Хранительница Грез - Бондс Пэррис Эфтон - Страница 37

Когда одна из отважных женщин взобралась на импровизированную трибуну, Луиза вдруг поняла, что совершенно не готова воспринять, о чем та стала говорить. Экстравагантно вызывающе одетая женщина с короткой стрижкой поведала собравшимся об анархизме и свободной любви.

После нее другая, одетая в свободно ниспадающий балахон, поднялась на трибуну и начала говорить о контроле над рождаемостью. Луиза отметила про себя, что если бы она знала побольше об этом лет шестнадцать назад, то у нее, возможно, не было бы Шевонны. И, вероятно, она никогда не набралась бы смелости, чтобы предложить Дэну жениться на ней.

Луиза почувствовала, что краснеет, когда женщина стала описывать интимные детали методов предотвращения беременности. Но вместе с тем она сознавала, что женщина говорит очень важные и полезные вещи.

— Шокирует, не правда ли?

Луиза обернулась. Перед ней стояла та самая Трэмейн. Она была одета в белоснежное платье и держала зонтик руками в лимонно-желтых перчатках. С ярко-рыжими не тронутыми сединой волосами и по-детски ясными глазами Энни выглядела не больше, чем на двадцать пять.

— Меня зовут Энни Трэмейн.

— Да, я знаю вас.

Энни криво усмехнулась и пожала плечами.

— Наверное, в Австралии каждый знает меня в лицо, иногда это даже пугает.

— Вы — один из политических противников моего мужа.

— Ага, и здесь та же песня. Луиза набралась смелости.

— Видите ли, мисс Трэмейн, я люблю своего мужа, разделяю его взгляды и буду это делать и впредь, но все же должна извиниться перед вами.

Глаза женщины сузились, их морская зелень теперь выражала подозрительную настороженность:

— Да, миссис Варвик.

Луиза смотрела на свой бледно-желтый носовой платок, который от волнения комкала в руках:

— Я знаю, что вы оба не встречаетесь с глазу на глаз по многим причинам, включая деловую и социальную разницу во взглядах. Но Дэн был не прав, некорректно поступив с вами на встрече новых членов парламента.

Случай в парламенте с трудом поддается описанию. Луиза и Дэн разговаривали с выдвинутым в президиум членом парламента. Депутат запивал бифштексы из кенгуру обильным количеством вина и портера и уже не замечал, что его парик съехал набекрень. Дэн же, напротив, пил мало, тем более остается непонятным случившееся дальше.

В приемную вместе с сыном вошла Энни Трэмейн. При всей резкости с людьми Дэн бывал и достаточно уступчив. Поэтому он шокировал Луизу и остальных присутствующих в зале, громко прокомментировав появление Трэмейн:

— А, это та самая Трэмейн со своим бастардом (Бастард — незаконнорожденный.).

Позднее, вечером, вернувшись домой, Луиза попыталась пристыдить мужа:

— Сказанное тобою на приеме было совершенно неуместно. Ты совершил большую ошибку, Дэн. — С минуту помолчав, она добавила:

— Кто сказал, что выйти замуж за отца мальчика было бы для нее лучшим выходом? — Но Дэн, как всегда, заупрямился, и ей пришлось уступить.

— Не хотите ли выпить со мною хереса? — спросила Энни Трэмейн. И, будто испугавшись своего импульсивного предложения, огляделась и кивнула на ближайшую дверь:

— Равноправие само по себе не придет.

Луиза оглянулась, взглянув, куда указывала Энни. Это был паб О'Брайена. «Паб?»

Энни заговорщически улыбнулась.

— А разве женщинам уже нельзя выпить немного хересу?

— Но в пабе?

— А где найти для этого место получше?

Женщины вошли в темный, насквозь прокуренный паб О'Брайена. Внутри паб, против ожидания, оказался довольно приятным, с потолком в Тюдоровском стиле и баром из красного дерева. Ровный низкий гул голосов ясно указывал на то, что паб был прибежищем мужчин.

Официант в фартуке, казалось, ничуть не удивился, увидев входящих в заведение женщин. Почесав голову, он сказал:

— Добрый день, мисс Трэмейн!

А затем провел их к отдельному столику в изолированном кабинете, лавируя мимо мужчин, попивавших пиво и виски.

— Сегодня, как всегда, мисс Трэмейн, кофе по-ирландски? — спросил он.

— Нет, сегодня мы выпьем немного хересу, Тимоти. — Она заговорщически подмигнула официанту и добавила:

— Лучшего, настоящего, нацеженного из ваших старых бочек с Амонтильядо.

Луиза присела, осторожно положив руки на колени, и принялась разглядывать окружающую обстановку. Бедные женщины, они скучали, сидя дома взаперти, лишь иногда выходя в свет на пикники, вечеринки или в театр.

— Ну и что же вы об этом всем думаете? — спросила Энни с лукавыми искорками в зеленых глазах. — Не выглядит ли этот паб арабским притоном, куда привозят прекрасных женщин, чтобы потом разослать их по гаремам разных шейхов?

Луиза слабо улыбнулась. — Довольно милое, уютное местечко. — Она напомнила себе, что должна быть осмотрительной. Может быть, эта Трэмейн имеет какие-то свои тайные, ведомые только ей одной цели и намерения, расспрашивая ее. Луиза не хотела проговориться о чем-то таком, что могло бы хоть как-то навредить Дэну.

Она отхлебнула немного хересу и неожиданно для себя завела интеллектуальный светский разговор, простиравшийся от новых средств выражения в искусстве до «безумных средств лечения безумия».

Энни потребовала еще хересу и заметила:

— Увы, мне иногда кажется, что гораздо лучше быть безумцем, нежели женщиной. Кстати, многие люди считают, что я немного не в себе, особенно мужчины.

Луиза усмехнулась. В этой Трэмейн была несомненная живость ума, которая восхищала ее. Она внезапно поняла, что Энни не станет затрагивать в их беседе Дэна ни с какой стороны. Вечер пролетел незаметно. Луиза веселилась больше, чем когда-либо прежде.

Ее ум был резв и жив, как никогда. Более того, в основе этой только-только зарождающейся женской дружбы лежало такое взаимное уважение, которого она прежде и представить себе не могла. Что же касается ее личного самочувствия, то Луизе показалось, что, после того, как она опрокинула в себя пару стаканчиков, ее воображение разыгралось буйным цветом.

Неохотно распрощавшись с Энни, Луиза пообещала встретиться с ней снова на следующем собрании женщин. Она вернулась домой в приподнятом настроении и с твердым намерением рассказать Шевонне об услышанном. Ее дочь нуждалась в знании таких вещей, живя на континенте, который по размерам превосходил Европу и где мужчин было в шесть раз больше, чем женщин, а сами женщины ценились только в одном случае…

Нет, Шевонну нужно воспитывать в ином духе.

Собрание должно открыть глаза не только одной Луизе. Она должна поделиться своим печальным опытом с дочерью, чтобы та не совершила подобной ошибки, какую совершила она: она должна рассказать дочери правду о ее происхождении. Луиза позвала Шевонну в гостиную.

— Садись, — сказала она, меряя шагами пространство между диваном и креслом. — У меня есть нечто, о чем я обязательно должна рассказать тебе. Я слишком долго хранила в себе эту тайну.

Голубые глаза Шевонны широко раскрылись, но девушка сидела тихо, как мышка, не проронив ни слова.

Внезапно Луиза занервничала, начала теребить кружевную оборку платья.

— Когда я была ненамного старше тебя, я совершила ошибку. Я тогда ничего не знала о контрацепции.

Слово прозвучало как-то напыщенно и высокопарно. Луиза не могла поднять на Шевонну глаз.

— Я увлеклась одним молодым человеком, для которого не было ничего святого. Когда же опомнилась, то уже была… с ребенком… я была беременна тобой… и совращена. И вот я встретила Дэна и сразу же полюбила его. Я уверена в этом больше, чем в том, что меня зовут Луиза. К счастью, Дэн захотел жениться на мне, но я никогда не говорила ему правду о твоем происхождении. Думаю, что это разбило бы его сердце.

Хорошо ли понимала Шевонна услышанное? Что все, сделанное матерью, совершено только ради Дэна, а не ради нее самой?

— Во всяком случае, — подытожила Луиза, — я хочу тебя предостеречь от возможной ошибки. Не пойдешь ли ты со мной на следующее женское собрание?

Шевонна подошла к матери и взяла ее за руку обеими руками. — Да, мама. Я согласна с тобой и по высказанному, и по еще не высказанному.