Прокурор - Безуглов Анатолий Алексеевич - Страница 66

Но звонок раздался снова. Робкий, короткий.

Захар Петрович вскочил с дивана. С замирающим сердцем прошел в коридор: неужели Галина?

На пороге стояла мать. С мокрым чемоданчиком в руках.

- Захар! - Она обхватила его шею сухонькими, но еще крепкими руками.

Мокрая косынка щекотала его щеки. Он вдруг почувствовал облегчение рядом родной, близкий человек.

- Мама! Неужели ты? - Он расцеловал ее лицо, все в капельках дождя. Это точно был дождь - мать не любила плакать.

- Твоих не разбудим? - тихо спросила она, когда Захар Петрович, притворив входную дверь, стал помогать ей снимать плащ.

- Проходи, - не ответил он на вопрос. - Что же ты без телеграммы, без звонка?

- Не знаю. - Она долго и тревожно смотрела прямо ему в глаза. Захарушка, милый, что-то у меня сердце болит за тебя. - Она положила руку на левую сторону груди. - Вот уже несколько дней все из рук валится... А вчера не выдержала, бросила свое хозяйство и на поезд...

Он обнял ее за плечи, повел в комнату.

О своих неприятностях Захар Петрович матери ничего не писал. Ни полслова.

* * *

Далеко от Зорянска, в Южноморске, в кабинете директора сувенирной фабрики Зарембы проходило совещание.

Фадей Борисович начал его торжественней обычного.

- Товарищи, собрал я вас, можно сказать, по очень приятному поводу. Вышестоящие инстанции решили, что коллектив нашего предприятия заслужил того, чтобы о нем рассказали по нашему областному телевидению. Будут снимать фильм.

Заремба поправил галстук и, оглядев присутствующих, спросил:

- А ведь наши рабочие действительно заслужили это, не так ли? - И, не дожидаясь ответа, сказал: - Так! Именно! Мы с вами, если можно так выразиться, только мозг. Даем направление. Но, сказать по чести, товары для народа творятся руками простых тружеников фабрики. Им и хвала. Им и спасибо.

Тихо шумел кондиционер, в комнате стояла тишина. Даже фикус, стоявший в углу, казалось, прислушивался к словам директора.

- А теперь разрешите представить вам Флору Юрьевну Баринову. Заремба указал на девушку в ослепительно белой кепочке с крошечным козырьком, очень мило сдвинутой набок, в шелковой блузке и синих атласных брючках, присобранных на щиколотках. На ногах у нее были кроссовки, в руках - блокнот и шариковая авторучка. Через плечо висел фотоаппарат.

Баринова чуть приподнялась со стула.

- Представитель областной телевизионной студии, - продолжал Фадей Борисович. - А это наш главный специалист - Герман Васильевич Боржанский...

Лет пятидесяти пяти, с крупной головой, рыжей бородой и потухшей трубкой в зубах, Боржанский, не вставая с места, чуть улыбнулся и поправил:

- Главный художник.

- А дело у нас какое? Художественное, - заметил директор.

Баринова что-то чиркнула в блокноте.

- Начальник специального экспериментального цеха, мы это подразделение обычно называем СЭЦ, для краткости, - объяснил Заремба, Евгений Иванович Анегин. Лихой казак и прекрасный организатор производства...

Начальник цеха, с которым в свой приезд беседовала Гранская, поднялся и вежливо поклонился.

- Вот это да! - восторженно вырвалось у девушки. - Просто превосходно! Онегин, Пушкин, творчество! Представляете, как это можно будет обыграть?!

Начальник СЭЦ пробасил:

- Только не Онегин, а Анегин.

- Все равно, - сказала Баринова, и ее авторучка забегала по бумаге. Зритель сразу запомнит... Первая находка!

- Завтра вы сможете сами познакомиться с другими нашими командирами производства, - повернулся к девушке Заремба. - Вы просили меня об этом, не так ли?

- Да, да, - ответила Баринова.

- А сейчас перед вами люди, которые осветят наше главное направление. Стратегию, так сказать, и тактику!..

- Из какой вы редакции? - поинтересовался Боржанский, посасывая чубук трубки.

- Общественно-политической. - Видя, что ответ не совсем удовлетворил главного художника, Баринова поспешно сказала: - Я хотела бы пояснить. Вернее, познакомить со своим замыслом...

- Простите, - перебил ее Фадей Борисович, - мы все здесь люди творческие... Чтобы было меньше официальщины, прошу, - указал он на кресла под фикусом.

Там Заремба говорил и с Гранской.

Все разместились за журнальным столиком. Секретарь директора принесла кофе. Разливал его Фадей Борисович.

- Извините, - сказал он, отваливаясь на спинку своего массивного кресла, держа дымящуюся чашечку, которая в его здоровенной руке выглядела наперстком. - Мы вас слушаем.

- Благодарю... Вы не совсем правильно выразились, Фадей Борисович. Это будет не фильм... Вы все, надеюсь, смотрите передачу "От всего сердца"?

- Не пропускаю, - кивнул Заремба.

- А как же! - подхватил Анегин.

Боржанский промолчал.

- Ее у нас в области делают по образу и подобию Центрального телевидения. Там "От всей души" ведет Валентина Леонтьева. Знаете?

На сей раз ее собеседники кивнули одновременно.

- Я считаю, слепо копировать ЦТ - не творческое дело! Нужен свой подход. У меня даже был спор с главным редактором студии. И я его убедила...

- Я тоже всегда за творческий подход, - солидно заметил Заремба, ставя пустую чашку на стол. - Идея должна быть одна, а решение... Здесь мы с Германом Васильевичем, - кивнул он на Боржанского, - и Евгением Ивановичем, - поклон Анегину, - вот так! - И директор прочно сцепил пальцы рук.

- Как раньше решалась передача? - горячо продолжала Баринова, ободренная словами директора. - Съемки в зале. Сидят люди, в орденах и медалях, смотрят на вас с экрана... Ведущий произносит слова. Пускай душевные, хорошие. Но ведь нам хочется увидеть этих людей за станком, дома, за любимым увлечением... Так я мыслю?

- Безусловно, - кивнул Фадей Борисович. - Мало мы показываем наших тружеников среди друзей и близких.

- На отдыхе, в конце концов! - все больше загоралась Баринова. И хотя в кабинете было прохладно, на ее остреньком, с веснушками носике заблестели капли пота. Темно-каштановые волосы, подстриженные под французскую певицу Мирей Матье, все время колыхались от резких движений хозяйки. - Вот это будет достоверно! Понимаете, я, зритель, тогда поверю. Не поверхностно увижу людей и их производство, а изнутри. Надо идти от индивидуальности каждого человека.

- Изнутри - это хорошо, - довольно закивал Фадей Борисович. - Человек никогда не подведет. Фигурально выражаясь, люди - наше главное богатство.

- Передача о вашей фабрике будет экспериментом, - с волнением продолжала Баринова. - И поэтому я согласилась быть автором сценария. Но чтобы сценарий и передача получились такими, как я задумала, мне нужно вплотную познакомиться с коллективом, его производством, бытом, узнать поближе людей, проникнуться волнующими их проблемами. - Баринова замолчала, подумала, внимательно посмотрела на собеседников и сказала: Чего греха таить, обычно мы, телевизионщики, скучно, стереотипно снимаем производство. Приезжает наша телевизионная группа во главе с режиссером на предприятие. Где, что? Кого снимать? Иванова, Петрова, Сидорова? Пожалуйста. Причешут, пригладят героя передачи, сунут в руки текст - и застрочила камера... Уехали, смонтировали, и очередная, простите, постнятина готова. Портрет на витрину... А мне нужен настоящий Иванов, Петров, Сидоров! Не причесанный! С его человеческим нутром, с его прошлым и настоящим. Я должна знать, чем он дышит! Что у него? Может, огородик, может, голубятня...

- Во-во, сам гонял в детстве, - обрадовался Заремба. - Два пальца в рот - за пару кварталов слышно...

Боржанский, едва улыбнувшись и бросив взгляд на могучую фигуру своего начальника, заметил:

- Не скромничайте, Фадей Борисович. Ручаюсь за все пять...

- Возможно, - без улыбки согласился Заремба. - Знатно свистел.

- А сейчас? - поинтересовалась Баринова. - Ой, простите, я имею в виду не свист, а голубятню...

- Годы не те, - вздохнул директор. - Но мы найдем вам голубятника. Он посмотрел на Боржанского. - Механик у нас, кажется, из пошивочного?..