Актриса - Боумен Салли - Страница 4

Глядя куда-то поверх ее головы, он взял в руку нечто вроде парикмахерских щипцов, одной рукой, обтянутой резиновой перчаткой, он держал эти щипцы, другой ловко обследовал ее лоно.

— Сначала будет немного холодно. Постарайтесь расслабиться, — сказал он, единственные его слова за весь осмотр.

В ответ на просьбу расслабиться Элен мгновенно напряглась. Мистер Фоксворт раздраженно покрутил у «щипцов» какой-то винтик, проверил, хорошо ли закрепилось, и взглянул на медсестру. Потом он положил ноги Элен на подножники. Она закрыла глаза.

Когда она решилась открыть их, мистер Фоксворт уже стягивал перчатки. Он их скомкал, швырнул в корзину. Потом, сдвинув выше ее легкий халатик, осторожно ощупал ее живот и груди, опять глядя куда-то в пространство. Элен всей кожей ощущала его неприязнь и никак не могла понять, в чем причина. В том, что она не замужем? Интересно, почтенных матерей семейства он осматривает с такой же недовольной миной? Услыхав, как медсестра называет ее «мисс Крейг», Элен поняла, что угадала.

Его безмолвная брезгливая неприязнь наполнила ее ужасом. Нужно было надеть обручальное кольцо, разыгрывая из себя замужнюю даму, — лучше так, чем эта непробиваемая броня пренебрежения.

Будто заклейменная, она снова вошла в кабинет. Мистер Фоксворт что-то записывал, кивком пригласив ее сесть. Поставив наконец точку, он вперил в нее строгие глаза и, осторожно подбирая слова (так обычно разговаривают взрослые с детьми), начал:

— Мисс Крейг. Беременность обычно длится сорок недель. Сегодня двадцать второе декабря. У вас, я полагаю, девятнадцать недель. Точнее я сказать не могу, поскольку вы не назвали сроков последней менструации. — Он помолчал. — Обязан вас предупредить: если вы намерены прервать беременность, я ничем не смогу вам помочь. Закон суров. При сроке более двенадцати недель — а у вас более — возможность прерывания исключена… вы меня понимаете, мисс Крейг?

Элен решилась посмотреть ему в глаза. О чем он говорит? Она старалась понять и не могла.

— Прерывания? — переспросила она. — Вы имеете в виду аборт? Но я не собираюсь делать аборт, я хочу иметь ребенка.

Мистер Фоксворт поджал губы. Слово «аборт» он воспринимал очень болезненно. Он слегка отодвинул настольный календарь.

— Конечно, конечно. — «Так я тебе и поверил», — звучало в этом вежливом успокаивающем голосе.

— Вы просто хотели узнать, все ли у вас в порядке. Вам следовало бы прийти раньше. Но не беда, здоровье у вас отменное. Мы с вами можем довольно точно определить день родов, примерно четвертое мая — весенний ребенок. Лучшая пора, то-то радость для каждой мамочки. — При этих словах лицо его невольно прояснилось, но тут же снова стало строгим, будто только сейчас он понял, что его апробированные замечания насчет «радости для каждой мамочки» не всегда уместны. — Приди вы месяца три назад, тогда у вас еще был выбор и вы могли решать, что лучше для вас и вашего ребенка. Ну а теперь… — Лицо его стало очень серьезным. — Мисс Крейг, вы не подумывали о том, чтобы доверить кому-нибудь заботу о будущем ребенке? — спросил он как бы между прочим.

У Элен пересохло во рту; с вежливо отсутствующим видом доктор украдкой разглядывал ее. На ней было суконное пальтишко, недавно купленное. Она поняла, что мистеру Фоксворту ясно одно — пальтишко у нее очень дешевое. И вот из-за этого несчастного пальто он смеет с ней так разговаривать. Из-за пальто и из-за того, что она не замужем. С ненавистью и отвращением посмотрела она на его вежливое лицо и вспомнила мать. Неужели тот докторишко из Монтгомери, который делал ей аборт, так же смотрел на ее маму?

В эту минуту она пообещала себе, в который раз пообещала, но теперь наверняка: с ней больше не случится ничего подобного. Никогда в жизни ей не придется бегать к гинекологу. И чего бы ей это ни стоило, ее ребенку не придется пережить такое детство, как у нее, ее ребенок не будет знать этой болезненной, страшно уязвимой гордости — вечной спутницы нищеты. Элен поднялась со стула.

— Я же сказала вам, что хочу иметь ребенка. И меня совершенно не интересуют приюты, приемные родители и тому подобное.

Элен вскинула голову. Но мистер Фоксворт даже не взглянул на нее, снова погрузившись в свои записи.

Элен смотрела на его склоненную голову с аккуратно зачесанными седыми висками, на серый с жемчужными отливом костюм и думала: «Старикашка злится, что согласился меня принять. Если бы я не назвала имени Энн Нил, когда звонила сюда, а главное — ее титула, он наверняка бы мне отказал».

Однако на этот раз она не угадала. Мистер Фоксворт думал о сроках ее беременности. За долгие годы он привык, что все женщины, ступив на порог его кабинета, тут же начинают лгать, так мило, так натурально; лгут, глядя ему в глаза — как только он просит назвать дни последней менструации. Лгут все: и молодые, и дамы в возрасте, одни улыбаются, другие рыдают. С одной-единственной целью — убедить его, что сроки беременности позволяют им избавиться от нежеланного ребенка, они знают, как строги в этом отношении английские законы. Эти богатые светские дамочки, как правило, очень упрямы, и, когда он спокойно говорит им, что они — увы — ошиблись, они свирепеют. Боже, какой оскорбленный у них бывает вид…

А такого в его практике еще не бывало: пациентка пытается набавить себе сроки. Эта мисс Крейг совсем заморочила ему голову, твердит, что у нее пять месяцев, что забеременела в середине июля. Чепуха какая-то, странная особа. Действительно странная, когда он стал убеждать ее, что такой срок просто невозможен, она не слушала. Заставляла себя не слушать.

Мистер Фоксворт обиженно поджал губы. Он лечит женщин, такая уж у него профессия, однако он далеко не в восторге от женского пола. Удивительные существа, если им что-то не нравится, они с готовностью извращают совершенно очевидные факты, особенно факты своей интимной жизни. Вот и эта мисс Крейг: вбила себе в голову, что отец ребенка тот, кого она таковым считает, а не настоящий.

Что ж, знавал он и такие случаи. Нет, ни один мужчина, даже имеющий законную супругу, не может быть уверен в своем отцовстве; среди его знакомых имелись гордые своими сыновьями и дочерьми отцы, на самом деле не имеющие чести быть таковыми; но что замечательно — женщины ухитрялись совершенно выкинуть из головы сие пикантное обстоятельство; объявив мужа отцом, они искренне в это верили.

М-да, он, кажется, отвлекся, где там эта девица. Однако как у нас сверкают глазки, какой румянец и вид такой независимый. Мистеру Фоксворту это совсем не понравилось; сама почти ребенок, не замужем — ей следовало бы держаться скромнее и вообще чуть не плакать.

В отместку он, оттянув белейший манжет, демонстративно посмотрел на часы. Ага, прикусила губу. Разжав наконец стиснутые руки, она поблагодарила его. Поблагодарила очень любезно, но в голосе ее явно была ирония, вы только подумайте!

Он довольно резко спросил, все ли она поняла, на что она только улыбнулась и вежливо поинтересовалась, сколько с нее за визит. Мистер Фоксворт почувствовал себя очень неуютно. Девица определенно издевалась, вряд ли ей неизвестно, что подобные вещи спрашивать неприлично. Он слегка покраснел и, поспешно встав из-за стола, пробормотал, чтобы она оставила свой адрес у секретаря.

— Извещение на оплату будет выслано незамедлительно, — добавил он с неохотой: деньги он брал немалые и предпочитал избегать этой щекотливой темы. Элен вышла из кабинета. Спустилась по широкой, очень респектабельной лестнице, толкнула тяжелую дверь и, одолев ступеньки высокого крыльца, очутилась на Харли-стрит. В этот момент подкатило такси; высокий средних лет мужчина, осторожно придерживая дверцу, помог выбраться своей спутнице, очень хорошенькой, в меховой шубке, она неловко оперлась на его руку и рассмеялась. У нее был круглый, большой уже живот.

Элен поплотней запахнула свое тонкое пальтишко и подняла воротник, заслоняясь от ветра. Она смотрела, как мужчина и женщина поднимаются по ступенькам, даже ее не заметив… Решительно шагнув к кромке тротуара, она махнула таксисту.