Второй выстрел - Беркли Энтони Кокс Френсис Айлс - Страница 57

- Вот именно. И я полагаю, что моя версия - не юридическое крючкотворство, а истинная правда. А что касается четвертого возражения что человек, привычный к оружию, не может обращаться с ним так беспечно... что ж, на это я могу лишь сказать, что случается порой и не такое. И я, и вы, полковник, мы оба можем привести не менее полдюжины таких же невероятных примеров. В данном случае, я думаю, больше всего подходит то объяснение, которое как-то раз предложил вам Пинкертон, инспектор, и которое, скорее всего, соответствует действительности: Скотт-Дейвис не помнил, что оставил ружье заряженным, и думал, что несет пустое ружье. И раз уж мы заговорили об этом, я хотел бы заметить, что есть по крайней мере три улики, которые говорят в пользу этой версии.

- Три улики, сэр?- переспросил инспектор с изрядной долей скепсиса.

- Разумеется,- довольно резко ответил ему Шерингэм.- Разве вы сами их не заметили? А следовало бы. Во-первых, отпечатки пальцев на конце дула; во-вторых, четкая линия на траве, где травинки были смяты и прижаты к земле (они снова начали подниматься, когда я это увидел, следовательно, этот след должен был быть более заметным раньше, когда вы осматривали место происшествия). И этот след указывал, что какой-то узкий предмет среднего веса провезли по траве не так давно - я подумал, что это вполне мог быть приклад ружья. В-третьих, на тропе торчат V-образный корень как раз там, где лежал приклад ружья (судя по тому, что говорил ваш муж) - этот корень вполне мог служить тем самым препятствием, о котором я упоминал. Конечно, отдача от выстрела, пусть и небольшая, а также конвульсивное движение, которое совершила рука Скотт-Дейвиса, когда в него вошла пуля, совместным усилием вырвали его из земли и отбросили в противоположном направлении. Как я и сказал, у нас уже есть три улики. Это больше, чем есть у вас в подтверждение версии об убийстве. Что вы на это скажете, полковник?

- Вы приводите очень веские аргументы. Как вы полагаете, инспектор?

- Очень остроумные, сэр. Не то чтобы это были большие улики, хотя я и признаю, что просмотрел след на траве, но, поскольку в этом деле так мало улик, приветствуются и такие. Но как же быть с отсутствием следов пороха, сэр? Я заметил, что вы еще не дали этому объяснения.

- Нет, я просто приберег это напоследок. А скажите мне, инспектор, что вы ответите, если я предложу вам не просто объяснение, а фактическое доказательство? Вы согласитесь со мной, что это был несчастный случай, или будете продолжать охотиться за убийцей?

- Я бы сначала выслушал ваше объяснение и посмотрел, что это за доказательство, сэр, если вы не возражаете,- не сдавался инспектор.

Шерингэм рассмеялся и поднялся на ноги.

- Тогда я схожу принесу это доказательство,- сказал он и вышел из комнаты.

Вернулся он через минуту с веточкой, на которой болталось несколько сморщенных и обтрепанных листиков. С победным видом он протянул ее инспектору.

- Вы только посмотрите на это!

Инспектор внимательно присмотрелся, и полковник Грейс тоже наклонился к нему и принялся разглядывать веточку. Все остальные затаили дыхание.

- Где вы это взяли, сэр?

- Нашел в траве справа от того места, где лежало тело, прямо возле тропинки. Это ветка платана. Я нашел другой конец ветки, откуда она была сбита выстрелом. Если мысленно повести прямую через торчащий корешок на земле и ту точку в воздухе, где, по моему мнению, должно было находится красное пятно на пальто Скотт-Дейвиса, если он стоял прямо, то этот сломанный конец ветки окажется точно на той же линии. Я вам завтра покажу.

Инспектор взглянул на начальника полиции.

- Здесь есть следы от копоти, это точно. Пуля, вероятно, прошла или между этими листьями, или через них, и на них остался след. Выстрел вполне мог превратить их в такие лохмотья. Меня это объяснение удовлетворяет, сэр.

- Да,- кивнул полковник.- Это все объясняет. Позвольте вас поздравить, Шерингэм. Вы избавили нас от головной боли и, возможно, предотвратили несправедливость. Хотя я подозреваю, что при любом раскладе мы вряд ли получили бы достаточно оснований, чтобы произвести арест. Как вы сами сказали, у нас не было фактических улик против кого-либо из подозреваемых, только мотив и возможность, причем слишком много и того, и другого. Любой адвокат разнес бы подобное дело в клочья, а мы, разумеется, не могли себе такое позволить.

- Да, думаю, теперь все сомнения разрешились. Рад, что вы согласны со мной,- мягко сказал Шерингэм.- Полагаю, вы переговорите с коронером до завтрашнего заседания суда?

- Само собой. Он весьма здравомыслящий человек и проследит за тем, чтобы был вынесен вердикт: "смерть в результате несчастного случая", если мы изложим ему свое мнение. Впрочем, учитывая открывшиеся обстоятельства, по-другому и быть не может. Кстати, вы понадобитесь в качестве свидетеля, чтобы рассказать о найденной вами ветке и так далее.

Шерингэм кивнул.

- Разумеется. Что ж, вот и конец тайне Минтон-Дипс.

- Какое облегчение, просто камень с души! - с благодарностью воскликнула Этель.- Мистер Шерингэм, мы так вам все обязаны, что, право, не знаю, сможем ли мы когда-нибудь отплатить вам.

- Безусловно, миссис Хилльярд,- весело сказал Шерингэм. - Например, если прямо сейчас дадите мне чего-нибудь выпить. Вы даже не представляете себе, как у меня пересохло в горле после всей этой говорильни.

- Господи, ну конечно,- с виноватым видом откликнулся Джон,- как это я сам не догадался! Бокальчик виски с содовой?

- Виски с содовой?- укоризненно повторил Шерингэм.- Говорю вам, я пить хочу!

- Прошу прощения, - ухмыльнулся Джон.- Там у нас есть бочонок. Велеть его принести или бутылки тоже сойдут?

- Жаль вскрывать бочонок. Бутылка отлично подойдет, благодарю вас.

После этого собрание утратило последние остатки официальности. Всех охватила эйфория от того, что наконец-то развеялись так долго висевшие над нами тучи и исчезли взаимное недоверие и подозрительность. Этель и Джон были в полном восторге и не считали нужным это скрывать, де Равель стал возбужденно болтлив (подумать только, мне и в голову не приходило, что де Равели все это время подозревали друг друга!), и даже миссис де Равель стала больше походить на нормальную женщину, чем когда-либо прежде. Начальнику полиции рассказали, в пылу всеобщего веселья, как сначала все подозревали меня, и как мне пришлось отмахиваться от сыпавшихся во всех сторон обвинений. Все это было представлено в комическом свете и вызвало новый взрыв веселья у присутствующих. Но это меня уже не задевало. Я чувствовал такой душевный подъем, что почти готов был потешаться над собой вместе с остальными.

Через некоторое время полковник Грейс и инспектор Хэнкок отбыли восвояси, и все начали разбредаться по своим комнатам.

- Пинкертоны, можно вас попросить задержаться еще на минутку?остановил нас Шерингэм.- Составьте мне компанию, пойдемте немного прогуляемся при луне. Я не смогу заснуть после всей этой нервотрепки без хорошей успокаивающей прогулки.

Я ничего не имел против, и, несмотря на мои намеки на то, что ночной воздух, вероятно, слишком прохладен для Аморель (ведь было уже далеко за полночь), она только фыркнула и настояла, что тоже пойдет с нами.

Шерингэм повел нас по садовой дорожке, и через несколько минут мы оказались вне пределов видимости (и слышимости) от дома. Я понял, что Шерингэм направляется к скамье из неотесанного дерева, которую Джон водрузил под кроной бука в нескольких ярдах отсюда. Днем с нее открывался прекрасный вид на равнину и море вдалеке. Мы дошли и уселись на нее.

По пути я подбирал в уме подходящие выражения благодарности для Шерингэма за великолепный демарш, с помощью которого он спас нас обоих от страшной участи, и уже начал было излагать их, когда он внезапно прервал меня.

- Да-да, Тейперс,- нетерпеливо сказал он.- Все понятно. А теперь послушайте, вы оба. Я нарочно привел вас сюда, потому что, как мне кажется, вы должны знать правду. Я не стану ее рассказывать больше никому, даже Хилльярду, но тебе, Тейперс, я в некотором роде обязан, поскольку ты ставил условия, при которых мне пришлось работать и в соответствии с которыми я буду хранить молчание. Не то чтобы я предлагал вам разделить со мной ответственность за это молчание, я вполне готов взять ее на себя, и после сегодняшнего вечера вы вправе навсегда забыть о том, что я вам сейчас расскажу.