Хранительница Грез - Бондс Пэррис Эфтон - Страница 11

— Я бы хотела обсудить с вами дела рудника.

— Ага, никак сама королева Виктория пожаловала?

Она улыбнулась:

— Вам, наверное, не слишком нравится ваша работа?

— Взгляните, мне некогда даже получить взбучку.

Не спрашивая, Энни присела на краешек высокого стула рядом со столом. Платок сразу взмок от влаги, когда она промокнула им пот с лица и рук. — Вам нужен помощник, чтобы разгрести все это?

Мужчина пристально посмотрел на Энни, как будто только что увидел:

— Ну да, и это нужно было сделать с самого начала.

— Что еще?

— Вы меня что, разыгрываете?

— Я и в самом деле говорю серьезно, я в состоянии кое в чем вам помочь.

— У вас есть рука в «НСУ Трэйдерс»?

— Ну, можно сказать, и так.

Он отложил карандаш в сторону:

— Ладно, передайте старой леди, что мы не получили в срок обещанного оборудования. Имея только пони с телегами, мы далеко не уйдем.

— Что еще?

— Люди, работающие в шахтах и шурфах, мрут от рудничной пыли.

— Что вы предлагаете, чтобы этого избежать?

Мужчина снова внимательно посмотрел на Энни поверх очков:

— Улучшенную вентиляцию и прекращение сухого бурения. — И пожал плечами:

— Я не люблю жаловаться и скулить, но кто-то же должен изменить условия труда шахтеров к лучшему. А не то вмешается профсоюз, и тогда компания останется с носом.

— Я не думаю, что владельцы осведомлены о ситуации, — Энни закусила нижнюю губу. — Как долго можно разрабатывать эту серебряную жилу до полного истощения?

— С хорошим оборудованием вы могли бы вести добычу хоть до Судного дня. — Его усталые глаза на секунду вспыхнули. — Но самое ценное здесь не серебро, а железная руда. Я люблю исследовать, искать. Вы знаете драгоценные и полудрагоценные камни, но я нашел нечто более стоящее. Целые горные цепи железной руды.

Он взвесил на руке тяжелый кусок серого камня, лежавшего на столе:

— Вот образец, — и протянул Энни, — самое лучшее, что когда-либо попадало в сталеплавильную печь. Здесь в этих холмах его достаточно, чтобы обеспечить железом весь мир на ближайшую сотню лет.

— Как ваше имя?

— Блери. Тимоти Блери. Энни вернула мужчине образец руды и стряхнула пыль с перчаток.

— Если Эндрю Карнеги смог сделать это в Америке, то и мы сможем сделать это в Австралии. Я сообщу в «НСУ Трэйдерс» то, о чем вы мне сейчас рассказали. Если ваше открытие подтвердится, то вы, Тимоти, получите гонорар в размере три процента от дохода «Разработок Брокен-Хилл».

Выражение лица маркшейдера было скептическим:

— Вы не погорячились? Ладно, расскажите это старой леди, но боюсь, вам будет нужна поддержка, когда вы захотите ее в чем-либо убедить.

Он вернулся к своим записям. Улыбаясь про себя, Энни покинула контору, но снаружи ее улыбка тотчас же испарилась: она увидела Майка Гаррисона. Он ее поджидал.

— Вуаль и пыль не помешали мне узнать вас. Вы — мисс Трэмейн, не так ли?

Она шла, не останавливаясь:

— А вы — мистер Гаррисон, не так ли?

Его губы плотно сжались под крючковатым носом. Прекрасно, она его задела.

Гаррисон приноровил свой широкий шаг к ее дробной поступи.

— Я ждал, пока мы сможем поговорить с глазу на глаз. Не думаю, что вы смогли бы многого добиться, спасая свое ранчо. Если не кролики, то засуха так или иначе довершит ее крушение.

— О, неужели вы думаете, что ваше ранчо это переживет?

Гаррисон загадочно ухмыльнулся. Его красное лицо пьяницы еще больше побагровело. Он стащил с головы широкополую шляпу и держал ее в руке, обнажив редкие волосы, зачесанные назад:

— Я берегу свое ранчо, а вы относитесь к своему небрежно.

— С помощью денег можно решить любые проблемы.

— Я слышал, что вы умная и деловая женщина. Настолько умная, что извлекаете выгоду даже из самых безнадежных предприятий. — Он смерил Энни долгим испытующим взглядом, начиная от шляпы из итальянской соломки и кончая пыльным дорожным костюмом и застежками на ботинках. — Ваше ранчо наверняка не единственное, к чему вы относитесь небрежно.

Энни задохнулась от возмущения. Наглость этого мужчины была невероятной, но не поколебала ее спокойствия:

— Я приму ваше замечание к сведению, мистер Гарри-сон.

И до конца путешествия она с ним больше не разговаривала. Наконец ее мытарства закончились, когда почтовая карета миновала шахтерский городок Майлдора. Расположенный на дальнем западе, он являл собой оазис среди неприветливого дикого окружения. На фоне остального пейзажа особенно выделялись виноградники, произраставшие здесь из-за необычайного обилия солнечного света.

Баловэй и его племянник Зэб поджидали Энни на станции. Баловэй был почти слеп, но его лицо, обрамленное седыми волосами и седой бородой, оживилось от звука ее голоса. Жена старика умерла уже много лет назад.

Старый абориген был владельцем половины площади ранчо Время Грез, которую мать Энни Амарис подарила ему в награду за долгие годы верной службы. Но Баловэй и его племя не смогли справиться с большими налогами и поборами со стороны колониальных властей. После смерти Амарис Трэмейн Баловэй отказался от своей половины в пользу Нэн Ливингстон в обмен на право охотиться на бывших своих землях. Энни поцеловала аборигена в курчавую голову:

— Я скучала по тебе, Баловэй. Я скучала по вас обоим, Зэб.

— Сегодня ночью мы устроим церемониальный танец в вашу честь, мисс Энни, — произнес Зэб. В свои двадцать лет он получил европейское образование на ранчо, в школе, которую организовала Амарис, и вел себя скорее как европеец, нежели абориген. Хотя внешне, разумеется, сохранил все особенности, унаследованные от предков, помимо, конечно же, естественного черного цвета кожи: широкий нос, курчавые волосы, толстые губы, низкий лоб, короткие руки и ноги.

Носовую перегородку, как это принято у аборигенов, в соответствующем возрасте ему прокололи, и в ней постоянно находилось либо кольцо, либо специальная палочка.

Энни залезла в фургон. Впервые за последние три года ее сердце билось легко и радостно. Она стащила перчатки, освободила прическу от шляпки и булавок и с облегчением встряхнула головой. О Господи, как же приятно и ласково касается легкий ветерок ее щек и шевелит волосы.

Энни влюбленно смотрела окрест: оливковая зелень странных на вид крон карликовых эвкалиптов, называемых мэлли, бронзово-красная глина и серебристо-голубые вершины далеких гор. Земля и небо были частью ее тела и крови.

Энни широко раскинула руки, как бы вбирая в свое сердце эту умытую солнцем страну. Она не испытывала ни малейшего смущения перед этими двумя мужчинами.

Зэб и Баловэй верили, что камень, дерево и человек — единое целое. У земли есть своя душа, свое сознание. Аборигены страшились только возмездия, если ритуал пробуждения жизни выполнялся небрежно. Ведь если за землей не ухаживать, то природа сама по себе неотвратимо умрет.

Ранчо было возведено на одном из участков, называемых местами Грез, где Великий дух-предок, совершив акт созидания, соединился с окружающей природой. По легендам аборигенов, Великий дух-предок остался здесь и поныне, и эти места несут в себе энергию и силу Времени Грез аборигенов.

Обычно зеленая растительность саванны была расцвечена дикорастущими цветами: бархатистым клювом, пустынным горохом, лапой кенгуру, Рождественским кустом. Но нынешнее лето выдалось особенно жарким, и потому цветов не было. Фургон проезжал милю за милей: летние пастбища, выгоны для скота, пастушечьи лагеря с загонами для скота. Все вокруг выглядело пустынным и безжизненным.

Возбуждение Энни пошло на убыль, когда фургон стал подъезжать все ближе и ближе ко Времени Грез. Бухта Вулумулу теперь была совершенно сухой впадиной. Кусты живой изгороди и эвкалипты стояли с голыми коричневыми ветвями, как будто здесь прошел огонь.

Унылый вид становился все хуже. Иногда на глаза попадались трупы овец. Большинство этих жертв засухи страшно раздулось под нестерпимо палящим солнцем, часть павших овец была еще жива, но, сразу видно, что и их скоро постигнет та же участь. Стаи канюков (Канюк — хищная птица семейства ястребиных.) неохотно взлетали, потревоженные приближением фургона. А ведь Энни видела только начало громадных пространств Времени Грез.