Путь мертвеца - Борисенко Игорь Викторович - Страница 24

– Я слушаю, хозяин! – пискнул Ули.

– Все вы, все до одного, должны ждать меня здесь. Передай это Грималу. Я вернусь еще до того, как наступит зима. Каждый, кто ослушается и сбежит, будет мечтать о смерти.

Не слушая бессвязного ответа, Девлик отправился на вершину холма. Там, на пожелтевшем, истертом многочисленными ногами и копытами лугу паслись стреноженные кони. Под попонами рядом лежали седла и упряжи – мертвец выбрал из них свои, потом приблизился к Дикарю. Сначала сонный конь потянулся к нему, однако через мгновение глаза его распахнулись, и он с тонким визгом отскочил прочь. Прядая ушами, Дикарь неуклюже пятился до тех пор, пока твердая рука мертвеца не настигла его и не схватила грубо за гриву. По шкуре коня прошла волна крупной дрожи, после чего он сник и понуро дал себя взнуздать. Казалось – еще немного, и он упадет, подогнет трясущиеся колени. Резкими движениями мертвец расцарапал шкуру, когда надевал узду, едва не разорвал губу, вставляя удила. Так же грубо он водрузил седло и затянул подпругу, которая глубоко впилась в грудь коня. Распутав ремни на передних ногах Дикаря, Девлик бросил их тут же, а сам вскочил в седло. Его окованные бронзой каблуки впились в бока скакуна: конь всхрапнул и совершил первый, огромный прыжок. Впереди их ждала длинная дорога; ветер бил прямо в лицо, но мертвому лицу было все равно. Никакой, самый жестокий и холодный порыв не мог выдавить ни слезинки из его потухших глаз.

Возвращение в город обреченных

Прошло двадцать дней, отличавшихся друг от друга так, как это бывает только в середине осени. Неделю подряд по небесам бежали свинцовые тучи, грозящие вот-вот свалиться людям на головы и поливающие слякотную землю ледяным дождем – а потом вдруг все они исчезли за восточным горизонтом, оставив голубое небо, пожалуй, чуть более светлое и прозрачное, чем летом. Солнце, казалось, приобрело прежнюю силу и изливало сверху потоки тепла, грязь довольно быстро высохла, и только желто-коричневый цвет, преобладавший в растительности, да еще отчаянно холодные ночи напоминали, что на дворе не весна. Каждое утро жухлая трава бывала покрыта толстым слоем седого инея, оставшиеся на дорогах лужи сковывал тонкий ледок. Последние листья слетали с ветвей деревьев под ветром, который дул по-прежнему сильно. Девлика все эти перемены в погоде оставили совершенно равнодушным. Сорген глубоко в своей норе подумывал, что его мертвое тело, должно быть, изрядно воняет, и под таким солнцем долго не выдержит. Сначала мысль о собственной гнилости ужаснула его, но потом он успокоился и опять занялся отрешенным созерцанием природы с помощью глаз Девлика.

Южный Энгоард был страной густых лесов, изредка перемежаемых лугами по берегам небольших речек или возделанными полями. Стада и посадки пшеницы и ржи здесь попадались редко; к тому же, поля были сжаты, а скот по большей части отобрали заглянувшие отряды захватчиков-грабителей, когда севернее мимо проходила армия Ргола. Редкие деревеньки с бедными домами казались вымершими – судя по всему, с приближением войны жители сбежали в глубину лесов, как они это делали в древности, когда здесь частенько воевали мелкие властители. Деревни Девлик равнодушно миновал; он никогда не рассчитывал свой путь так, чтобы попасть на ночлег и трапезу – они ему больше не были нужны. Ночного холода он также не боялся, поэтому останавливался уже в кромешной тьме и замирал под каким-нибудь деревом, где было сухо. Каждая остановка вызывалась единственно усталостью коня, а еще тем, что он не мог видеть в темноте, как мертвец, и потому мог нечаянно вывихнуть или даже сломать ногу.

В самый разгар внезапного возвращения природы к лету, Девлик покинул Закатную провинцию Империи. За ней лежали земли удельных князей, для которых война стала благом – сюда стекалась добыча, захваченная в Энгоарде, а, кроме того, князья покинули родные уделы и драли теперь чубы чужакам, а не своим крестьянам или соседям. На их же владения временно снизошла благодать мира и покоя. Щедрый урожай был собран, зима предстояла веселая и сытая. Почти во всех деревнях, с виду еще более убогих, чем в Энгоарде, справляли чуть ли не ежедневные праздники; в ночной темноте далеко разносились песни, а непроглядное небо с крошечными звездочками озаряли отсветы грандиозных костров.

Белоранна, в которую Девлик въехал на третью неделю путешествия, выглядела несколько хуже, чем удельные княжества, однако она уже успела отойти от недавнего нападения Ргола. С тех пор основная часть захватчиков ушла, оставив лишь небольшие отряды. Урожай тоже созрел неплохой – только здесь его отбирали, оставляя крестьянами ровно столько, чтобы они не умерли к следующей весне от голода. Потому, естественно, никаких праздников в здешних селениях не наблюдалось. Столица же, Нолан-Анн, в котором Сорген так и не побывал раньше, представляла собой жалкое зрелище – разбитые стены, половина домов в пепелищах, на улицах редкие испуганные прохожие и множество пьяных, наглых солдат. Девлику нечего было рассматривать в павшей вражеской столице, поэтому он пронесся через нее, как ураган. Солдаты, даже самые пьяные, не решались останавливать черного всадника, безошибочно узнавая в нем члена Теракет Таце – да и вид у него был более чем жуткий. Кожа стала мертвенно-серой, местами покрытой черными пятнами, белки глаз превратились в мутные жемчужины с багровым отливом. Волосы Девлик безжалостно обкромсал ножом, оставив от них короткие, уродливые космы; одежда у него пропахла сладковатым запахом гнили – хотя разложение плоти шло совсем не так быстро, как думал Сорген.

От столицы до цели этого спешного путешествия оставалось еще четыре дня пути. Дикарь выбивался из сил на Мейоннском тракте, а после – на Южной дороге. Имея передышку в бешеной скачке только долгими ночами, верный конь Соргена быстро превращался в живой скелет. Даже шкура у него стала совсем седой: несчастное животное за эти три недели постарело больше, чем за шесть предыдущих лет. Это стало причиной еще одного припадка безмолвных мучений, испытанных запертым внутри мертвого тела человеком. Коня Сорген жалел, пожалуй, еще сильнее, чем себя самого! Один из дней напролет, слушая надрывный хрип Дикаря и видя падающую с его губ пену, он стенал и кричал в той жуткой тишине, в которую был погружен. Увы! Как бы ни хотелось ему плакать, рвать волосы, стучать о стену головой, ничего из этого было недоступно. Равнодушный Девлик продолжал гнать беднягу-коня вперед и вперед.

В конце третьей недели Месяца Первых морозов под сбитыми копытами Дикаря захрустела высокая, мерзлая трава заброшенной дороги, что вела прочь от Южного тракта. Вытянув вперед руку с растопыренными пальцами, Девлик метнул огромный огненный шар, который прожег ему проход в низко склоненных ветвях. То же самое пришлось проделать еще несколько раз – но зато мертвец ехал, гордо выпрямившись, среди жалких обугленных обрубков, через похожую на черный снегопад пелену кружащихся частичек пепла. Здесь конь, понуро опустивший голову со свалявшейся гривой до самой земли, плелся кое-как, спотыкаясь. Силы его были на исходе, но мертвец больше не торопился. Он и так скоро достиг луга, представлявшего собой страшное зрелище. Огромные, красно-коричневые стебли трав покрывали тонкие узоры изморози, а между ними лежали черные груды мертвой плоти. Сейчас вид множества зияющих, гниющих ран, изорванных в клочья одежд, разрубленных доспехов и сломанного оружия нисколько не тронули Девлика. Даже Дикарь не имел уже сил пугаться. Медленно, запинаясь о трупы, он добрел до внутренней стены замка и остановился у приоткрытой двери. Вокруг все было точно так же, как и во время первого визита: по всему двору валялись вперемешку тела воинов в красном и белом. Красных было заметно больше, особенно вокруг одного великана в синей лилией на спине. Безразлично скользнув по картине давнего побоища, Девлик нырнул в дверь, слегка пригнув голову. Лестницу, утонувшую в полумраке, он мог разглядеть прекрасно. Сегодня трупов на ней было очень мало, зато сгнивших и проломанных ступенек прибавилось. Осторожно ставя ноги, мертвец поднялся и вышел в коридор. Устилающие его половицы пострадали еще сильнее лестницы. Тут и там зияли дыры, словно кто-то очень тяжелый, дурачась, прыгал здесь на одной ножке и проламывал старые доски ради развлечения. Трупы лежали и сидели, свешивая в дыры руки, ноги и головы. Один воин с лилией на правой половине груди и разрубленным надвое лицом, застрял прямо посреди коридора, раскинувшись и загородив проход. Девлик двинул ему в ухо, и труп свалился набок.