Анна Австрийская, или три мушкетера королевы. Том 2 - Борн Георг Фюльборн - Страница 15

Людовик ничего не говорил об этом ни жене, ни кому-либо другому и радостно ждал рокового часа.

Он очень приветливо принял маршала Марильяка.

— Вы пришли с докладом о генеральном смотре войск, маршал? — спросил он. — Вы уже сообщили об этом кардиналу?

— Кардиналу, ваше величество? — спросил Марильяк. — Всегда смотрю на кардинала, как на лицо, принадлежащее церкви, а у церкви, право, нет ничего общего с солдатами.

— Я знаю, маршал, что вы не из числа друзей кардинала, но советую вам быть с ним осторожнее. Если он задумает вас погубить, то я, боюсь, не в состоянии буду защитить вас. Он ведь предъявит такие обвинения и представит такие доказательства, что придется исполнить требования закона.

— От таких интриг мне, конечно, нечем оградить себя, ваше величество, но позвольте спросить, может ли кто-нибудь, даже вы, ваше величество, защитить себя от подобной злобы?

— Это правда, маршал, и мне бы не спастись от кардинала, но он не осмелится посягнуть на меня, — сказал полушутя, полусерьезно Людовик.

— Докладывать о войске я обязан вам, ваше величество, и должен сказать, что дисциплина, настроение и выправка у всех солдат отличная.

— Я сообщу об этом кардиналу. Вы подчеркнули слово «настроение», говоря о солдатах, маршал, но что вы хотели этим сказать?

— Настроением войска, ваше величество, я называю мысль, воодушевляющую какое-нибудь собрание людей и руководящую ими.

— Какая же это мысль?

— Мысль о вашем величестве! Солдаты любят и уважают вас.

— А между тем, ведь очень немногие из них видели меня когда-либо. Значит, я этим обязан вам, маршал. Это очень хорошо с вашей стороны, благодарю вас. Будущее неизвестно, любовь войска очень может понадобиться мне. Кардинал, кажется, тешит себя мыслью, что солдаты очень любят его.

— Грубая ошибка с его стороны, ваше величество. Солдатам, так же, как и мне, непонятно, какое может быть дело кардиналу, члену церкви, до войны и мира.

— Ну, он даст им себя почувствовать, тогда они поймут, что кардинал отлично знает толк и в светских делах, — ответил король.

— Этого, по всей вероятности, не случится, ваше величество, потому что тогда никто не знал бы, что думать и что делать. Кто высоко стоит, тот может низко упасть, а кардинал, мне кажется, уж слишком высоко взобрался.

— Смотрите, маршал, чтобы эти слова не достигли ушей сторонников кардинала! Вы не можете подавить в себе неудовольствие, — я вам прощаю это, потому что вы мне искренне преданы, но будьте осторожны. Нельзя говорить всего, что думаешь. Повторяю вам, я на вас не сержусь за эти слова и считаю их далее отчасти небезосновательными, но ведь нельзя делать так, как бы хотелось, приходится принимать в соображение и обстоятельства, и людей.

В эту минуту дежурный камердинер доложил о приходе обергофмейстерины королевы.

— А! Догадываюсь… ко мне идут с радостным известием. Подождите еще, маршал, я хочу от вас первого принять поздравления. Просите обергофмейстерину!

Эстебания торопливо вошла в кабинет и, увидев маршала, вопросительно посмотрела на Людовика.

— Говорите, говорите! — сказал король.

— Я принесла радостную весть вашему величеству, — сказала Эстебания. — Ее величество сейчас разрешилась принцем.

— Благодарю вас за известие, госпожа обергофмейстерина! Пойдемте к королеве.

— Ее величество очень слаба.

— Я хочу быть возле нее и поговорить с доктором, — ответил король и торопливо обернулся к маршалу.

— Позвольте мне, ваше величество, принести вам всеподданейшее пожелание счастья! — сказал, поклонившись, маршал.

— Благодарю вас, любезный маршал! Объявите по городу и в тех местах, где вам придется быть, что родился наследник престола Франции.

Людовик поклонился ему и вышел с Эстебанией из кабинета.

В покоях королевы хлопотливо сновали люди.

Король вошел в будуар, рядом с которым была спальня, где родился наследник.

Тут были уже свидетели рождения: герцог де Бриссак, лейб-медик и герцогиня де Шеврез.

Они поклонились королю.

— Что королева и новорожденный принц? — спросил он.

— Принц здоров и уже отлично кричал, ваше величество, но ее величество очень дурно себя чувствует.

— Однако нет ничего опасного? Лейб-медик пожал плечами.

— Все зависящее от меня будет сделано, ваше величество, — ответил он и прибавил, подойдя ближе к королю и понижая голос, — я замечаю странные симптомы, ее величество в обмороке, но, надеюсь, скоро придет в себя. Спешу к постели королевы.

Доктор вошел в спальню, а Эстебания и бонна вынесли оттуда новорожденного, чтобы показать королю и свидетелям.

Маленький принц лежал на шелковых подушках.

Король со счастливым выражением лица посмотрел на своего наследника и велел сообщить кардиналу Ришелье о радостном событии.

Герцог де Бриссак и мадам де Шеврез ушли в соседний зал. Бонна унесла ребенка. Людовик и Эстебания остались одни в будуаре.

Через несколько минут вошел Ришелье. Эстебания ушла к королеве.

Кардинал подошел к королю с поздравлениями.

В эту минуту в будуар вошел чем-то встревоженный доктор.

— Господи, что случилось? — испуганно спросил Людовик.

Ришелье немножко отошел. Лейб-медик подошел к королю.

— Мои опасения подтвердились, ваше величество, — тихо сказал он королю. — Королева в опасности, роды еще не кончились.

— Что это значит?

— У ее величества родится второй ребенок. Невольно вспомнились в эту минуту королю слова гадалки.

Рождение близнецов должно было послужить источником больших несчастий.

— Вы уверены? — спросил Людовик.

— Я сейчас опять иду к ее величеству принять второго ребенка, — ответил доктор. — Я намеренно предупредил ваше величество заранее, чтобы вы были готовы.

Король нахмурился.

— Исполняйте свою обязанность, — сказал он, — но чтобы никто об этом ничего не знал, кроме присутствующих.

Доктор поклонился и ушел в спальню. Людовик в сильном волнении ходил взад и вперед по комнате.

Наконец он остановился перед Ришелье.

— Лейб-медик говорит, — сказал он, — что ее величество даст жизнь близнецам. Это омрачает мою радость и придает зловещий характер событию, которого все так непременно ждали.

— Если теперь родится принцесса, ваше величество, то беды нет, — ответил кардинал, — но рождение второго принца приведет в будущем к самым неприятным столкновениям.

— Я и не скрываю этого, — сказал король, — ведь кого же из моих сыновей в таком случае считать старшим? Кто будет законным наследником престола моих предков?

— Это поведет к спору и он может иметь самые непредсказуемые последствия, — сказал Ришелье. — Принц, родившийся прежде, будет считать себя старшим, а между тем и второго можно тоже считать имеющим право на престол.

— Что же делать? Признаюсь, ваша эминенция, я просто в отчаянии.

— Подождем, что скажет доктор, ваше величество, до этого ничего нельзя решать. Если Бог даст вам еще сына, то вашей обязанностью будет сейчас же, сегодня же предотвратить тяжкие последствия такого неожиданного события.

— Но каким образом это можно сделать?

— Это надо спокойно обдумать, ваше величество. Только один какой-нибудь принц может иметь право наследования, только о рождении одного из них можно сказать народу.

— Чего вы от меня требуете, ваша эминенция? Оба принца мои сыновья!

— Только один может быть им официально, ваше величество, если вы не хотите разрушить счастье обоих и сделать несчастной Францию.

— Как жестоко испытывает меня Бог!

— Ваше величество, надо подавить в себе отцовские чувства. Не падайте духом в ту минуту, которая решает участь не только отдельных личностей, но и целого народа. Что будет, ваше величество, если вашими наследниками станут два сына одного возраста? Разве вы хотите разделить ваше прекрасное, сильное государство? Нет, нет! Вы обязаны подчинить отцовскую любовь голосу холодного рассудка!

— Говорите яснее, чего же вы требуете?