Привал странников - Степанов Анатолий - Страница 11

- А вы шутник, Александр Иванович, - заметил капитан Покатилов и снова раскрыл смирновскую книжечку. - Никак не разберу, кем подписано ваше удостоверение.

- Чурбановым, капитан. Чурбановым.

- Да-а... Прискорбный факт, не правда ли, Александр Иванович?

- То, что произошло с Чурбановым, капитан?

- Опять шутите, опять шутите. Прискорбный факт в том, что ваши заслуги перед милицией оценил государственный преступник Чурбанов.

- Намекаешь на то, что никаких заслуг не было?

- Да ни на что я не намекаю. Просто размышляю.

- У меня еще одно удостоверение имеется. На орден. Подписано Председателем Президиума Верховного Совета СССР Леонидом Брежневым.

- А Лаврентий Павлович вас никак не отмечал?

- Ох, если бы не закон Спиридонова! Сказал бы я тебе, капитан...

- А вы скажите. Мы ведь вдвоем.

- Но разговорчик-то ты пишешь? У меня слух хороший, а твой магнитофон - плохой, потому что шумит. Старый.

Капитан Покатилов засмеялся, вышел из-за стола и сказал пенсионеру Смирнову:

- Пойдемте. Я вас провожу до выхода.

Опять пошли по коридору. К лифту. Не оборачиваясь к идущему сзади Покатилову, невинно спросил:

- Бармен Денис - дружочек твой?

И на этот раз капитан не ответил. Посмеялся только опять.

Леню Махова побеспокоить бы. Но отдыхает сыщик. Пусть себе отдыхает. Заслужил. Смирнов сорок восьмым доехал до Сретенских ворот, по Рождественскому бульвару спустился к Трубной и на тридцать первом двинул к Остоженке. Петровский, Страстной, Тверской, Суворовский, Гоголевский скромное бульварное полукольцо. Ни привлекать, ни завлекать, ни отвлекать, - так, деревца да дома в кривой рядочек. Что же вы делаете с ним, московские бульвары? Ни обид от невысказанной только что гордыни, ни болезненной жажды поиска, ни горечи прожитого, ни обвального страха перед тем, что осталось жить самую малость... Он и Москва. И нет никого. И нет ничего. А есть непоколебимая вера, что это навсегда: он и Москва.

Сразу прошел к пепелищу. Мальчишкам было хорошо: дверь была открыта. А теперь, когда все сгорело к чертовой матери, вход законопатили как следует - двухметровыми дефицитными новыми досками. Крепки задним умом отцы района. Ох, крепки! Смирнов погулял вокруг пожарища - примеривался. Не прорваться среди бела дня, заметят, изобличат, разгневаются. Виноватым за все сделают, потому что крайне необходим в данном случае кто-нибудь виноватый.

Смирнов головешкой по новой доске написал "Саша" и отправился домой. По пути все принюхивался к себе - ходил, пылился, потел предостаточно. Как немолодой уже человек, он более всего опасался, что окружающие могут почувствовать запах старой псины, исходящий от него.

Под душем как следует помылся с мылом. Переоделся в свежее и уселся перед балконом. И скучно что-то стало. Набрал казаряновский телефон.

- Ты что делаешь, Ромка?

- Дрова рублю! - злобно отозвался в трубке Казарян.

- Бросай колун, езжай ко мне, - приказал Смирнов.

- Ты что думаешь, у меня других забот нет?! - бешено залопотала трубка. - Крестничек твой, Армен, цветок жизни, мать его за ногу, тут такое устроил!

- Ты его от моего имени высеки, Рома.

- Его высечешь, - пожаловался Казарян и добавил: - Я ему морду набил.

- Ну, вот видишь, все дела сделаны, валяй ко мне.

- Не могу, Саня.

- Ты что, еще прощения у Армена не попросил?

- Ага.

- Ну и черт с тобой! - вдруг обиделся Смирнов и бросил трубку.

Альки - нету, Ромки - нету, дела - нету. А всего-то половина шестого. Смирнов включил телевизор. Всюду бурлила жизнь. Спорили, кричали, иронизировали - убежденно, с удовольствием, без тормозов. Хорошо! Убедившись, что все в порядке, Смирнов телевизор выключил и пристроился на диванчике. Ногу натрудил, и она заныла. Ныла, ныла и стала понемногу затихать. Незаметно подкатило томное преддверие сна. И - надо же, грянули длинные звонки междугородной. Естественно, Лидия.

- Ну, как ты там? - так, между прочим, осведомилась через тысячу с гаком верст Лида.

- Да все нормально.

- А дела?

- Какие дела? - удивился жениной осведомленности Смирнов, но вовремя вспомнил, что смылся он в Москву по наспех сочиненному поводу - хлопотать о пересмотре его не по чину скромной пенсии. - А-а, дела! Дела в порядке. Обратился в министерство с подробнейшим ходатайством. Алька помогал бумагу составлять. Теперь вот жду аудиенции.

Врал Смирнов убедительно, как в молодые годы. Лида верила.

- Ты к Валерке обратись. Он поможет.

- Не буду я обращаться к твоему знатному брату, - мрачно и на этот раз абсолютно искренне заявил Смирнов.

- Почему ты его не любишь, Саша? - в который раз задала вопрос Лида.

- О, господи! - взмолился Смирнов и, давая понять, что разговор о брате безоговорочно прекращается, спросил: - Как дома?

- Дома как положено, - холодно ответила обиженная Лида и задала главный вопрос: - Когда появишься?

- Да, понимаешь, все зависит от начальства. Подожду немного для приличия, а потом начну действовать: ходить, нажимать...

- В Москве хорошо, Саша? - спросила Лида. И Смирнов не стал притворяться, ответил:

- Хорошо.

- Дурачок ты! - ответила всепонимающая Лида. - Как нагуляешься, бери бабку Варьку с выводком - и к нам.

- Будет сделано!

- Пьете втроем сильно?

- Да что ты, Лида!

- Знаю я вас. Ну, в общем, скучаю без тебя. Целую. - И повесила там, далеко-далеко, трубку.

Пронесло. Смирнов обрадовался - захотел есть. Прошел на кухню, открыл холодильник, посмотрел на початую бутылку водки, только посмотрел, достал масло, яйца, быстренько сделал яичницу и с огурчиками-помидорчиками умял ее. Попил кофейку со сливками и осоловел. Вышел на балкон - развеяться. Город утихал. Ушел общий шум, и стали прорезаться отдельные звуки: звонкий детский голос, грубый мужской смех, грохот бросаемых магазинными грузчиками ящиков. Прибегал и убегал автомобильный шелест. День кончился, но до темноты еще далеко. Нет конца безработной субботе. А впереди еще воскресенье.

Он покопался в Алькиных кассетах. "Если наступит завтра". На три часа. Подходит. И интересно все-таки, что будет, если наступит завтра. Смирнов включил видео. Начались головокружительные приключения дамочки, чья фантастически обаятельная улыбка шоково действовала на персонажей и зрителей. Смирнов с трудом прервался на программу "Время", и, даже не дослушав прогноз погоды, вновь кинулся вслед за дамочкой в немыслимые авантюры. Не заметил, как совсем стемнело.

Дамочка-авантюристка вместе со своим напарником-любовником решили грабануть амстердамских ювелиров. Смирнов напрягся в ожидании. И тут вырубилось электричество. Тьма беспросветная до тех пор, пока не проступил серо-туманный просвет окна, по которому Смирнов сориентировался в настоящем моменте жизни. Осторожно поднял, ощупал ставшую привычной самшитовую палку и опасливо, как по болоту, направился к двери.

Из-за двери уже доносились взволнованные соседские голоса, еле слышимые - хорошо была оббита дверь. И вдруг совсем рядом:

- А у Спиридоновых кто-нибудь дома есть?

Снизу визгливый женский голос:

- Да есть, есть! Я видела, у них свет горел. Все о перестройке говорит, а о таком безобразии молчать будет. Как же, мелочь, пустяк, не до того великому журналисту!

Язва, живущая этажом ниже. Она уже интересовалась у Смирнова, кто он такой. Смирнов открыл дверь, вышел на площадку и объявил злорадно:

- Нету великого журналиста! На даче он. А что надо?

- Надо, чтобы электричество было. Хотя бы без демократизации, откликнулась снизу местная ведьма и, считая разговор со Смирновым законченным, сказала кому-то: - Вы в ДЭЗ звоните, а я в аварийную службу.

Смирнов потоптался малость в полной темноте и, как слепец, выставив вперед руки, направился к родимой двери. Наткнулся на нее, закрытую, хоть он и не закрывал ее. Видимо, сквозняком притянуло. Слава богу, защелка на предохранителе. Он вошел в прихожую, в почти такую же тьму. Почти незаметно светился дверной проем в столовую. Он последовал туда.