Философия и религия Ф.М. Достоевского - Попович Иустин - Страница 34

Свою безграничную любовь к людям Христос доказывает Своим воплощением. Всё, что есть Его, воплотимо и обладает неисчерпаемой способностью к воплощению. Христоликая любовь, если станет сущностью личности, делает ее способной наиближайше соединиться с предметом своей любви, воплотиться в любимого. Христоликие герои Достоевского эту любовь сделали душой своей души, сердцем своего сердца, волей своей воли. Для них любить человека — значит воплотиться в него, преобразиться в него полностью, стать им: чувствовать его чувствами, мыслить его мыслями, смотреть его глазами, болеть его болями, печалиться его печалью, страдать его страданиями, радоваться его радостью, быть счастливым его счастьем.

Христоликая любовь, действенная любовь — это труд и выдержка, а для многих — и целая наука [395]. «…Любовь — учительница, но нужно уметь ее приобрести, ибо она трудно приобретается, дорого покупается, долгою работой и через долгий срок, ибо не на мгновение лишь случайное надо любить, а на весь срок. А случайно‑то и всяк полюбить может, и злодей полюбит» [396]. Эту любовь человек обретает тогда, когда обретет чудесный Лик Христов в качестве учителя и вождя по ужасному хаосу жизни. Через христоустремленный подвиг веры, послушания, поста, молитвы и смирения человек постепенно принимает Христа и делает Нго содержанием своей жизни [397]. Но старец Зосима поучает: «Не пугайтесь никогда собственного вашего малодушия в достижении любви, даже дурных при этом поступков ваших не пугайтесь очень.<…>Любовь деятельная сравнительно с любовью мечтательною есть дело жестокое и устрашающее. Любовь мечтательная жаждет подвига скорого, быстро удовлетворимого и чтобы все на него глядели. Тут действительно доходит до того, что даже и жизнь отдают, только бы не продлилось долго, а поскорей совершилось, как бы на сцене, и чтобы все глядели и хвалили. Любовь же деятельная — это работа и выдержка… Но предрекаю, что в ту даже самую минуту, когда вы будете с ужасом смотреть на то, что несмотря на все ваши усилия вы не только не подвинулись к цели, но даже как бы от нее удалились, — в ту самую минуту, предрекаю вам это, вы вдруг и достигнете цели и узрите ясно над собою чудодейственную силу Господа, вас все время любившего и все время таинственно руководившего» [398].

Для человеческого эвклидовского ума, который не преображен и не возрожден подвигом веры, молитвы и смирения, эта христоликая любовь к людям — невозможное на земле чудо [399]. Иван утверждает, что на всей земле нет ничего такого, что бы вынуждало людей любить своих ближних; он утверждает, «что такого закона природы: чтобы человек любил человечество — не существует вовсе» [400]. «Любить своего ближнего и не презирать его — невозможно.<…>Человек создан с физическою невозможностью любить своего ближнего.<..>Любить людей так, как они есть, невозможно» [401]. — Но что невозможно для человека, возможно для Богочеловека; что невозможно для людей, возможно для боголюдей; что невозможно для ума христоборческого, возможно для ума христоликого. Чтобы человек понял возможность и реальность христианской любви на земле, он должен прежде всего с помощью христоустремленных подвигов победить эгоцентризм эвклидовского ума своего, должен ум свой сделать христоцентрическим, должен всю личность свою вложить в Христа, должен иметь ум Христов [402], сердце Христово, душу Христову, волю Христову—должен Христом чувствовать, Христом мыслить, Христом желать и жить. Кто этого достигает, того Христос исполняет чувством и убеждением, что его личность бессмертна, что каждая человеческая личность бессмертна и что христоликая любовь не только возможна, но и незаменимо необходима для нашей расслабленной планеты.

«Я объявляю, — пишет Достоевский, — что любовь к человечеству даже совсем немыслима, непонятна и совсем невозможна без совместной веры в бессмертие души человеческой [403]. Те же, которые, отняв у человека веру в его бессмертие, хотят заменить эту веру, в смысле высшей цели жизни,«любовью к человечеству», те, говорю я, подымают руки на самих же себя; ибо вместо любви к человечеству насаждают в сердце потерявшего веру лишь зародыш ненависти к человечеству… Я даже утверждаю и осмеливаюсь высказать, что любовь к человечеству вообще есть, как идея [404], одна из самых непостижимых идей для человеческого ума. Именно как идея. Ее может оправдать лишь одно чувство. Но чувство‑то возможно именно лишь при совместном убеждении в бессмертии души человеческой» [405].

Бессмертие души своей особенно ясно и неопровержимо человек чувствует и осознает, когда душу свою вложит в Христа–Богочеловека, открывающего Любовь и Любовью в каждом существе человеческом боголикую душу, которая бессмертна и которой каждый человек коренится в Боге, увековечивается в Боге. Если все смертно, любовь бессмертна, потому что Любовь — Бог, и «я вас из могилки любить буду… ибо и по смерти — любовь» [406].

Любовь — исцелитель и очиститель человеческой личности. Будучи сущностью человека, любовь изгоняет из него все преходящее, смертное, несущественное, грешное и грехолюбное, ибо грех по природе своей есть не–сущность, поскольку он вне Сущности — вне Бога Любви. Своей Божественной силой Любовь очищает всю личность человека: очищает огреховленную совесть и огреховленный ум, очищает огреховленную сущность сердца и воли; очищенные же сердце и волю соединяет до единосущности с Богом, придает идеальную целостность личности и делает ее христоликой. Любовь — это синтез человеческой личности, ее составитель и завершитель. Она является наиглавнейшим признаком, по которому можно узнать истинную христианскую личность [407]. Подвигом любви человек совершенствует себя до невиданного совершенства, находит сущность свою в себе — боголикую душу, которая была покрыта грехом, изгоняет всякий грех, обезгрешивает свою личность, ибо «ничто не противно любви так, как грех» [408]. Любовь исключает грех. Любовь — это сила притяжения, соединяющая частицы личности; грех же — то, что ведет к разложению личности. Чем больше любви, тем меньше греха; чем меньше греха, тем больше красоты. Абсолютная безгрешность — это абсолютная красота существа. Абсолютная безгрешность олицетворена единственно во Христе, поэтому единственно в Нем олицетворена и абсолютная Красота.

«Красота — это идеал — говорит Достоевский. — А идеалы давно поколеблены у нас и в цивилизованной Европе. В мире существует только одноединственное явление абсолютной красоты — Христос. Это бесконечно дивное явление, бесконечное чудо. Все Евангелие от Иоанна исполнено этой мыслью. Иоанн зрит чудо Воплощения, явленную красоту» [409].

«Красота спасет мир», — утверждает князь Мышкин [410], имея в виду красоту дивной Личности Христа, Которая открывается и познается любовью. Христос — не только Абсолютная Красота сама в себе, но и по отношению к твари. Он является Украсителем всей твари — от Херувима до червя [411]. В Нем каждая тварь и каждый человек находит свою собственную боголикую красоту, не помраченную грехом; в Нем каждый человек обретает убеждение, что Бог создал человека для бессмертия и вечности, что создал быть образом Своего Бытия [412].