Синеокая Тиверь - Мищенко Дмитрий Алексеевич - Страница 37

Не успел опомниться, как, пробившись сквозь толпу, очутился рядом с царем, который гарцевал на коне и допытывался у девы:

«Где эти проклятые кобылицы, где?..»

«Говорила уже, – спокойно отвечала царевна, – в море они».

«Я уже загонял челядь, сам был на берегу и кликал, не выходят они из моря».

«Значит, я не тебе назначена, если не выходят».

«Ты скрываешь, какое слово должен сказать им, чтобы вышли?»

«Сам догадайся».

«У-у! – лютовал царь. – Знай, не поведаешь того слова завтра, выброшу вместе с клетью на сушу. Подохнешь, как рыба».

«Что из того, – сказала царевна ему, – я тебе все равно не достанусь. Говорю же, чтобы жить на суше, должна искупаться в молоке морских кобылиц. А кобылицы выйдут на зов лишь одного-единственного человека на земле – моего суженого».

«А что, царь, – подал голос и витязь Яровит, – может, будешь рассудительным и отпустишь деву? Слышал, что сказала?.. Все равно тебе не достанется».

Царь метнул в его сторону злой взгляд и подобрал поводья. Вот-вот, казалось, пришпорит коня и бурей налетит на дерзкого. Но не успел. Обернулась в это время дева и, увидев Яровита, крикнула с облегчением: «Вот он! Вот мой суженый! Ему, и только ему, покорится море и все, что в море. Слышали, только на его голос выйдут морские кобылицы!»

Царские воины обнажили мечи, обступили Яровита.

«Иди, – приказали, – иди и зови».

«Я пойду, – согласился витязь, – но звать должен без свидетелей. И не среди бела дня – ночью. А кроме того, у меня есть и свои условия».

«Никаких условий! Если хочешь носить голову на плечах, делай, что велят!»

«О нет, так не выйдет, царь. Скажу тебе то, что и царевна говорила: какая тебе от этого польза? Если погибну я, ты тоже не возьмешь с царевной слюба. Мои требования только склонят к тебе царевну».

Кто-то из челяди шепнул царю на ухо: «Соглашайся. Лишь бы только кобылиц выманил из моря, во всем остальном обойдемся без витязя».

«Хорошо, – согласился царь. – Говори, какие такие твои требования».

«Первое из них! Дайте мне боевого коня в седле и сбруе».

«За этим дело не станет, – согласился Халиль. – Конь будет тебе. Говори, еще тебе что надо?»

«Их немного, царь, всего лишь еще одно. Но скажу я его после того, как добуду для царевны молоко морских кобылиц и выкупаю ее в том молоке».

«Почему так?»

«А чтобы никто не подслушал, что буду говорить, и не помешал нам сделать ее земной девой».

Царь колебался. И верить не хотелось чужаку, и не верить не мог. Наконец решился и кивнул головой: пусть будет так.

Яровит приказал приготовить бурдюки для молока, а в пристанище поставить огромный котел на возвышении из камня. Сам же сел на подаренного царем коня и покинул всех любопытных, которым так хотелось знать, что же будет ночью на берегу моря.

Он не собирался бежать. Честь мужа и витязя не позволили ему оставить царевну в беде. А кроме того, помнил веление ворона: «Спасешь царевну – боги освободят тебя от данного ей обещания, не спасешь – не будет жены среди земных». Беспокоился о другом: какое же слово должен сказать кобылицам, чтобы послушались его и вышли из моря, позволили подоить себя? «Белые»? «Буйногривые»? «Морские»? Что-то вроде не так. Как-то по-другому называют их в славянском роду. Не так ли… Точно: вилины сестрицы! Когда начинают сказку, так и говорят: «Вилины сестрицы, морские кобылицы…» Халиль не мог знать этого, потому у него ничего и не вышло.

Когда утренняя заря окрасила горизонт и ознаменовала рождение нового дня, стал на берегу и произнес негромко, обращаясь к морским глубинам: «Вилины сестрицы, морские кобылицы. Низко кланяюсь, прошу-молю: выйдите из моря, спасите сестру свою, морскую царевну, от великого горя».

И только промолвил это, выплыли из глубин морских двенадцать белогривых кобылиц, вышли, стали в ряд и спросили: «Чего желаешь, молодец?»

«Отдайте молоко свое, пусть царевна искупается в нем, чтобы избавиться от неволи агарянской».

«Если для того, чтобы избежать неволи, бери».

Пока выдоил всех двенадцать кобылиц, доставил в пристанище молоко да развел огонь под котлом, появились любопытные, челядь разбудила царя. Он хотел собственными глазами увидеть, как будет купаться в кипящем молоке морская царевна.

Ее освободили из клети. Окружили надежной охраной и привели туда, где должно было произойти купание.

По приказу царя челядь принесла приготовленные с вечера ступени-подмостки и поставила рядом с котлом. Как только молоко закипело, морская царевна взошла по ступенькам и, не раздумывая, прыгнула в окутанный паром котел. И в то же мгновение вынырнула и, подхваченная Яровитом, предстала перед столпившимся людом в пышном земном убранстве. Но не это поразило Халиля и его челядь: царевна вышла из молока еще красивей, чем была до сих пор! Такой молодой да такой красивой и статной стала, что агаряне ахнули от удивления и онемели.

«Слава царю Халилю! – крикнула челядь, опомнившись. – Слава властелину красивейшей из красивейших жен! Слава и царице земли агарянской!»

«Стойте! – поднял над головой меч и утихомирил царских слуг Яровит. – Царевна не стала еще царицей, а царь – ее мужем. Пусть сначала выполнит второе мое требование».

«Ты не повелитель, чтобы требовать».

«Ну нет. Слышали, что сказала царевна? Я – ее суженый. Или же ты, царь, купаешься сейчас в кипящем молоке и превращаешься в красивого молодца, к которому и склонится сердце красавицы царевны, или выходишь со мной на поединок. Честный бой один на один и честная борьба дадут тебе право стать властелином этой чудо-девы».

Царя сейчас же окружили придворные. Пока они шептались, Яровит сел на коня и обнажил свой меч-самосек. Царевна же стояла на краю помоста и, не ожидая, что решит царь с советниками, сказала: «Или согласишься, царь, на то, что требует от тебя мой нареченный, или я снова искупаюсь в молоке морских кобыл и стану морской девой».

Халиль решился наконец и оттолкнул от себя советников.

«Говоришь, хочешь биться со мной?»

«Хочу или не хочу, а должен, если не выкупаешься в молоке».

«Знаешь ли, с кем выходишь на бой? Я победитель тех многих мужей, которых никто, кроме чародея-горбуна с двусечным мечом, не побеждал».

Халиль и правда был великаном. Таким могучим казался на могучем коне, с таким огромным горбоносым лицом и широченным лбом, что Яровиту следовало бы подумать, прежде чем сказать: «Да, будем биться». Однако тут же вспомнились слова мудрого ворона: «Тебе надлежит освободить царевну; не освободишь ее – не будет у тебя и Живы».

«Разве я возражаю, – усмехнулся. – Кого-то, может, и побеждал ты. Но попробуй взять верх в бою со мной. Иначе, говорю, не видать тебе царевны».

Самонадеянность его разгневала Халиля.

«Выходи, если так». – Царь готов был испепелить витязя взглядом.

Бились на просторной площади, в стороне от толпы. Налетали один на другого, как буря, расходились и снова нападали. И раз, и второй, и третий. Кони подняли пыль, не разберешь уже, где Яровит, а где царь. Только и слышно, как звенит сталь, как ржут пришпоренные или раненные мечом кони. Да еще чалма Халиля мелькала время от времени в облаке пыли.

Челядь, советники – любопытные и торжествующие готовы были крикнуть уже: «Пусть живет непобедимый царь Халиль!». Но не решались все-таки, ждали момента. А когда он настал, не до торжества уже было: тяжелая царская голова вдруг покатилась под ноги коню, отрубленная мечом-самосеком.

Агаряне не поверили тому, что видели, и ждали. Может, это только показалось? Ведь пыль какая! Но вот из облака пыли вырвался конь без всадника, а следом выехал витязь. Вытер вспотевший лоб и снова пришпорил коня, наколол что-то на острие меча и, подняв, бросил под ноги остолбеневшей челяди.

Это была голова Халиля.

«Будь нашим повелителем, витязь-царь!»

Но Яровит посадил в седло царевну и погнал коня к пристанищу, туда, где стояла лодья Халиля. Только тогда, когда сел с девушкой в лодью, сказал людям: