Евгения, или Тайны французского двора. Том 1 - Борн Георг Фюльборн - Страница 9

— К сожалению, я не настолько счастлив, ваше величество, я не принес вам добрых вестей, — возразил Нарваэс, кланяясь, — войска Кабрера и его предводителей окружили Мадрид, и хотя мне и на этот раз удалось оттеснить их от Толедо снова к горам, все-таки я должен сознаться, что карлисты имеют несколько таких полководцев, за которыми я не могу не признать храбрости и воинской доблести.

— Гм… назовите мне их, генерал, нам бы хотелось знать не только смелых мужей наших войск, но и таковых из наших врагов, — сказала королева-мать.

— Особенной известностью пользуются трое молодых искателей приключений, которых Кабрера больше других отличил в одном из последних сражений и назначил предводителями. Это, во-первых, испанец Олимпио Агуадо.

— Потомок древнего дворянского рода, если не ошибаюсь, — прервала Мария-Христина.

— Затем маркиз де Монтолон и итальянец Филиппо Буонавита.

— Надо будет завладеть ими и постараться переманить на сторону наших войск. Пусть маршал укажет нам путь к достижению этой цели.

— Это дело второстепенное, генерал, — сказал соправитель привычным тоном, — сообщите нам что-нибудь о наших неприятелях.

— Карлисты владеют целым полукружием Сьерры-де-Гвадарамо до реки Тахо — их аванпосты заняли городок Алькалу, и их пушки все еще грозят нашей столице. В скором времени многочисленные войска направятся к Толедо — вот и все, что я знаю, ваше величество, — сообщил Нарваэс, не обращаясь при этом к Эспартеро, — я поспешил сюда затем, чтобы узнать, получу ли я себе подкрепление.

— Генерал Конх уже находится почти на пути к Толедо, он на днях присоединится к вам и примет командование, и поэтому вам нечего бояться, — сказал маршал Испании с важностью и достоинством, а Нарваэс побледнел от злости при известии, что он будет стоять ниже Конха.

— Бояться, маршал! — повторил генерал таким раздраженным тоном, что королева-мать сочла необходимым прервать его, потому что минута, в которую она хотела воспользоваться Нарваэсом, еще не наступила.

— Мы приглашаем вас отдохнуть в парке до наступления ночи, пусть принесут вина, мы выпьем с генералом Нарваэсом за скорое усмирение восстания, которое настолько же незаконно, насколько и кроваво.

Слуги поспешили выполнить приказание регентши, и вскоре в дорогих граненых хрустальных стаканах, заискрился сок испанских виноградников. Мунноц, герцог Риансарес, храбро при этом заговорил:

— Говорят, — начал он, — что, кроме приверженцев дона Карлоса, составляются еще и другие шайки в Наварре и ходят странные слухи о каком-то инфанте Франциско, который будто бы тоже желает предъявить претензии на престол. Его называют, как я слышал, Черной Звездой.

Будь это кто-либо другой, а не Мунноц, за такое замечание, затронувшее темное дело, касающееся двора, он непременно бы впал в немилость.

— Нас бы нисколько не удивило, если бы даже эту незавидную роль и принял на себя какой-нибудь бродяга, — сказала королева-мать, — мы были бы тогда приготовлены к ежедневному появлению нового любителя трона, который по праву и по закону принадлежит единственной нашей дочери. Можно подумать, что вы хотите потешить нас сказками, милый герцог.

За этими словами последовала неловкая пауза. Эспартеро подошел к адъютанту, Нарваэс вышел из киоска, поняв, что Мария-Христина желает быть наедине с герцогом Риансаресом, вероятно, для того, чтобы дать ему понять в интимном разговоре, что она никогда больше не потерпит такого напоминания. Притом Нарваэс знал так же хорошо, как и маршал, тайну, заключавшуюся в этих словах. Мы узнаем ее в следующей главе, так как нам прежде всего необходимо подслушать разговор молодой королевы Изабеллы и ее прекрасной придворной дамы, к которым направился и Нарваэс.

Прелестная дочь Марии-Христины была одета в белое, кокетливо приподнятое транатами атласное платье, легкая голубая мантилья спускалась так низко с ее плеч, что давала возможность любоваться ее уже теперь хорошо развитыми формами. На юге почки распускаются быстрее, а поэтому и молодая королева, едва достигнув четырнадцатилетнего возраста, обладала уже всеми прелестями, которые делают хорошенькую девушку привлекательной.

Тем же обладала и донна Евгения, которая была немного постарше. Она сопровождала королеву в Аранхуэс, а сестра ее Мария осталась в Мадриде. Бал, приличествующий обстоятельствам, еще не был дан по причине страшных смут.

Стройная, красивая, среднего роста молодая графиня была одета в голубое шелковое со шлейфом платье, это как нельзя больше шло к ее нежному лицу и к ее белокурым, отливающим рыжеватым оттенком волосам. Прекрасная Евгения знала это очень хорошо. Своей маленькой беленькой ручкой она кокетливо играла веером, идя рядом с Изабеллой, которая только что украдкой поцеловала увядшую розу. Молодая королева поцеловала увядшую розу, а Евгения тонко и скрытно улыбнулась. Ей, конечно, была известна нежная тайна, связанная с этим цветком, точно так же, как и маленькой хорошенькой француженке Пауле де Бельвиль, которая, резвясь, побежала за двумя бабочками и показала при этом Нарваэсу — тот в это время медленно следовал за молодыми дамами — свою прелестную ножку, так как одежда ее была коротко приподнята по последней парижской моде.

— Я знаю, о чем вы теперь думаете, ваше величество, — шепнула Евгения, — я умею отгадывать ваши мысли: вы теперь представляете себе генерала Серрано в ту минуту, как он сорвал эту розу и подал ее вам.

— Где-то он теперь, Евгения?

— Наша судьба одинакова, ваше величество. Тот, кого я люблю, сражается против ваших врагов!

— Мы не таимся друг от друга, Евгения, и поэтому скажи мне, кому даришь ты свою любовь — Нарваэсу или герцогу Альба?

— Первому из них, ваше величество, я люблю его страстно.

— Будем надеяться на то, что мы снова увидимся с ними. О, они оба благородны и величественны, — сказала королева, — они, жертвуя своей жизнью, направляют меч…

В эту минуту маркиза де Бельвиль внезапно обернулась, увидя генерала Нарваэса, тихо вскрикнула, а Изабелла поспешила спрятать увядший цветок на своей прелестной груди.

Королева и Евгения обернулись, следя за взглядом маркизы.

— Простите, ваше величество, будьте снисходительны, графиня Евгения, — сказал генерал, подходя к ним с глубоким почтением, — я прервал ваш интимный разговор.

— Вы здесь, генерал, — воскликнула молодая королева, многозначительно взглянув на Евгению, которая слегка покраснела, — вот неожиданность!

— Ночью я буду перед врагами вашего величества, а сейчас несколько часов проведу с вами, — сказал Нарваэс, идя с дамами мимо зеленой решетки парка. — Все зависит от искусства всадника. Я буду собственным курьером и через несколько часов опять вернусь в Толедо.

— Благодарю вас за то, что, несмотря на занятость, вы не забыли нас.

— Я всегда вижу вас перед собой, ваше величество.

— А, так вы можете быть не только воинственным, но и любезным, генерал. Наша графиня Евгения была права.

— Это очень мило с вашей стороны, что вы замолвили за меня словечко, — сказал Нарваэс, — такой милости я не ожидал.

— Вы только уж не очень превозносите эту милость, генерал, — сказала Евгения Монтихо, очаровательно улыбаясь.

— Вы хотите сказать, что там, где улыбается солнце, могут находить и тучки, но я говорю, что нужно радоваться солнышку, пока оно светит.

— Какие же известия привезли вы нам, — прервала его Изабелла, — есть ли какие-нибудь вести о генерале Убеда, о графе Тортоза, о доне Серрано и о Приме?

— Они стараются обойти неприятельские войска, окружить их и разбить. Еще вчера был разговор между офицерами Толедо, что молодой генерал Серрано несколько дней тому назад имел дело при Сеговиа, в котором он…

— Он ранен? — спросила с испугом Изабелла.

— Он получил легкое ранение в плечо, но зато имел счастье отбросить противников, — сообщил Нарваэс.

— Храбрый человек, ему предназначается богатая награда, — воскликнула с энтузиазмом молодая королева.

Пока генерал прогуливался с дамами по парку мимо благоухающей розовой рощи, заходящее солнце уже успело живописно позолотить верхушки деревьев и распространило тот приятный таинственный полусвет, который еще больше увеличивается от разрастающихся теней.