Белая лошадь - горе не мое - Соломко Наталья Зоревна - Страница 8

Урок биологии в девятом "В" прошел в идеальной тишине, все слушали внимательно.

- Боже мой, - сказала потом в учительской Ляля Эдуардовна, - какие дети у нас славные... Умные, добрые...

- Какие? - переспросила старенькая химичка, не расслышав.

- Славные! - горячо повторила биологичка. - Замечательные дети!

- А-а, да... Добром это не кончится... - как-то не к месту отозвалась старушка.

- Ася Павловна, к чему такой пессимизм! - хохотнул физкультурник Дмитрий Иванович. - Все будет о'кэй!..

В этот миг странно тенькнуло стекло в окне, прощально позванивая, обрушились на паркет осколки... Футбольный мяч, протаранивший стекло, красиво и мощно ударил по стойке для журналов, отлетел к столу, сшиб чернильный прибор и врезался в стену чернильным боком...

- Как вы, Дима, сказали? - переспросила Ася Павловна, за звоном стекла последних слов опять недослышав.

Тихий ангел в это мгновение, прощально махая крыльями, отлетел в небесную высь, и школьная жизнь вошла в свою привычную, ухабистую колею... Например, буквально через десять минут выяснилось, что восьмой "Д" поголовно не готов к химии. Старенькая Ася Павловна, хоть и проработала в школе всю жизнь, привыкнуть к таким катаклизмам не сумела и ушла с урока в учительскую плакать... Она еще не успела вытереть слезы, как туда же прибежала, стуча каблучками и звонко рыдая, Бедная Лиза и крикнула:

- Ах нет! Я этого не вынесу! Зачем я пошла в пединститут?!

- Лизавета, деточка, кто тебя? - забыв о своей обиде, бросилась к ней Ася Павловна.

- Котенко! - прорыдала Бедная Лиза.

На листе из тетради в клеточку десятиклассник Котенко Владимир застенчиво, но решительно объяснялся Елизавете Георгиевне в любви. И это был не первый случай. Солидные и мужественные ученики старших классов постоянно влюблялись в юную литераторшу и принимались срывать уроки физкультуры: физкультурник Дмитрий Иванович имел нахальство обожаемую старшеклассниками женщину провожать домой...

- А реветь-то чего ж? - удивилась Ася Павловна. - Ты вот что... Скажи ему: раз любит, пусть бороду свою ужасную сбреет. Это где видано - ученик с бородой!..

На большой перемене пятый "А" подрался с пятым "Г" из-за металлолома. Пятый "Г" будто бы утащил у пятого "А" кровать, кто-то из пятого "А" видел это собственными глазами. Разумеется, пятый "А" пожелал возвратить свое, кровное, а пятый "Г" не захотел отдать...

Потом была неприятность с Исуповым из шестого "Б": он на уроке поджег расческу...

Александр Арсеньевич своего ученика опять спас, но настроение у него испортилось: Леша ему надерзил и вообще смотрел на классного руководителя как на врага... Злыми, чужими глазами смотрел. Будто это не он, не Леша Исупов, всего несколько дней назад сидел у Сани в комнате, пил чай и болтал ногами...

Пятый "Д", куда пошел Александр Арсеньевич после неудачного разговора с Исуповым, сразу почуял его скверное состояние духа и торопливо зашелестел учебниками.

Александр Арсеньевич класс этот отчего-то недолюбливал, несмотря на то что пятый "Д" был отличный, дисциплинированный коллектив. Самый, между прочим, успевающий в школе.

У пятого "Д" было только одно несчастье: второгодник Вахрушев, которого все звали Хрюшкиным.

Классная руководительница пятого "Д" очень обижалась, что второгодника подсунули именно ей. Разве нет других пятых классов?

Сердился и сам пятый "Д": пионерские отряды школы яростно соревновались (Арсений Александрович обещал, что победители в зимние каникулы поедут в Москву). Ах, как пятый "Д" хотел в Москву, а отвратительный второгодник Вахрушев, по прозвищу Хрюшкин, превращал эту желанную поездку в несбыточную мечту. Год только начался, а он уже умудрился получить семь двоек!

Конечно, с Вахрушевым боролись: и совет отряда с ним толковал, и "буксир" к нему прикрепили, и родителей классная вызывала. Но все напрасно, все как об стенку горох... Родители в школу не явились, от "буксира" Вахрушев бегал, а после того как мальчики пятого "Д", движимые чувством справедливого негодования, отлупили его за школой и пригрозили, что еще и не так дадут, если будет тянуть доблестный пятый "Д" в отстающие, Вахрушев будто осатанел: теперь он не просто получал двойки теперь он получал их с наслаждением! И никто ничего не мог с ним поделать. И Александр Арсеньевич не мог: Вахрушев смотрел на него исподлобья напряженными кошачьими глазами и все-все делал наоборот...

Сегодня, например, он даже не счел нужным подняться из-за парты, когда учитель вошел в класс.

"Ну я тебе!" - рассердился Саня, у которого настроение и без того было скверное. И хотя с детства Елена Николаевна наставляла сына, что никогда ничего не надо делать под горячую руку, Саня не сдержался...

- Садитесь, - кивнул он. - Вахрушев, к доске.

Второгодник нехотя вылез из-за парты и побрел между рядов. Он выслушал вопрос, взял указку и высокомерно взглянул на учителя...

- Ну? Я слушаю...

Вахрушев молчал.

Молчал и учитель географии. Молчал и все больше заводился. А Вахрушев и не замечал этого его опасного настроения.

- Говорить, что ли? - с ухмылкой спросил он.

- Говори.

Вахрушев ткнул указкой в Африку и сказал, что это Антарктида.

- Хрюшка, кончай придуриваться! - негодующе возроптали одноклассники в предчувствии новой двойки, а может, даже и единицы.

Но Вахрушев, конечно, не послушался и придуриваться продолжал: показал на Атлантический океан, заявив при этом, что Антарктиду омывает Аральское море...

- Правильно, - кивнул Александр, Арсеньевич. - Молодец.

Неожиданная эта похвала Вахрушева озадачила: он сбился и замолчал.

- А дальше? - заинтересованно спросил Александр Арсеньевич. Внутри у него все кипело.

- Да не знаю я... - буркнул Вахрушев. - Вы мне лучше сразу пару ставьте.

- Доскребешься, Хрюкодав! - с угрозой пробормотали в среднем ряду.

- Дай дневник, - велел Александр Арсеньевич и с мстительным удовольствием поставил второгоднику "пять".

- Чего это?.. - заморгал Вахрушев редкими рыжими ресницами.

- А ничего! - отвечал Александр Арсеньевич грозно. - Я тоже вредничать умею, запомни! - и на глазах у замершего от изумления пятого "Д" занес неправедную пятерку в журнал.

- Санечка, к телефону, - позвала Елена Николаевна.

- Это вы?.. - неуверенно спросили в трубке.

- Это я... - подтвердил Саня, и они, как всегда, принялись молчать...

Наконец Юля отважилась и спросила:

- Простите, пожалуйста, а вы не знаете, откуда эта строчка: "Паситесь, мирные народы"?..

Саня знал: ведь мама ему с детства прививала любовь к русской литературе.

- А что там дальше? - как-то напряженно поинтересовалась Юля.

- А вам зачем?

- Очень надо.

Саня сбегал за огромным старинным томом Пушкина:

Свободы сеятель пустынный,

Я вышел рано, до звезды,

Рукою чистой и безвинной

В порабощенные бразды

Бросал живительное семя

Но потерял я только время,

Благие мысли и труды...

Паситесь, мирные народы!

Вас не разбудит чести клич.

К чему стадам дары свободы?

Их должно резать или стричь.

Наследство их из рода в роды

Ярмо с гремушками да бич...

- Спасибо! - трагическим голосом поблагодарила его Юля. И, помолчав, добавила: - Мы так и знали!.. Он опять нас оскорбил!

Кто эти "мы", которых опять оскорбил "он", сомневаться не приходилось. Оскорблен был, конечно же, десятый "А". А оскорбитель был Матвей Иванович, Аристотель, - кто же еще!.. Все другие учителя предпочитали с десятым "А" не ссориться - себе дороже. Десятый "А" был дружен, своеволен и злопамятен. Давным-давно, когда десятый "А" был еще пятым "А", кто-то из учителей пожаловался на педсовете:

"Это не дети, а сплошные древние греки какие-то! Работать с ними невозможно!"

Жалоба не лишена была оснований. Классным руководителем в пятом "А" был Аристотель, историк, влюбленный в Древнюю Грецию. О ней он мог говорить часами (и, без сомнения, это делал), а пятый "А", конечно же, слушал развесив уши... Последствиями этого сверхпрограммного изучения античной истории были многочисленные и разнообразные хулиганские действия Аристотелевых учеников. Как-то само собой произошло, что пятый "А" разделился. На первом ряду собрались поклонники Спарты. На втором приверженцы афинской демократии. А на третьем утвердились скифы. Хитрые персы отсиживались на "Камчатке". Ряды воевали. Греко-персидские войны переходили в Первую Пелопоннесскую войну, которая, естественно, приводила ко Второй. Военные действия успешно развивались на переменах, захватывая порой и часть уроков. Главное сражение чаще всего происходило после занятий, в раздевалке. В результате Дария и Перикла влекли к директору, а второстепенные исторические лица отделывались замечанием в дневнике. Время от времени племена и народы объединялись для восстания против Аристотеля, тирана и деспота. Аристотель был могуч, Аристотель был несокрушим! Разгневавшись и разгромив Афинский морской союз, он твердой рукой наводил порядок на Пелопоннесе, а хитрые персы сдавались добровольно, лицемерно утверждая, что они больше так не будут... Пятый и шестой класс прошли в непрестанных войнах и бунтах. В седьмом ряды смешались: юная цивилизация взрослела, набиралась опыта, менялись ее представления о мире и о себе, рушились верные мужские дружбы до гроба, начиналось что-то непонятное... Дарий неизвестно за что поставил синяк Киру и пересел к Андромахе. Сократ забросил философию, отставил в сторону чашу с цикутой и стал носить портфель Оли Ивановой из седьмого "В". Унылый маленький толстячок, которого дразнили Гекатомбой, вдруг вытянулся, научился играть на гитаре и превратился в грозного трудновоспитуемого подростка Шамина... После восьмого ряды поредели: хитрые персы ушли в ПТУ, Дарий поступил в суворовское, Кир - в художественное... Однако воинственный дух остался: десятый "А" решительно боролся за свои права и терпеть не мог, чтоб его поучали. Педагогический коллектив с этим смирился. Только Аристотель не желал по достоинству оценить своих воспитанников - говорил им колкости, делал всякие неуместные замечания... В общем, совершенно не считался с тем, что они уже взрослые, и продолжал угнетать.