Дэйтрейдер. Кровь, пот и слезы успеха - Борселино Льюис Дж. - Страница 3

Когда я добрался до Чикагской Торговой Биржи во вторник, около часа дня, она выглядела, как поле битвы после тяжелых потерь. Некоторые трейдеры сбежали, чтобы никогда больше не возвращаться. Многие были выдернуты своими клиринговыми фирмами, потому что не имели достаточно денег на торговых счетах для покрытия потенциально шестизначных убытков. Лучшие из выживших настолько испугались, что держались подальше, пока дым не развеется. Те, кто остался, выглядели тяжело контуженными.

"Вам следовало быть здесь, Льюис, – бросил мне один из трейдеров. – В понедельник вы бы сделали 5 миллионов".

Другой трейдер остановил меня по пути в яму S&P. "Клянусь Богом, ты бы сделал 5 миллионов долларов, – сказал он. Это было невероятно".

Пять миллионов – всякий раз, когда мне встречался кто-нибудь, я слышал это число. Я бы сделал $5 миллионов в понедельник. Это было не то, что я хотел услышать.

Я сделал $500 000 во вторник, когда рынок рванул в обратную сторону примерно на 350 пунктов. Среда стала новым сумасшедшим, волатильным днем в яме, и я получил чистыми еще 500 000 долларов. Волатильные дни предоставляют огромные возможности для таких дэйтрейдеров, как я. Чем больше движений на рынке происходит в течение дня – повышений или падений, проверок уровней поддержки и прорывов через уровни сопротивления, тем больше потенциал прибыли. Но волатильный рынок немного похож на серфинг. Когда вы все контролируете, это превосходная прогулка, но если вы теряете свою концентрацию и дисциплину, все очень быстро становится весьма рискованным. К счастью, я обладаю такой способностью. Чем сумасшедшее становится рынок, тем я более сосредоточен. Эта способность помогла мне во времена кризиса – личного и профессионального. Когда мир вокруг меня начинает сходить с ума, я становлюсь рассудительнее. Чем более диким становится рынок, тем дисциплинированнее я.

Затем настало утро вторника. Торговая яма имеет настроение, отражающее мысли, предчувствия, опасения, надежды и предубеждения людей, находящихся в ней. Когда на рынке негативные известия, яма похожа на неустойчивое судно, которое может вот-вот опрокинуться. Вы знаете, что скоро пойдете ко дну. В дни повышения рынка вы чувствуете оптимизм, когда он проверяет старые максимумы, ждете достаточного импульса, резкого и быстрого падения цен после подъема. Познание настроения рынка приходит с практикой, когда в яме изо дня в день, как это происходило со мной, с того момента как я впервые появился на бирже в качестве посыльного в 1981 году. Я так развил инстинкт, что стал прислушиваться к своей интуиции, как я прислушиваюсь к своему разуму. Иногда я делал ошибки, в последнюю секунду все понимал, но было уже поздно. Как и большинство ветеранов трейдинга, я научился доверять способности, подобной шестому чувству, когда дело касается ощущения рынка.

Во вторник после краха в воздухе определенно что-то чувствовалось. Когда я прошел в яму S&P за несколько минут до звонка об открытии, то заметил, что брокеры, заполнявшие клиентские приказы, выглядели нервными и нетерпеливыми. Я сам работал ордер-филлером[1] четыре года до того, как начал торговать исключительно за свой собственный счет. Я хорошо помню нервное ожидание, когда необходимо исполнить крупный приказ по открытию. Именно это я увидел в яме в то утро, беспокойные, торопливые движения и нервно бегающие глаза трейдеров. Это – продавцы, сразу решил я. Спустя день (после исторического падения в понедельник) и следующие за ним двумя днями высокой волатильности (во вторник и в среду) продавцы вернулись на рынок.

Непосредственно перед открытием рынка брокерам позволяют объявлять свои биды и оффера[2], которые задают тон к открытию торгов. Тем утром один брокер объявил предложение о продаже S&P на 400 пунктов ниже. Затем другой брокер из Shearson повысил напряжение, предложив продажу на 1 000 пунктов ниже. В те дни яма S&P не имела торговых лимитов. Сейчас они там введены, чтобы контролировать – как далеко и насколько быстро могут упасть фьючерсы на S&P. Эти предохранительные лимиты действуют как тормоз, замедляя резкое падение цен. Но в те дни рынок взлетал и падал исключительно по прихоти брокеров, исполняющих на полу заявки клиентов.

После проявления готовности брокера из Shearson сделать предложение на 600 пунктов ниже первого брокера меня заинтриговало, насколько далеко вниз готов идти сегодняшний рынок. "Я ниже на 2 000 пунктов!" – громко закричал я в яму.

Брокер из Shearson не колебался. "Я ниже на 3 000 пунктов!" – прокричал он в ответ.

Вот черт! – подумал я. Рынок снизился уже на 3 000 пунктов, а мы даже не начали торговать. Чтобы представить эту ситуацию, следует сказать, что в те дни рост или падение на 400 или 500 пунктов было значительным движением.

"4 000 ниже!" – завопил я.

"5 000 ниже!" – нанес встречный удар брокер из Shearson.

Таким образом, S&Р-фьючерсы открылись на 5 600 пунктов ниже. Это было свободное падение, но, как подсказывал мне инстинкт, мы оказались близко ко дну. "Покупаю!" – крикнул я брокеру из Shearson через яму, когда трейдер, стоящий впереди, схватил меня за руку.

"Льюис! Я продам тебе 150!"

"Покупаю!" – крикнул я в ответ.

Я быстро нацарапал сделку на своей карточке и поднял глаза.

Спустя секунду другой брокер поймал мой взгляд. "Я продаю 300", – сказал он мне.

"Не могу", – просигналил я в ответ. Я только что купил 150 контрактов и не был уверен, что в состоянии переварить риск еще 300 контрактов на рынке, который так легко может обрушиться или дать откат.

Две секунды спустя трейдер на другой стороне ямы привлек мое внимание. Комбинируя сигналы руками с усиленными движениями губ, он спросил меня: "Что ты делаешь?"

"Продаю", – ответил я.

"Покупаю", – просигналил он в ответ.

Я предложил те самые 150 контрактов, купленные менее чем за полминуты до этого – на 2 000 пунктов выше той цены, по которой купил их сам. Я сделал 1300 000 долларов на одной сделке. Но я также знал, что купи еще 300 контрактов, моя прибыль составила бы круглую сумму в 5 миллионов. Но я не мог оглядываться. Я достиг своего внутреннего предела риска. Я сделал несколько мелких продаж, получив чистыми еще 40 000 или 50 000 долларов. Затем мне все надоело. Я передал последнюю торговую карточку своему клерку, вышел из ямы, пошел в ванную, и меня вывернуло наизнанку.

Я ополоснул лицо холодной водой и посмотрел на свое отражение в зеркале. Красные капилляры выступили на моих воспаленных голубых глазах, а кожа выглядела серой. Я запустил руки в свои светлые волосы, коротко постриженные, как в дни, когда играл в футбол в колледже. Моя голова закружилась, когда я осознал грандиозность той задачи, с которой только что справился и которую мое «я» только начинало постигать. Мне было 30 лет, и я сделал миллион долларов меньше, чем за минуту. Но я чувствовал вкус желчи у задней стенки гортани и знал, что это мои внутренности говорят мне – все легко могло сложиться сегодня совсем по-другому и меня выворачивало бы в ванной совсем по иной причине. Если бы рынок повернулся против меня, я был бы уничтожен.

Трейдинг поднимает на самые большие высоты и опускает на самое дно как никакая другая профессия, и я вкусил обе крайности. За 18 лет, что я простоял в яме S&P на "Мерк"[3], прошли годы правления Рейгана, война в Персидском заливе, государственный переворот в России, наблюдались самый долгий бычий забег в истории рынка и азиатский финансовый кризис. Так или иначе, я буду торговать S&Р-фьючерсами долгое время, приходя на пол биржи или по электронным каналам, из Чикаго или откуда угодно. Это не имеет значения. Я буду на этом рынке и во время любых событий, что бы ни грянуло в следующий раз. Я поднимал в среднем семизначные числа за год, торгуя только своими деньгами. Я принимаю на себя риск, не подходящий для сомневающихся, неуверенных или малодушных, и получаю за это вознаграждение как результат терпения, дисциплины и стремления к победе.