Голубые дни (Рассказы) - Соколов-Микитов Иван Сергеевич - Страница 39

- Пропадет без матери, - с жалостью сказал капитан, берясь за ручку телеграфа и отдавая приказание в машину.

В БУХТЕ ТИХОЙ

У БЕЛОЙ ЗЕМЛИ

На седьмой день пути мы увидели сверкавшую в лучах солнца, покрытую снегом и льдом вершину одного из островов архипелага Земли Франца-Иосифа. Тот самый путь, на который экспедиции лейтенанта Седова некогда понадобилось более года, мы проделали в неделю. Такому успеху помогли исключительно благоприятное для плавания состояние льдов Баренцева моря и замечательная способность мощного ледокола справляться со льдами, непроходимыми для простых кораблей.

Сверкающее, покрытое снегом и ропаками ледяное поле отделяло ледокол от белого острова, казавшегося призраком в прозрачной чистоте полярного воздуха. В самом деле, открывшиеся горы показались сказочными. Было похоже, точно серебряное широкое облако спустилось на лед и здесь застыло. Яркое светило солнце. Ослепительно блистали вокруг льды. На мостике капитан старался определить, к какому именно пункту архипелага вышел корабль. Оказалось, что открывшийся берег был южной оконечностью острова Хукер. Путь к Бухте Тихой лежал левее.

Мы взяли курс к западу. Снежная и ледяная, с редкими пятнами разводий, казавшаяся непроходимой, лежала перед нами пустыня. В проливе льды были крепче и стесненнее. Все медленнее, одолевая каждую пядь, пробивался ледокол к Бухте Тихой, где нас ожидали оставленные ровно год назад зимовщики, по радио уже знавшие о приближении смены.

Участники экспедиции не сходили с палубы. Хотелось покрепче запомнить каждую подробность ледяного пути.

Не многим людям выпало любоваться на эти сверкающие серебряные горы и берега...

Поразительной казалась призрачная белизна ледяных гор. Это не было похоже ни на что виденное прежде.

На высоком светло-голубом небе висели, как легкий дым, далекие облака. Полярное солнце отражалось во льдах и снегу. И снега, и горы, и розоватые льды казались спустившимися на землю застывшими облаками. В черневших во льду полыньях плавали одиночные птицы. Когда ледокол, кроша и раскалывая лед, наваливался близко, они торопливо и беспомощно пытались взлететь и внезапно исчезали под запенившейся темной водою.

В глубине открывавшегося пролива, покуда хватал глаз, зубцами и башнями, бесчисленными колокольнями поднимался ледяной сверкающий город. Чаще встречались высокие айсберги, похожие на неприступные белые замки. Над сказочным ледяным городом, окруженное мерцающим кругом, неподвижно высилось солнце.

Все было необычайно; смешались представления времени, пространства и места - казалось, видишь это во сне.

И только то, что на палубе по-прежнему продолжалась обыденная жизнь: коровы под дощатым навесом спокойно жевали жвачку; толпились, навострив уши, у камбузной двери собаки; сзывая к обеду, звонил наш поилец-кормилец Иван Васильич, - возвращало нас в обычность.

Странным и чуждым, в окружении застывшей ледяной пустыни, казался этот крошечный островок человеческой жизни.

Я на минуту представил бескрайность окружавшей нас белой пустыни и маленький, населенный людьми кораблик, крошечной точкой затерявшийся в ней, и мне стало страшно. Упорно пробирался этот кораблик на север, а перед ним, точно легкая декорация, раздвигались призрачные стены и города.

"Подходим к Тихой, - записывал я в дневник. - Вокруг льды, пустыня. Я смотрю на эту окружающую нас ледяную пустыню, и чем больше смотрю, отчетливее видится, что именно такой - мертвой и белой - была Земля в свой ледниковый период и такою же, наверное, будет, когда застынет, умрет наша планета".

БУХТА ТИХАЯ

- Смотрите по правому борту прямо, - сказал мне один из спутников, уже побывавший на Земле Франца-Иосифа и хорошо знавший эти места. - Это остров Скотт-Кельти. Он закрывает вход в Бухту Тихую. Видите направо белый берег? Это мыс. Медвежий. Дальше скала Рубини - главное украшение Бухты Тихой. Против Рубини, на северном берегу бухты, находится наша станция. Сейчас ее закрывает остров Скотт-Кельти...

Некоторые названия мне были уже знакомы по книгам, которые я взял с собою в путешествие. Заглазно представлялось совсем другое. Я всматривался в открывавшиеся покрытые льдом берега той самой Бухты Тихой, в которой некогда разрешилась трагическая судьба первой русской экспедиции к Северному полюсу, и никак не мог представить ужасов полярной полугодовой ночи, сокрушающих бурь и голодной, уничтожающей человека цинги. Все сияло белизной, светом. День был на редкость прозрачный и солнечный. Невозмутимая стояла над льдами и берегом тишина. Это было так величественно и прекрасно, что я невольно подумал: какое бы здесь могло быть прекрасное место для отдыха, для излечения больных нервов!

- Однако здесь не худо, - точно угадывая мои мысли, сказал мой сосед, вместе со мной любовавшийся на сказочный ледяной край. - Не худо бы здесь пожить...

Самые дальние берега, лед и плавучие ледяные горы здесь были видны со всей отчетливостью, как в хороший бинокль, и как бы поднимались на воздух. Даже самые близорукие видели дальше, точно здесь само собою исправлялось зрение и глаза видели зорче.

С большими усилиями приближался корабль к Бухте Тихой. Остров Скотт-Кельти, оставшийся слева, был виден со всей отчетливостью. На крутых обрывах его берегов, как узор на белом полотне, краснели на фоне освещенных солнцем снегов обломки и выступы скал.

Еще по пути к Земле Франца-Иосифа капитан получил от зимовщиков радио, предупреждавшее о трудной проходимости канала Мелениуса, соединяющего Бухту Тихую с Британским каналом. Этот южный путь был для нас наиболее коротким. Чтобы попытать счастья, капитан пошел этим кратчайшим путем, но очень скоро вынужден был уступить тяжелым, нагроможденным в узком проливе льдам. Пришлось вернуться и идти в обход острова Кельти, у северных берегов которого вход в бухту был свободен. Это вынужденное удлинение пути на несколько часов отсрочивало прибытие "Седова" на место.

Мы шли в обход острова, название которого мне было памятно еще по книге моего друга художника Пинегина, некогда охотившегося в этих местах на медведей, и мне отчетливо припомнились подробности давнишнего несчастного похода. Именно здесь, в этом месте, механик "Фоки" Зандер поднялся на мостик из машинного отделения и, вытирая катившийся с лица пот, доложил начальнику экспедиции лейтенанту Седову, что в топку брошен последний кусок угля. Седов задумался, помолчал и, как бы решившись, отдал приказание идти в открывавшуюся за островом небольшую круглую бухту, чтобы стать здесь на вторую зимовку. Маленькая бухточка, хорошо защищенная от северных и восточных ветров, приветливо встретила путешественников. Седов назвал ее Тихой. Здесь деревянному суденышку "Фоке" было суждено провести зиму, вторую после выхода в полярное плавание. Отсюда, после тяжелой зимовки, замученный цингою, не дождавшись выздоровления и не слушая предостережений своих друзей, по первому рассвету весною 1914 года, в сопровождении двух матросов, Ленника и Пустошного, Седов отправился в поход к полюсу на собаках. Это путешествие оказалось для него роковым. Измученные до последней крайности, больные и обмороженные, матросы вернулись в Бухту Тихую к стоявшему во льдах "Фоке", рассказали молчаливо слушавшим их людям о гибели начальника, который почти до самой смерти, лежа на нартах, впадая по временам в забытье, не выпускал компаса из рук и упорно заставлял матросов идти на север. Матросы похоронили скончавшегося Седова на берегу неизвестного острова и с большим трудом сложили над могилой каменный холмик. Они вернулись на корабль после долгих блужданий в ледяной пустыне. Смерть Седова решила судьбу экспедиции. Нужно было возвращаться. С величайшим напряжением сил, отапливаясь тюленьим и моржовым салом, разбирая на топливо палубы и перегородки, летом 1914 года "Фока" тронулся в обратный путь. Только поздней осенью, ничего не зная о начавшейся мировой войне, увидели путешественники пустынный мурманский берег. Возвращение экспедиции было не менее печально: над Россией, над всем миром полыхало зарево войны. Царские чиновники и архангельские купцы, снабдившие в свое время экспедицию гнилыми продуктами, по-свойски встретили возвратившихся героев. "Фока" и все имущество экспедиции, вплоть до медвежьих шкур и уцелевших музыкальных инструментов, пошли за долги с молотка.