Пожарный кран No 1 - Соломко Наталья Зоревна - Страница 8

На Вовке - папин тулуп, папины валенки с калошами и огромный рыжий треух. В этой одежде папа ходит на рыбалку.

Вовка смотрит вниз и думает: "Хорошо, что я живу на втором этаже, а не, допустим, на пятом!"

С этим надо согласиться: ведь все-таки с пятого этажа спускаться по водосточной трубе немножко страшно. Да, честно говоря, и со второго тоже. А труба гладкая, скользкая...

"Ничего, - успокаивает себя Вовка. - Внизу вон какой сугроб..."

Дома вечером, конечно, будет скандал, нечего и сомневаться. А что делать? Не может Вовка не явиться на спектакль! И если некоторые этого не понимают, запирают на ключ и одежду прячут, то пусть им будет хуже! Ну, пора. Раз! Два...

- Мальчик! Ты что там делаешь?! - раздалось с улицы. - А ну прекрати хулиганить!

- Ды-ды-дышу свежим во-оздухом! - сердито ответил Вовка.

Беда с этими взрослыми, вечно они вмешиваются не в свое дело. Пришлось пережидать, пока бдительный прохожий скроется. А потом Вовка сосчитал до трех и храбро шагнул к трубе...

Он висел над улицей, обхватив холодное железо руками и коленками. Самое страшное осталось позади, теперь надо было только съехать вниз.

Но съехать Вовке не удалось: труба не выдержала его тяжести и грохнулась в сугроб...

Сугроб был толстый, мягкий - она совсем не пострадала при падении... К сожалению, Вовке повезло меньше: он-то грохнулся не в мягкий сугроб, а на железную трубу - и пребольно ударился коленом...

ТРЕТИЙ ЛИШНИЙ

- Живо спрячься где-нибудь! - велел Мотя Балабанчику. - Чтоб Михаил Павлович тебя в таком виде не застукал!

Балабанчик ушел в дальние коридоры, где был свален старый реквизит и декорации от давних спектаклей. Он забрался в бутафорскую беседку, увитую плющом, - тоже бутафорским. Там было сумрачно, тихо, пыльные заросли бумажного плюща надежно скрывали Ваську от всего мира. Он сидел и размышлял, куда могла подеваться Анька, и вдруг в коридоре раздались шаги, а потом и голоса. Балабанчик затаился.

Голосов было два, причем один из них Балабанчик просто терпеть не мог, а от другого у него замирало сердце.

- А завтра? - умоляюще спросил голос, который Балабанчик терпеть не мог. - Ну, после елок... Тоже не можешь?

А голос, от которого у Балабанчика замирало сердце, ответил:

- Завтра? Могу. Только я еще не знаю, захочется ли мне идти с тобой на каток...

Балабанчик сидел в свой беседке тихо-тихо, только сердце в груди у него грохотало на весь Дом пионеров. Но те, двое, так были заняты своим разговором, что не слышали Балабанчикова сердца.

- А что будет, если...

- Что если?

- Если... если я тебя сейчас поцелую? - отважился голос, который Балабанчик терпеть не мог.

- Не знаю, - едва слышно отозвался голос, от которого у Балабанчика замирало сердце.

И вот внутри у Васьки Балабанова стало вдруг холодно, пусто и абсолютно тихо. Сердце смолкло. Балабанчик догадался, что сейчас умрет, и выскочил из укрытия. Длинный Вадик Березин из балета и самая красивая девочка в Доме пионеров испуганно уставились на него.

- Только попробуй ее поцеловать! - закричал Балабанчик и изо всех сил треснул влюбленного танцора по уху.

"ЧЕСТНОЕ СЛОВО" БЕЗ КРЕСТИКОВ

- Безобразие! - охнул директор Дома пионеров, возникая на месте побоища как бы из ничего. Он имел скверную привычку появляться именно там, где его меньше всего хотели бы видеть. - Елькина и Березин! Немедленно прекратите!

Увы, его услышала только Верочка и, конечно, сразу убежала, а Баба Яга продолжала яростно тузить Вадика.

- Обалдела?! - растерянно кричал Вадик, закрываясь руками. Он был человек воспитанный и, конечно, не мог себе позволить драться с женщиной.

- Елькина, я кому говорю! - повысил голос директор.

Баба Яга вздрогнула, будто просыпаясь.

- Ненормальная! - пробурчал Вадик. - Жалко, ты девчонка...

- Сам ты! - огрызнулась Баба Яга и, показав Вадику кулак, понеслась вдаль по коридору.

- Елькина, вернитесь! - приказал Сергей Борисович, да где там!

И не успел он выяснить, кто виноват, как из-за поворота вышли Мотя и маленький Овечкин. Они шагали к Сергею Борисовичу с лицами решительными и серьезными.

- Сергей Борисович, - произнес дежурный режиссер. - Нам надо с вами поговорить!

- По секрету! - значительно добавил Овечкин.

Надо напомнить, что в Доме пионеров еще никто никогда не хотел поговорить с директором по секрету. То есть обитатели Дома вообще старались избегать разговоров с Сергеем Борисовичем. Скучно им было с ним разговаривать, неинтересно.

- По секрету? - потрясенно переспросил директор. - Со мной?

- С вами! Только дайте слово, что ничего не скажете Михаилу Павловичу!

- Честное слово, - директор неуверенно кивнул.

- И без крестиков! - уточнил Валера.

- Хорошо, и без крестиков, - согласился Сергей Борисович, с испугом глядя первокласснику в глаза. Он уже догадался, что случилось что-то скверное.

- Пропала Анька Елькина... - Мотя вздохнул виновато. - Мы ее уже полтора часа ищем, а ее нет!

- Глупости! - отозвался Сергей Борисович. - Я видел ее только что...

Мотя и Валера переглянулись.

- А что она делала? - поинтересовались они хором.

- То, что она делает всегда: безобразничала! Дралась с Березиным, а потом сбежала.

- Куда? - грустно спросил Мотя.

Директор махнул рукой в сторону соседнего коридора.

- Эй! - сердито закричал дежурный режиссер. - А ну иди сюда!

Из-за поворота выглянула Баба Яга.

- Ну чего? - сказала она и нехотя побрела на зов.

Мотя содрал с нее нос и парик.

- Балабанов?! - не поверил своим глазам директор.

- Кто ж еще... - уныло подтвердил Мотя. - А Анька еще перед елкой пропала...

- Найдите ее, пожалуйста! - умоляюще попросил Овечкин. - Вы ведь мечтали в детстве следователем быть!

Сергей Борисович грустно взглянул на малыша и покачал головой:

- Мало ли кто о чем мечтал в детстве... Это никогда не сбывается!

Но ему никто не поверил, и каждый подумал: "А у меня обязательно сбудется!"

- Мы вас очень просим! - не отстал Валерик.

- Вся надежда на вас! - вздохнул Мотя. - Надо ее найти, а то, если Михаил Павлович узнает... Ему же волноваться нельзя!

- Вся надежда на меня? - растерянно повторил Сергей Борисович. С ним еще ни разу в жизни такого не было...

- На вас! - кивнули Мотя и Валерик. А Балабанчик и Вадик молчали и пепелили друг друга взглядами.

- Ну, ты у меня получишь сегодня! - шепотом пообещал Балабанчику Вадик.

- Ты у меня тоже!

- Хорошо, - сосредоточенно сказал директор. - Я найду ее! Рассказывайте, как это случилось...

МИХАИЛ ПАВЛОВИЧ НАЧИНАЕТ ВОЛНОВАТЬСЯ

Ах, Кузя, Кузя... Там, в прекрасном, заснеженном лесу, позабыв обо всем, мчишься ты по лыжне рядом с девочкой Катей и знать не знаешь, что дед твой покоя себе не находит...

Вот шагает он по Дому пионеров, ищет Аньку и Балабанчика, чтобы задать им головомойку за самоуправство, а сам думает, думает о тебе... Тревожно ему за тебя...

"Я берег тебя, мальчик, - думает Михаил Павлович. - Мне хотелось, чтоб жил ты радостно... Я скрывал от тебя печали, никогда ничего тебе не говорил о них, о твоих родителях, потому что ты был маленький. Но вот ты вырос... Почему ты сам ни о чем меня не спрашиваешь? Или ты просто забыл их? А Машенька... Ты помнишь нашу Машеньку? Или забыл и ее? Когда ты научился усмехаться так спокойно и равнодушно? Почему ты никогда не плачешь - ни от боли, ни от обиды, ни от жалости? Помнишь, я спросил тебя об этом, а ты усмехнулся: "А зачем? Слезами горю не поможешь". И глаза у тебя были холодные, чужие. Что случилось с тобой, Кузя? Почему ты презираешь людей и любишь свою Машину?.. И что мне делать, как объяснить тебе?.."

Вот что думает Михаил Павлович, разыскивая Аньку и Балабанчика.

А их нет как нет...

"Попрятались, - догадывается Михаил Павлович. - Понимают, что попадет!"