платье от Валентине, туфли от Росетти, костюм от Сен-Лорана — его она собиралась надеть завтра на встречу с Джеймсом Гулдом. «Значит, вы продали дом в Грассе? Так, так… Ну что ж, это нужно обсудить. Предлагаю встретиться у меня в офисе». Тон у Гулда был раздраженный, и Элен поняла, что разговор предстоит не из приятных.

Она вспомнила их первую встречу осенью 1960 года и невольно улыбнулась.

Они с Льюисом жили тогда в «Пьере». В тот день, когда она собиралась навестить Гулда, было очень жарко, почти как сейчас. Провожая ее до двери, Льюис сказал: «Дорогая, хочу тебя предупредить, Джеймс Гулд очень занятой человек. Не обижайся, если он сможет уделить тебе только десять минут». Она улыбнулась и ничего ему не ответила. Она знала, зачем она идет к Гулду. Она готовилась к этой встрече много месяцев, обдумывала каждое слово, каждый вопрос, записывала все, что ей могло понадобиться, а некоторые места даже выучила наизусть. Встреча с Гулдом должна была стать первым шагом на пути в Алабаму, и она не намерена была ограничиваться десятью минутами. Но для того, чтобы беседа прошла так, как она хотела, нужно было заранее просчитать все варианты. Чем она могла заинтересовать такого человека, как Джеймс Гулд III? Что могло заставить его отложить свои дела и выслушать ее — не из милости, не из-за денег (тут ей как раз нечем было похвастаться, весь ее капитал составлял немногим более тридцати тысяч долларов) и даже не ради ее мужа, а ради нее самой?

В первую минуту, войдя в огромный, отделанный дубом кабинет и оказавшись лицом к лицу со знаменитым банкиром, она слегка растерялась. Перед ней стоял высокий красивый мужчина чуть старше пятидесяти лет с лицом римского патриция. Раскованностью и врожденным благородством манер он сразу напомнил ей Льюиса. В то же время в нем было что-то, безусловно роднившее его с мистером Фоксвортом, — то ли ледяная вежливость, с которой он обращался к Элен, то ли недоверие, сквозившее в его тоне. Все это явно не предвещало ничего хорошего. Оставалось надеяться, что мистер Гулд обладал хотя бы чувством юмора. Впрочем, пока на это ничто не указывало.