Евгения, или Тайны французского двора. Том 2 - Борн Георг Фюльборн - Страница 33

В дверях появилась камерфрау.

– Бачиоки, скорее! – приказала императрица.

Когда камерфрау оставила будуар, в него вошла инфанта.

– Прежде чем придет Бачиоки, я дам тебе поручение, – сказала Евгения шепотом. – Пока он у меня будет находиться, убедись, что около моих покоев никого нет; никого, слышишь? Затем ступай в павильон Марзан, там тебя встретит капитан, граф д'Онси. Завтра он возвращается на место военных действий и должен получить от меня тайное поручение! Пока не уйдет от меня Бачиоки, пусть он будет в кабинете, Бачиоки не должен видеть графа. Тогда впусти его в будуар, а сама подожди в зале, пока я не кончу своего разговора с ним! Я слышу шаги, ты меня поняла?..

Не успела инфанта удалиться, как в дверях показался Бачиоки, этот преданный слуга ее величества; он низко поклонился императрице, а потом промелькнувшей инфанте, которая оставила будуар.

Пройдя несколько шагов по смежной зале, инфанта остановилась, в ее голове мелькнула мысль, которая заставила ее остановиться в нерешительности»

В этот вечер в инфанте, любившей до сих пор одну только императрицу, пробудилось сомнение; она узнала Долорес, и в ней началась неизвестная ей до сих пор борьба чувств.

Проклятие, лежавшее на ее скитальческом семействе, отчуждало Инессу от людей, сделало ее холодной и недоверчивой и наполнило ее душу злобой. Эти впечатления прежних лет и печальное детство без родительского крова, без сверстниц отражались в ее темных загадочных глазах.

Радушный прием Евгении согрел отчасти эту холодную душу, но не пробудил в ней любви к людям. Она любила только императрицу.

Мы уже видели, что Евгения хотела воспользоваться этим обстоятельством, и она не могла найти более подходящего для ее планов человека, как эту любящую ее и презирающую других инфанту.

Подученная Евгенией сыграть с Долорес злую шутку, Инесса была уверена, что императрица имела полное право ненавидеть эту Долорес; но, узнав ее и найдя в ней ангела, слова, искренность и чистота которого не могли не произвести своего действия, ей все труднее и труднее становилось примириться с мыслью, что Долорес низкая тварь; однако, побежденная любовью к Евгении, она поверила ее словам.

Несколько часов тому назад, исполняя данное ей поручение, она увезла Долорес в своем экипаже. Ничего не подозревавший Валентино остался дома.

Сказав Долорес, что отвезет ее в свой дом, где соберется несколько друзей и подруг, инфанта заманила ее в дом дяди д'Ора, тайного агента полиции, который ради своей служебной карьеры недавно женился на одной из камерфрау императрицы.

Питая дружеские чувства к Инессе, Долорес рассказала ей дорогой о своем возлюбленном Олимпио, и рассказ ее имел волшебное действие на душу инфанты.

Инесса упомянула о Версальском замке, и Долорес рассказала ей, как было дело, и уверила в своей невиновности.

Кому должна была верить дочь Черной Звезды? В ее душу вкралось сомнение.

Поручение, принятое на себя, она исполнила, но попыталась узнать от императрицы, действительно ли виновна Долорес.

Едва рассеялись ее сомнения, как появление Бачиоки напомнило ей, что Долорес считала его виновным. Она в задумчивости остановилась посреди зала; в голове ее мелькнула мысль, равная мучительному подозрению.

Она быстро заперла дверь и вслед за тем поспешила к портьере, чтобы подслушать разговор; она была бледна и вся дрожала.

К сожалению, она опоздала. Бачиоки, этот раб, успел уже изложить свой план, и ей удалось услышать только последние слова.

– Потрудитесь, ваше величество, предоставить все мне, – заключил он.

– Поступайте снисходительно, – сказала быстро Евгения, ждавшая принца Камерата.

– Уже сегодня ночью сеньора будет в верных руках, ваше величество! Надеюсь, что и на этот раз вы будете довольны мною. Голубку впустят в клетку, и она будет там совершенно безопасна.

Как только инфанта услышала, что Бачиоки раскланивается, она оставила портьеру и прошла через зал к дверям в павильон Марзан. Когда она скрылась, Бачиоки покинул будуар.

– Я ничего не узнала, – проговорила Инесса, останавливаясь в коридоре, – однако должна предупредить, видеть Долорес и поговорить с ней, пока граф пробудет в будуаре императрицы! Слава тебе, Пресвятая Дева, я слышу шаги на лестнице.

Инфанта наклонилась над позолоченной и обитой бархатом балюстрадой.

– Это он!

Камерата, закутанный в военный плащ, поднимался по лестнице, ведущей в галерею и в коридор. Он был сильно взволнован; этот ход вел в частные покои Евгении, которую он страстно любил и которая Не забыла его даже в новом своем положении.

Поднявшись, он увидел поверенную Евгении; ее фигура произвела на него странное впечатление. Он поклонился.

– Инфанта Барселонская? – спросил он тихо.

Инесса холодно поклонилась и спросила имя позднего гостя.

– Граф Октавио д'Онси, – ответил Камерата.

– Потрудитесь следовать за мной, – гордо сказала инфанта и пошла вперед по пустому коридору.

Она повела принца через зал, доложила о нем императрице и потом впустила его в будуар.

Камерата сбросил плащ и опустился на колени, чтобы поцеловать руку Евгении. Она ласково улыбнулась ему. Его возлюбленная стояла перед ним в ослепительной красоте; взгляд, брошенный кругом, убедил его, что они вдвоем, сердце его замерло при этом свидании.

Императрица сняла кружевную накидку, ее прелестные черты теперь открылись ему во всей своей красе и величии; дрожь пробежала по его телу, когда он, стоя на коленях, прижал дрожащую руку Евгении к своим пылавшим губам.

– Встаньте, принц, – произнесла Евгения, тяжело дыша, – какой мучительный страх испытала я, когда вы открылись мне! Невероятно, что никто вас не узнал.

– Принц Камерата погиб, – сказал герой Инкермана. – Граф д'Онси мог к вам приблизиться! О, Евгения, никакая опасность не была мне страшна, когда предстояла встреча с вами.

– Страх, охвативший меня при нашей неожиданной встрече с вами, которого все считали умершим, едва не выдал вас.

– Даже тогда я не раскаялся бы в своем поступке. Мне удалось при помощи друзей обмануть начальников и бежать из Ла-Рокетт. Я под чужим именем поступил волонтером в действующую армию…

– И так славно отличились…

– Чтобы иметь возможность быть возле вас, чтобы еще раз вас увидеть, Евгения. Я достиг цели, и теперь у меня нет больше никаких желании. Увидев вас, я вдвойне почувствовал свою пламенную любовь к вам. Вы достигли всего; императорская корона украшает вас, но вы несчастны, Евгения! Я это знаю. Вы не любите того, кому вы ради величия и тщеславия принадлежите…

– Принц…

– Не останавливайте меня; ваши взоры, ваше лицо говорят мне это. Вы не любите Людовика Наполеона!

– Нужно приучить свое сердце отказываться от подобных грез, принц!

– Блеск и величие не могут вас вознаградить, Евгения; дайте хоть в этот святой час свободу вашему сердцу, сбросьте с себя холодное величие императрицы. Истину за истину, любовь за любовь!

– Вы очень взволнованы, принц…

– Евгения, эти минуты никогда не возвратятся для нас, я это чувствую! Нам, смертным, суждено только один раз наслаждаться ими в совершенстве; минуты такого счастья не повторяются! Услышьте меня, скажите хоть одно слово любви, которое воодушевило бы меня на будущие дела. Тогда я с радостью встречу смерть; высшего блаженства уже для меня не будет!

Евгения дрожа закрыла свое прекрасное и бледное лицо руками.

– Одно только слово, – любите ли вы меня? – спросил Камерата задушевным голосом.

Она не находила слов, но ее руки выразили ее чувство…

Принц Камерата поспешно оставил покои императрицы. Незамеченный никем, он быстро направился к павильону Марзан. Он был бледен и расстроен.

Инфанта Барселонская бесследно пропала. Она поспешила на улицу Дидье, № 4 в надежде застать там сеньору Долорес. Без провожатого, без защиты, она стремглав бросилась через улицы, объятые тьмой, к дому, в который сама отвезла Долорес. Как черная тень, мелькала она мимо возвращавшихся домой рабочих и пьяных, провожавших ее язвительными насмешками…