Анна Австрийская, или Три мушкетера королевы. Том 1 - Борн Георг Фюльборн - Страница 24

Вдруг проводник придержал руку маркиза. Эжен де Монфор остановился. Герцог другой рукой провел по стене и как будто взял что-то. Вслед за тем в подземелье трижды прозвучал колокол или гонг необыкновенной чистоты. И вдруг темнота рассеялась — невидимая рука отодвинула черную портьеру, и маркиз очутился в небольшой круглой комнате, стены которой были задрапированы черным бархатом. От бесчисленного множества свечей в двух огромных канделябрах здесь было светло, как днем. За столом, также покрытым черным, с черным мраморным распятием посередине расположились герцог Роган и принц Лонгевиль. Перед столом, посреди этой таинственной комнаты, маркиз увидел золотой круг.

— Эжен де Монфор, — раздался громовой голос великого магистра, — ты изъявил желание вступить в Орден, стань в золотой круг перед тобой! С этой минуты ты обязуешься защищать невинных и слабых, преследовать ложь и порок, стремиться только к одной цели: лично и вместе с братьями поступать по совести и никого не бояться.

Маркиз стал в круг. Герцог де Роган замолчал. Вдруг над головой маркиза послышался шорох, он поднял голову и увидел меч, спускавшийся через большое круглое отверстие в потолке прямо ему на голову. Острие меча, казалось, готово было поразить его, но он не шевельнулся. Меч качался над ним на едва заметном шнурке из конского волоса…

— Эжен де Монфор, поклянитесь перед этим крестом до конца своей жизни оставаться бесстрашным, скромным и мужественным!

Маркиз положил правую руку на сердце, левую на крест и твердо ответил:

— Клянусь до конца жизни быть бесстрашным, скромным и мужественным!

Меч, качаясь, поднялся вверх и исчез в темном отверстии.

Первый обет был дан, первое испытание выдержано.

— Эжен де Монфор, — продолжал великий магистр, — обернись к двери, через которую ты вошел.

Маркиз обернулся.

В эту самую минуту портьера отодвинулась, и он увидел большой черный закрытый гроб.

— Подойди и открой это последнее жилище всякого человека — от короля до нищего! — сказал великий магистр.

Маркиз твердо подошел к гробу и поднял крышку… Как ни ужасно было то, что он увидел, но он не дрогнул и не вскрикнул от ужаса. Перед ним лежал скелет. Череп оскалил на него зубы, страшно глядели черные впадины глаз, кости рук и ног были вытянуты.

— Эжен де Монфор, — сказал герцог де Роган, — клянитесь на кресте не бояться смерти, когда придется исполнять приказания великого магистра Черного братства!

Маркиз подошел к столу и положил руку на черное мраморное распятие.

— Клянусь до последнего моего вздоха не бояться смерти, — сказал он.

Черная портьера между тем неслышно задернулась.

Второй обет был дан.

Оставалось выдержать третье и последнее испытание, предписанное правилами Черного братства. Все эти обряды надо было непременно исполнить, хотя великий магистр и оба рыцаря Ордена после двух первых испытаний ни минуты не сомневались, что маркиз выдержит и последнее. Они уже знали, что он, как и они сами, ках все остальные члены братства, испытал тяжелое, неизлечимое горе в жизни! Только сильно пострадавшие люди могли выдержать испытания Черного братства и не изменить его обетам.

Третье было самое трудное.

— Эжен де Монфор, оглянись вокруг! — раздался голос герцога де Рогана, и в то же время послышался какой-то шорох.

Маркиз, до тех пор не удивлявшийся ничему, вдруг очутился посреди какого-то волшебного мира. Черный бархат по стенам круглой комнаты живописными подзорами поднялся вверх и перед глазами Эжена де Монфора открылась чудная картина: на турецких оттоманках сидели и стояли прелестные соблазнительные баядерки. Они манили к себе, зажигали душистые курения в золотых чашах, склонялись в сладкой дремоте на мягкие подушки…

Фоном этой очаровательной живой картины служили облака, как бы подернутые розовым светом заходящего солнца. Маркиз с изумлением глядел на соблазнительные фигуры, он едва видел рыцарей, стоявших у стола, потом отвернулся от прелестных баядерок. Ни одна из них не была так хороша, как та, которую он когда-то звал своей, ни одна не могла заменить ему то, что он потерял навсегда.

— Эжен де Монфор, — сказал великий магистр, — поклянись на распятии отказаться от всех земных радостей и никогда не жениться, а неизменно и полностью принадлежать только Черному братству!

— Клянусь, — твердо и громко ответил маркиз, — клянусь до последнего моего часа отказываться от всех земных радостей и никогда ни на ком не жениться!

Занавес между тем опять опустился, скрыв за своей чернотой волшебную картину.

— Так прими знак того, что ты, Эжен де Монфор, на всю жизнь обручен с Черным братством тремя священными обетами, — сказал герцог де Роган, взяв со стола черное колечко и надев его на четвертый палец левой руки маркиза.

Потом он подошел и обнял члена таинственного ордена. За ним то же самое сделали герцог Вандом и принц Лонгевиль.

XVI. МАГДАЛЕНА И ЖОЗЕФИНА

Белая голубка, осыпаемая насмешками и бранью братьев, с трогательной заботливостью перенесла спасенных женщину и мальчика к себе в комнату.

Жан и Жюль ненавидели сестру за то, что отец постоянно защищал ее и больше любил. Они использовали каждый удобный случай, чтобы обидеть и очернить Жозефину, но Пьер Гри, несмотря ни на что, всегда был на ее стороне. Поддержка отца придавала ей больше решительности и твердости, что было так необходимо в той обстановке, в которой она жила.

Раньше случалось, что какой-нибудь дерзкий цыган или молодой авантюрист пробовали задевать дочь Пьера Гри, позволяя себе какую-нибудь неприличную шутку или обращение с ней как с развратной женщиной, тем более, что братья смеялись, глядя на это. Но Белая голубка вскоре сумела приобрести общее уважение, осаживая наглецов так, как это никогда не делали девушки в других трактирах. Как-то раз один нищий, у которого всегда водились деньги, стал слишком приставать к ней, не обращая внимания на ее серьезный отпор. Белая голубка позвала отца и Пьер Гри до тех пор стегал дерзкого ремнем, пока тот не дал слова никогда больше не оскорблять его дочери.

В таком окружении, как на острове Ночлега, нелегко было оградить себя от дерзостей, тем более заслужить уважение.

Жозефина хлопотала в своей комнате около спасенных. Эта бледная незнакомка произвела сильное впечатление на девушку. Бедняжка, несмотря на страдальческое выражение лица, была очень хороша собой. Вероятно, отчаяние заставило ее искать смерти, думала Жозефина и боялась, что, проснувшись, бедная женщина не слишком будет ей благодарна за спасение. Но она ведь только исполнила свой человеческий долг. Может быть, еще можно привязать ее к жизни, излечить ее горе. Бедняжка внушала ей глубокое сострадание и большую симпатию. Ей отрадно было сознавать, что она помогла этой бедной матери прелестного мальчика.

Эстоми, или Нарцисс, как в продолжение пяти лет звала его Ренарда и как он сам себя назвал, отвечая на вопрос Белой голубки, был так испуган, что, весь дрожа, забился в угол постели, тихо плакал и не хотел выпить подогретого вина, которое ему предлагала Жозефина, влив сначала несколько капель в рот его матери.

— Мама Ренарда, я хочу к маме Ренарде! — повторял он время от времени, всхлипывая.

Голосок его был так жалобен, что Белая голубка всячески старалась утешить его.

— Да вот ведь твоя мама Ренарда, — шептала она, думая, что так звали молодую женщину, — она спит, закрой глазки и ты, завтра все поправится.

— Это не мама Ренарда, — жалобно ответил маленький Нарцисс.

— А где же она, как же ты сюда попал? — спросила она тихонько.

Вместо ответа мальчик заплакал еще громче. Он ничего не мог объяснить, не мог понять, как он очутился тут. Для него существовала одна мать — старуха Ренарда, которая нянчила его и играла с ним, и вдруг он очутился на руках чужой женщины, чуть не утонул в ледяной воде, какая-то другая незнакомка взяла его в челнок, потом принесла и уложила в постель возле женщины, с которой он тонул. Мальчик был совсем ошеломлен и еще раз заглянул в лицо спавшей рядом женщины, надеясь, что все это был страшный сон и что около него спит добрая Ренарда, но его маленькое личико опять сморщилось и он снова стал потихоньку плакать. Да, это действительно была чужая женщина.