Мать-Земля - Бордаж Пьер - Страница 14

– Он был членом банды мальчишек из квартала Отх-Анжор. Они ходили в гости к карантинцу по имени Артак, бывшему корреспонденту абсуратского рыцарства.

– И вы только сейчас сообщаете мне об этом! – закричал Фрасист Богх.

– С помощью детей мы надеялись добыть более подробные сведения о воителях безмолвия, ваше преосвященство, – заговорил Горакс, скаит-инквизитор. – Будучи бывшим членом абсуратского рыцарства, Артак, похоже, очень много знал, но никогда не покидал пределов Террариума, а плотность земного покрова не позволяла нам обследовать его мозг.

– Дважды глупая инициатива, господин инквизитор! – презрительно бросил кардинал. – И непонятная для столь высокого специалиста: с одной стороны, еще никому не удалось доказать существование этих пресловутых воителей безмолвия, а с другой стороны, вы не могли не знать, что мы собираемся приступить к газовой атаке и закупорке колодцев Террариума. Что делал этот ребенок в разгар ночи в гетто?

– Он сбежал из дома, – ответил скаит. – Карантинец забил ему голову, уговаривая отправиться на поиски Найи Фикит, Шри Лумпа и…

– Другими словами, пуститься на поиск ядерной колдуньи! Только не говорите мне, господин инквизитор, что верите в эти сказки! Выказав немного сообразительности, вы могли бы спасти жизнь этому ребенку… Как его имя?

Желтые глаза Горакса сверкнули из-под черного капюшона.

– Жек Ат-Скин, сын Марека и Жюльет Ат-Скин.

– Возьмите на заметку, брат Жавео, и предупредите родителей…

Через два часа локального времени в сопровождении мысле-хранителей и когорты полицейских кардинал Фрасист Богх вылез из кара Церкви и пересек площадь Святых Мучеников. Острые золотистые стрелы крейцианского храма разрывали грязную серость утра. Неясный свет фонарей отражался от мокрого асфальта, от крыш домов. Гарес, умирающее солнце, еще не явил своего болезненного лика на горизонте. Пронзительные крики торговцев и глухой рев подземных поездов понемногу вырывали утгенскую столицу из сна.

Пока полицейские устраивали двойной кордон вокруг площади, Фрасист Богх остановился перед одним из огненных крестов, установленных на паперти храма, и всмотрелся в тело мужчины, пожираемого всплесками огня. Ритуал, которому следовал губернатор Ут-Гена каждый раз, когда отправлялся служить заутреню в храме. Вид людей, подвергнутых пытке, доставлял ему резкие, противоречивые ощущения – от восхищения до омерзения, от экзальтации до боли, от завороженности до отвращения… До сих пор он мог вглядываться в них до головокружения, но вид раздувшейся кожи и сведенных мукой лиц еще ни разу не пресек его собственных мучений. Словно Крейц приговорил его к раздвоению между экстазом и сожалениями до конца времен. Все они напоминали ему другое тело под пыткой, тело женщины, которая являлась ему в кошмарных снах и которую он не мог изгнать из закоулков своего подсознания. Несмотря на решительность и многочисленные покаяния, которым себя подвергал, он не мог забыть даму Армину Вортлинг, вдову сеньора Абаски, мать Листа, друга его детских игр. Он с удивительными подробностями вспоминал те три дня, которые провел у подножия огненного креста на площади Жачаи-Вортлинг Дуптината, маркинатской столицы. Он вспоминал, как медленно эта великолепная женщина превращалась в бесформенную массу красной, гноящейся плоти. Он вспоминал ее выпученные глаза, молившие о пощаде, ее живот, из которого сочилась темная отвратительная жидкость, ее длинные черные волосы, прядями ниспадавшие с головы, открывая пробитый череп, кожа которого напоминала шкуру ящерицы… Он вспоминал о своем горе, о своих слезах, о своих криках… Шестнадцать лет, которые он отдал Церкви Крейца, не смогли стереть образа женщины его тайных желаний. Хотя он отказывался признаться себе в этом, тело дамы Армины мерещилось ему в телах всех еретиков, отступников, схизматиков и прочих язычников, которых кардинал отправлял на огненный крест на этой площади и на площадях остальных городов Ут-Гена.

Фрасист Богх управлял маленьким миром на окраинах империи Ангов. Планета на две трети была заражена и обречена на скорую смерть. Его не приглашали ни на праздники коронации, ни на квартальные конклавы, но это не помешало ему добиться крепкой репутации внутри Церкви. Несгибаемый, прямой, неподкупный – такими словами говорили о нем. Жавео Мутева даже утверждал, что сам муффий приводил его в пример в своих многочисленных речах на конклавах. Количество огненных крестов, поставленных молодым маркинатянином, тщательно под-считывалось, и ему предсказывали блестящую карьеру и радужное будущее. Многие утверждали, что именно в таком полководце нуждалась армия Крейца.

Худое лицо кардинала отразилось в черной табличке на цоколе огненного креста. Его черты наложились на выжженные огнем буквы приговора: Воители безмолвия

Огненный медленный крест будет наказанием для тех, кто нарушает Божественный закон и Святые Заповеди Церкви Крейца. Раф Пит-Хорн, подверженный ментальному обследованию Святой Инквизицией, был признан виновным в языческих и унизительных ритуалах. По решению кардинала Фрасиста Богха, высшего представителя его святейшества муффия Барофиля Двадцать Четвертого на планете Ут-Ген.

Практически слова и фразы были одними и теми же. Такие же были на шаровом экране у креста дамы Армины Вортлинг… Приступ тошноты охватил Фрасиста Богха, которому вдруг стал тесен облеган. Он опустил просторный воротник фиолетовой рясы налицо, потом, бросив последний взгляд на человека, распятого на кресте, быстро двинулся к главным вратам храма. Его мыслехранители и полицейские, сняв кордон оцепления, поспешили за ним. Кар с церковным гербом с пронзительным свистом взлетел и исчез за стройными башнями. Пешеходы наконец рискнули выбраться из соседних проулков и пересечь площадь.

В конце эвакуационной галереи появился круг серого света. Запасы кислорода давно закончились, и карантинцы сняли и бросили маски. Жек поспешил последовать их примеру, радуясь, что наконец избавился от неудобного груза. В подземелье еще ощущался запах газа, но опасность давно миновала.

Женщина, которая следовала за ним, удивленно воскликнула, увидев гладкое лицо, кудрявые шелковистые волосы и огромные карие глаза Жека.

– Малыш с поверхности!

Сзади послышались яростные крики. В этот мрачный час люди, вырвавшиеся из гетто, не хотели верить в невероятное и одинаково судили всех анжорцев с поверхности: именно они обрекли на смерть миллионы жителей Северного Террариума, именно они на века загнали беженцев из зараженных зон под землю, а их предки пытались уничтожить карантинцев античности, отправляя на кораблях смерти в космос. И древние, и нынешние обитатели поверхности, тираны, консулы или губернаторы империи Ангов, неизменно оставались палачами, боялись смотреть в лица зараженных соплеменников, словно опасались увидеть собственное отражение в кривом зеркале.

Когти страха вцепились во внутренности Жека. Будучи в одиночестве среди карантинцев, опьяневших от гнева и отчаяния, он был для них желанной мишенью для мести. Здесь, в 514 галерее, расположенной в нескольких сотнях метров под землей, не было ни законов, ни полиции, ни теплого, уютного дома, где можно укрыться. Здесь никто не придет ему на помощь, никто не вспомнит, что он был другом старого Артака.

Вопли затихли, и молчаливое и монотонное шествие возобновилось. Однако Жек не ощущал спокойствия: достаточно было вспышки гнева, чтобы пламя боли, тлевшее в душах спасшихся от смерти, превратилось во всепожирающий пожар. Их взгляды вонзались ему меж лопаток, словно отравленные стрелы. Усталость возобладала над страхом, и последние километры галереи он прошел, как сомнамбула.

Даже серо-грязный свет дня ослепил карантинцев, когда они выбрались на обширное пустынное плато зараженной зоны. Их внезапное появление напугало стаю воронов-мутантов, огромных птиц с черным оперением и фосфоресцирующим клювом. Красноватые лучи Гареса тонули в плотном слое тумана и облаков, затянувших небо.