Пожарный кран No 1 - Соломко Наталья Зоревна - Страница 16

Впрочем, размышлять об этом было некогда. Вовка торопливо захромал по коридору, а потом свернул направо.

Свернув направо, он обнаружил в тупичке пропавшую Аньку.

ДРУЗЬЯ ССОРЯТСЯ НАВЕКИ

- Во-от ты где! - радостно крикнул Вовка. - А все го-го-го...

Он перевел дыхание и договорил почти не заикаясь:

- Что ты пропала!

При Аньке Вовка Гусев старался не заикаться, потому что она этого терпеть не могла и очень сердилась, обвиняла Вовку в том, что у него силы воли нет. "Вот скажи себе: "Больше никогда ни за что заикаться не буду!" и не заикайся, ясно тебе!" - требовала она. Легко ей так, а если у Вовки Гусева в горле застрял какой-то треугольник и мешает разговаривать?

Ну, то есть Вовка отлично понимал, что на самом деле никакого треугольника у него в горле нет, а только кажется. Но этот проклятый треугольник, хоть и казался только, а разговаривать все равно мешал, да разве упрямице Аньке объяснишь такое? Но вот что удивительно: при Аньке Вовка Гусев почти не заикается...

Он оглядывает непонятный черный ящик, Аньку, которая сидит на полу, обняв коленки... Что-то случилось, это же ясно!

- Кто тебя?! - гневно спрашивает Вовка. - Говори! Он у меня получит!

- Кузя...

Другу все можно рассказать, он поймет. И Анька уже открывает рот, чтоб все-все рассказать Вовке Гусеву, может, вместе они что-нибудь да и придумают...

Но Вовка хмурится, вздыхает, не глядит в глаза.

- Ты чего?

- Думаю, - сознается Вовка, - сказать тебе одну вещь или нет...

- Скажи! - требует Анька: она очень любопытна.

- А ты не обидишься?

- Нет! - заверяет Анька. - Ну, говори!

- Знаешь... - неуверенно мямлит Вовка, и по всему видно, что говорить ему не хочется. - Тут такое дело... Конечно, ты можешь этого еще не понимать...

- Ну?! - торопит Анька, умирая от любопытства.

- В общем... Ты только не обижайся... Просто ты в него влюблена!

- В кого? - Лицо у Аньки перепуганное.

Вовке ее жалко. Но он - настоящий друг, он должен все Аньке объяснить, раз она сама еще не понимает!

Недавно он прочитал одну интереснейшую и умнейшую книгу (у мамы под подушкой нашел). Называется "Психология подростка". Читается взахлеб, как "Три мушкетера"! Вовка столько нового открыл для себя, что сначала был просто сам не свой.

Например, оказывается, что все люди в их с Анькой возрасте обязательно влюбляются, можете себе представить! Ну, так положено, и никак без этого нельзя. А влюбившись, они и сами не понимают, что с ними происходит. Да и откуда им знать, ведь с ними такое впервые...

Взрослые, так те сразу догадываются, им не впервой. Ну, они сразу начинают бегать на свидания, дарить цветы и, хотя и так все понятно, на всякий случай еще и объясняются друг другу в любви.

У детей же все не так... Допустим, скажет мальчик девочке: "Приходи на свидание"... А девочка знаете что в ответ ему? "Дурак!" И даже может портфелем по голове стукнуть! Сами понимаете, что, если тебе дали портфелем по башке, дарить цветы просто глупо!

А уж в любви объясняться... Пусть ненормальные объясняются! Стыдно, неужели непонятно? Как это - взять и сказать: "Я тебя люблю". Лучше уж, как некоторые, нарисовать любимую девочку в тетрадке для ролей и подписать: "Вера - дура"... Или, как некоторые другие, ходить и твердить: "Я его терпеть не могу!"

В общем, ясно, что тогда, четыре года назад, когда клялись не влюбляться, были они маленькие и глупые... Никуда им от этой любви не деться... Вот только как же - дом у моря?.. Может, все-таки как-нибудь можно, чтоб и дом у моря и влюбляться?

- В кого! - переспрашивает Анька уже грозно.

- В кого, в кого... В Кузю, - говорит Вовка Гусев.

Обратите внимание: он совершенно не заикается и ждет, что Анька его за это похвалит. Но напрасно он ждет.

- Ты что - дурак! - Анька сверкает глазами. - Да я его терпеть...

- Это тебе только кажется, - перебивает Вовка. - А на самом де...

Но договорить он не успел: Аня Елькина изо всей силы двинула ему локтем! Вовка лязгнул зубами и смолк.

- Еще хочешь?!

- Хо-хо-хо... - От обиды у Вовки опять встал поперек горла проклятый треугольник. Ах, Анька, Анька... Ты была Вовке Гусеву лучшим другом, а теперь мало того, что влюбилась в какого-то там Кузю, так еще и дерешься, будто Вовка в этом виноват.

- Иди отсюда, раз ты такой неумный! - закричала Анька. Гусятина-поросятина!

Вовка онемел. Никогда, никогда она такого ему не говорила! Только самые страшные враги обзывали так Вовку.

Он встал и, хромая, пошел прочь. Уйти хотелось гордо, без слез, но не вышло. Не от боли были те слезы. От обиды.

- Ну-ну-ну и целуйся со-о своим Ку-ку-ку!.. - мучительно заикаясь, выкрикнул он.

Тяжелый Анькин унт, пролетев в нескольких сантиметрах от Вовкиной головы, стукнул в стенку.

- Ма-а-азила! - завопил Вовка. - Влю-у-убилась, влю-у-у...

У Аньки, между прочим, было два унта. И во второй раз она, между прочим, не промахнулась.

Это точное попадание произвело на Вовку Гусева довольно странное действие: он покачнулся, глаза его остекленели на мгновение. Но он не замолчал!

- Мазила! Влюбилась! Влюбилась! Так тебе и надо! - во все горло кричал он, несясь по коридору и всхлипывая.

И при этом совершенно не заикался!

"ПОЙ МНЕ ПЕСНЮ ПРО ЛЮБОВЬ!"

С грохотом обвалилось синее Анькино небо.

Треснув, рассыпалась на кусочки радуга.

Покосился, ушел в песок по самую крышу дом на берегу моря.

Померкло солнце, сорвались с неба звезды.

Ничего не осталось - мрак и пустыня. Только страшно, выжидающе горит рубиновый огонь Машины.

Хорошо, хоть пожарный кран No 1 среди такой катастрофы стоит надежно, незыблемо, прикрывает Аньку от падающих обломков.

Сказал Вовка свои глупые слова - и будто выпустил джинна из бутылки.

- Неправда! - бормочет Анька с отчаянием. - Ни в кого я не... Неправда, неправда!

Но все так и было, как Вовка сказал. Анька и сама уже давно догадалась об этом. А потом как-то забыла.

Так сны забываются: снятся, снятся - и ты спешишь куда-то, так бежишь, так боишься опоздать, что земля уходит из-под ног, и, раскинув руки, вот уже летишь ты в небесном просторе, кричишь что-то, смеешься и плачешь.

Поди вспомни, проснувшись, куда это ты спешил так, отчего смеялся, плакал отчего?

- Неправда, не хочу! - твердит влюбленная Анька, сидя под пожарным краном, а вокруг дымятся развалины ее мира, славного, привычного мира, где прожила она почти двенадцать лет, твердо зная, что все девчонки воображалы и болтушки, что никакой любви нет, а есть только верная дружба.

Навязалась на Анькину голову проклятущая любовь эта, а зачем она, что с ней Аньке делать?

- Не хочу! Не надо мне!

- Крику-то! Шуму! - недовольно проскрипел тонкий голосок, и из-под обломка радуги вылез помятый Карл Иванович. - Конец света, да и только.

Он оглядел Анькины руины и попенял, осерчав:

- Эка любовь-то у тебя неповоротлива, все вдребезги разнесла...

Анька молчала, тоскливо глядела мимо.

- Вечно так, - брюзжал Карл Иванович, - дров наломают, а ты отдувайся. Ну чего зыркаешь? Живо мне песню пой! Про любовь.

- Я про любовь не знаю! - мрачно созналась Анька.

- Тьфу, и чему вас нынче в школе-то учат? Подпевай!

И он затянул тихонько:

Гори, гори, моя звезда,

Звезда любви приветная,

Ты у меня одна, заветная,

Другой не будет никогда...

Карл Иванович трудится, что-то строит из обломков и поет.

Анька сидит под пожарным краном и мрачно подпевает.

- Шибче, шибче пой, а то у меня ничего не получится! - командует работяга сверчок.

Анька подпевает шибче.

И вот потихоньку возвращается на место рухнувшее небо, но уж больно оно серенькое, пасмурное. Однако вот и звезды загораются.

- А солнце где? - уныло спрашивает Анька. - А радуга?