Лапландцы. Охотники за северными оленями - Боси Роберто - Страница 24

Есть стремление объяснить такое поведение народов по отношению к умершим или раненым следующим образом. Жадные волки Арктики наводили ужас на души живых: запах крови привлекал их на огромных расстояниях, по-видимому, они могли чуять чью-то смерть. В таком случае кажущийся жестоким отказ от умирающих может означать не что иное, как защитную меру, никак не отражающую подлинных чувств понесших тяжелую утрату. В любом случае этот обычай не был характерен для большинства лапландцев.

Племя самоедов, как мы узнаем из древних хроник, некогда имело обычай отправлять всех умерших на остров Вайгач, где находилось настоящее кладбище. Они клали тело умершего в деревянный гроб, вырывали мелкую канаву, сверху добавляли земли или снега, а затем приносили в жертву северного оленя, череп которого устанавливали на колу. Постепенно остров превратился в сверхъестественный лес, образованный длинными, извилистыми рогами, возвышающимися над белыми и бесплотными черепами.

Рис. 47. Рисунок на барабане, на котором изображен северный олень, отвозящий умершего в йабми-аимо – «мир за пределами могилы».

У некоторых более северных лапландских кланов был обычай хоронить своих умерших на островках в озере, глубоко зарывая их в землю. Другие по замерзшему озеру отвозили умерших на санях на островок, покрытый снегом. Там они оставляли и тело, и «гроб» (сани, на которых оно перевозилось), не закапывая мертвого в землю. Для похорон специально выбирали северного оленя, который должен был быть послушным, с быстрыми и крепкими ногами. Его рога обматывали белой тканью, служившей в качестве похоронных украшений. Никто не смел останавливать кортеж или препятствовать его прохождению к священному островку, где предки, саиво-олмак, то есть «счастливые люди», проводили ночь, решая судьбу этого последнего прибывшего к ним. Подобные похороны свидетельствовали о том, что здесь снова был тот древний страх перед умершими: оставленный на небольшом участке земли, окруженной водой, умерший был не в силах воссоединиться с живыми в их палатках. Если это была зима, то он еще больше был отрезан от них, ибо, если северного оленя выпрягали из похоронных саней, умершие никогда не могли проделать свой путь через замерзшее озеро к его берегам. Поэтому их родственники могли пребывать в мире: никакое внезапное зло не могло прийти к ним с той стороны.

Народ тундры изобрел множество способов обрыва всех связей со своими умершими. Один из них – обряд в огненном кольце: присутствующие на похоронах, уходя, пересекают его, чтобы дух мертвых не мог их сопровождать. У некоторых других арктических народов этот страх перед умершими принимал еще более преувеличенные формы. В некоторых частях Северо-Восточной Азии существовало строгое табу на оказание помощи любому, кто упал в воду; более того, если тот сможет снова выбраться из воды своими силами, с ним никто не будет разговаривать. С ним обращаются так, как если бы он был мертв. Не считается ли у этих народов смерть своего рода инфекционной болезнью? Почему же тогда человека хоронят прежде, чем он испустил свой последний вздох?

У лапландцев есть множество общих черт в обычаях с их арктическими соседями, но они никогда не прибегают к крайностям такого рода. Лапландец, которого постигла какая-то неудача, всегда может полагаться на руку помощи от своего ближнего, каким бы тяжелым ни было его несчастье, насколько бы его жизнь ни была в опасности.

Некоторые лапландские группы, например сколты, которые живут на пограничной полосе между Финляндией и Россией, почти обожествляют своих умерших, не испытывая перед ними никакого страха. Когда они видят северное полярное сияние, они убеждены, что наблюдают Танец Умерших: духи умерших, покинув свои могилы, улетают в Арктику и там, собираясь в наивысшей точке неба, сплетаются в танце. Это верование имеет разные варианты: некоторые норвежские лапландцы утверждают, что полярное сияние – это морской мираж.

В августе 1945 г. в Тьялмеяуре, в районе Свайпа, Манкер сфотографировал камень странного вида, 2 футов 4 дюймов в высоту. Местная лапландская традиция утверждает, что он символизирует Тьялто-керке. Пятьдесят три года назад идол был удален оттуда и теперь вновь появился на предназначенном ему месте, которое знаменовало собой место древней лагерной стоянки.

Лапландцы никогда полностью не отказывались от представления, что камень, даже маленький, способен к проявлениям, которые могут показать его в ужасающем свете. Скала или камень не нуждаются ни в каких исключительных размерах, чтобы обладать силой, внушавшей лапландцам благоговейный страх. По их утверждению, были камни, которые перемещались древними ледниками не вниз, а вверх или загадочно передвигались с места на место; были метеориты, упавшие с неба, – бесспорный признак какой-то силы, не принадлежащей нашему миру. При случае этим камням в жертву приносился самый лучший олень в стаде, и, когда кровь животного стекала по камню, лапландцы опускались на колени и пылко призывали духов своих предков. Живые жертвовали лучшим своим оленем в надежде на то, что умилостивленные боги избавят их от опасностей, которые таил в себе мир духов.

Длительная, трудная борьба со стихией развила у лапландцев особенно острую чувствительность. До нашего времени сохраняется представление о том, что некоторые камни являются «священными». В основе этого представления, как и многих других, лежит чрезмерное желание мира – мира для себя и для умерших. Погост предложил им этот мир, но только принятие христианства позволило им пребывать в спокойствии в древних сосновых лесах. Так что после долгого блуждания по долинам и болотам, после длительной борьбы за выживание лапландцы получают место своего последнего успокоения в тени небольших церквей, рассеянных по обширным пустыням их дикой земли.

Глава 11

КУЛЬТ МЕДВЕДЯ

Охота на медведя в Лапландии представляла собой особый ритуал, который вызывал величайший интерес у исследователей этого народа. Самые ранние миссионеры, с 1500-го по 1600 г. добираясь до безграничных северных лесов, застали этот ритуал в полном виде, и во многих районах, несмотря на полный переход от старых языческих верований к христианству, он сохраняется и поныне.

Лапландцы полагают, что медведь – это царь зверей. Возможно, это обусловлено тем, что медведь может стоять на задних лапах и напоминать стоящего человека. Объяснение может лежать также в вековой традиционной вере, согласно которой медведь является предком народа. Лапландцы утверждают, что это животное обладает разумом одного человека и силой девяти человек. Как же иначе могли шаманы, одетые в его шкуру, посещать любое из пяти небес, населенных богами, во что верили некоторые кочевые кланы.

Во всяком случае, согласно преданию, на медведя может напасть любое количество людей, и он не отступит, если среди охотников не окажется двух братьев. Тогда он убегает, ибо обладает какой-то странной способностью чуять двух человек одной и той же крови, и поскольку один брат относится к жизни другого брата как к своей собственной, то опасность для преследуемого животного удваивается, так как ни один человек доброй воли не бросит брата в опасности.

Столь же высоким разумом наделяли медведя самоеды, айны и другие сибирские и североамериканские народы. Кроме того, считалось, что медведь вступает в мистические отношения с племенем. Иногда он рассматривался как оракул, который мог открыть семье, будет ли будущий ребенок мальчиком или девочкой. Лапландским женщинам запрещали охотиться на медведя, но они, как считалось, были рады встретиться с ним! Беременные женщины останавливались при встрече с ним в надежде на то, что медведь взглянет на них. Если он рычал, это означало, что женщина носила в себе сына, если «улыбался» – то дочь. Однако в Лапландии, особенно зимой, мужчины и женщины были одеты столь похожим образом, что едва ли можно было ожидать, что медведь распознает пол приближающейся к нему фигуры, не говоря уже о поле будущего ребенка. Женщины помогали ему определить свой пол, одергивая свои юбки.