Изабелла, или Тайны Мадридского двора. Том 2 - Борн Георг Фюльборн - Страница 16

Олоцага с двумя сыщиками вошел в хижину, третий встал перед дверью. Убедившись, что его распоряжения выполнены, монах в сопровождении четвертого фамильяра отправился к гондоле, чтобы вернуться на Прадо Вермудес. Пристав к берегу, он поставил здесь двух фамильяров наблюдать за островом и обещал в случае надобности прислать еще третьего. Затем вернулся на улицу Фобурго.

Войдя в хижину, Олоцага сел на скамейку одноглазой Непардо и задумался; фамильяры развели огонь в печи. Они нанесли сухих листьев для своего пленника, бросили ему какое-то одеяло и подали принесенный с собой хлеб, между тем как сами принялись за пучеро — любимое кушанье испанского простонародья.

Олоцага остался на скамейке, предпочтя ее постели из грязных и мокрых листьев. Один из фамильяров лег у печи и вскоре заснул, другой сел возле него, не спуская глаз с дона Олоцаги и по временам подкладывая сухие листья в печь, красноватое пламя которой мрачно освещало хижину.

Так прошло несколько часов. Вдали, на церковных башнях, пробило три часа ночи. Вдруг фамильяру, стоявшему перед дверью, послышался плеск воды, как будто от удара веслом. Он стал прислушиваться, не ветер ли это, который обламывал маленькие сучья на деревьях, и они падали в воду. Боясь позвать товарищей, чтобы не попасть в смешное положение, он пошел туда, откуда слышался шум. Окружавшие остров кустарники не позволяли далеко видеть воду, поэтому он подошел совсем близко к берегу, отойдя от хижины почти на сто шагов. Хотя он знал, что чужой не мог появиться здесь, ему все-таки было любопытно узнать причину шума, который в эту минуту повторился — казалось, будто волны ударяли об лодку.

Он собрался с духом, обеими руками раздвинул ветви и увидел в десяти шагах от себя лодку, из которой кто-то выходил.

— Подождите, Аццо, я сперва привяжу гондолу, — услышал он.

Эти слова подсказали фамильяру, что ему грозила опасность, потому что так звали бежавшего вампира. Он только собрался подойти к человеку в лодке, в котором несмотря на ночь различил старика, как кто-то схватил его за шиворот. Прежде чем он успел позвать на помощь, острый нож вонзился ему в горло.

Аццо выбрался на берег. Его спутник, пораженный жестокой расправой, не мог не содрогнуться, но затем, как бы оправдывая убийство, прошептал:

— Пусть будет проклят Санта Мадре!

— Идите скорее, один из негодяев выходит из хижины, в которой сидит арестованный Рамиро.

Старик привязал лодку к ближайшему дереву и быстро последовал за цыганом, ловко пробиравшимся между кустарниками.

— Сказал ли монах, что на острове только трое? — прошептал старик, стараясь не отставать от Аццо.

— Теперь остались только двое, одного возьмите вы, Фрацко, другого я.

Из хижины послышался крик, обращенный к караулившему перед дверью.

— Идите сюда, — глухо ответил Аццо, пытаясь' выдать себя за того, кто лежал мертвым.

Фамильяр постоял минуту в нерешительности, но затем быстро направился к тому месту, откуда прозвучал ответ. Когда он был на расстоянии нескольких шагов, из-за кустов быстро выбежал Аццо и устремился к хижине.

— Эй! — крикнул фамильяр, увидев чужого. — Кто ты такой? Остановись или я выстрелю!

Аццо бежал, не обращая внимания. Раздался выстрел, но пуля просвистела мимо.

Сыщик бросил ружье и с проклятиями пустился в погоню за цыганом, но тут увидел прицелившегося в него старого Фрацко.

— Не трогайся с места или поплатишься жизнью, — крикнул старик.

— Мошенники, вы, кажется, вырастаете как грибы из-под земли! — ответил фамильяр и стал осматривать кусты, чтобы узнать, нет ли там еще кого-нибудь. Затем он бросился на Фрацко — раздался выстрел, яростный крик сыщика означал, что пуля попала в цель, но рана, по всей вероятности, была несмертельной, потому что сыщик успел выхватить нож и вонзить его в грудь старика. Добрый Фрацко, который во что бы то ни стало хотел спасти предводителя «летучей петли», повалился на землю и прошептал свое последнее:

— Да будет проклят Санта Мадре!

Пока происходил этот поединок, Аццо достиг хижины, которая тускло освещалась красноватым пламенем догоравшего огня, и увидел, что третий фамильяр стоял перед Олоцагой, прислушиваясь к выстрелам и крикам снаружи.

Когда Аццо показался на пороге и Олоцага с радостью узнал его, участь последнего негодяя была решена.

— Пойдемте скорее, дон Рамиро, фамильяры на противоположном берегу, кажется, услышали выстрелы, мы не должны терять ни секунды, лодка ждет нас.

— Где же другие караульные?

— Один уже мертв, другой борется с Фрацко.

— Значит, вам обоим я обязан своим спасением.

— Не все еще сделано — пойдемте! — крикнул Аццо и выбежал из хижины.

Цыган тревожно озирался кругом. Вдали раздались удары весел приближавшихся с того берега фамильяров, уже слышны были их разговоры, как вдруг Аццо увидел в кустах неподвижное тело старика. Не медля ни минуты, он взвалил его себе на плечи и быстро пошел с Олоцагой к берегу, где стояла лодка.

— Они спешат на помощь товарищам, влезайте скорее в лодку! — прошептал Аццо, едва удерживая тяжелую ношу.

Олоцага прыгнул в лодку и помог цыгану положить в нее Фрацко. Когда Аццо уже оттолкнул лодку от берега и вскочил в нее, подошла гондола сыщиков. Но хитрому цыгану удалось ловким движением направить лодку под тень ветвистого кустарника, так что те не заметили ее. Не производя ни малейшего шума, проехал он еще небольшое расстояние вдоль острова и, дав Олоцаге два весла, быстро толкнул лодку на середину реки.

Большая опасность всегда придает человеку какую-то сверхъестественную силу. Аццо и спасенный руководитель «летучей петли» с такой энергией ударяли веслами, что лодка неслась, как птица. Когда они увидели, наконец, на некотором расстоянии от себя двор палача Вермудеса, к ним донеслись яростные крики фамильяров, нашедших пустую хижину.

Аццо и Олоцага причалили к берегу далеко за Прадо Вермудес, где не было никого, кто мог им помешать. Олоцага, почувствовав себя на свободе, крепко обнял цыгана и хотел немедленно же отправиться в Париж.

— Вам нечего благодарить, дон Рамиро, я только вернул свой долг.

— Если вы когда-нибудь окажетесь в нужде, вспомните Олоцагу, который всегда будет рад помочь вам.

Они пожали друг другу руки. Аццо снова взвалил на плечи мертвого Фрацко. Когда он на рассвете со своей скорбной ношей добрался до развалин замка, сколько слез и горя было там!

Бедная Жуана бросилась на безжизненное тело мужа, покрывая его бледное, холодное лицо поцелуями, но уже ничто не могло вернуть его к жизни.

Около рыдавших женщин стоял цыган, мрачно повторяя последние слова покойного Фрацко:

— Да будет проклят Санта Мадре!

Энрика и Мария перебрались на половину Жуаны, а Аццо приходил ночевать в большой зал, если дожди и холод не позволяли ему спать под открытым небом.

Жозе и Кларет снова лишились своих слуг. Один из фамильяров, найденный на острове Мансанареса и привезенный в Санта Мадре, на вопросы взбешенного Жозе, кто освободил Олоцагу, мог только ответить:

— Одного я убил, другого звали Аццо.

КРАСИВЫЙ ЛЕЙБ-ГВАРДЕЕЦ

Прошло несколько лет, и при мадридском дворе произошли перемены, мало соответствовавшие ожиданиям дона Серано. Надежды маршала Серано на то, что О'Доннелю удастся избавить королеву от вредного влияния королевы-матери и патеров, не оправдались. После рождения в 1857 году инфанта, принца Астурийского, королева совершенно попала под власть сестры Патрочинио, а сам О'Доннель должен был исполнять ее прихоти. Так, по настоянию монахини во время устраиваемых ею шествиях в Аранхуесский монастырь , тот под страхом лишения должности обязан был нести за ней восковую свечу.

Но вся гнусность этого положения состояла в том, что унижение военного министра Испании возмещалось золотом — О'Доннель был корыстолюбив, а Санта Мадре охотно жертвовал крупицы своих ; несметных богатств, лишь бы удержать власть.