Незабываемое - Бондарев Юрий Васильевич - Страница 2

— Не думаю даже…

— Врешь, Ленка, — шепчет он, притягивая ее к себе.

— Ну, немножко, — соглашается она.

— За кого?

— Да за тебя же.

— Это ты оставь, Ленка. — Он сразу становится серьезным. — За меня нечего бояться.

— И оставлять нечего. Тоже ходишь, как Баранов, не пригибаясь…

Оба не видят, что капитан Каштанов сидит на дне окопа, курит и чуть усмехается, слыша рядом с собой шепот.

В ту же минуту возле траншеи разрывают воздух пулеметные очереди, пули щелкают по брустверу. Тотчас откуда-то из лощины тугим звоном ударяют немецкие минометы. Мины с чавкающим звуком, с визгом осколков рвутся над головой, сыплется земля, стучит по плащ-палаткам.

Володя и Лена вскакивают. Над высотой, где стоит орудие Баранова, рассвечивая потемки, веером летят толстые трассы. Видно, как трассы эти врезаются в землю перед щитом, гаснут.

— Товарищ капитан, бронетранспортеры! Опять! Прикурить не дали! — кричит Володя, ложась грудью на бруствер, щелкая затвором автомата. — Опять пошли! По орудию бьют.

— Спокойно, — говорит капитан Каштанов. Он будто проснулся сейчас, и голос у пего сонный и сиплый. Потом этот голос накаленно опаляет: — Справа, по одному — кор-роткими!..

У Володи судорожно трясется плечо, и жутко возникает во вспышках автомата красный блеск его зубов. Он что-то кричит и смеется.

И Лена смотрит на пего, и ей неудержимо хочется стоять рядом с ним, стоять до тех пор, пока не кончится атака. Она щупает руками края окопа.

«Санинструктора!» — звучит в ушах Лены, но она знает, что по привычке это часто кажется ей, и, оглянувшись на Володю, все-таки идет по траншее, спрашивая:

— Товарищи, никто не ранен?

Во тьме ревут в низине бронетранспортеры, веера толстых трасс рассыпаются все ближе, и немецкие ракеты уже падают на огневую позицию Баранова и горят на брустверах орудийного дворика, и всем видны стоящие и ожидающие за щитом орудия люди и самый высокий — Баранов — возле станины.

— Товарищ капитан! Баранова вроде окружают! — доносится сзади голос Володи. — Видите?.. Слева заходят!

Бегло бьет орудие Баранова. Два разрыва, четыре разрыва — и сразу орудие замолкает, и только слышны щелчки разрывных пуль, слышно, как кричат бегущие к орудию немцы:

— А-а!

— Баранов! — опять доносится чей-то сиплый зов из потемок. — Баранов!

Мины рвутся возле орудия.

— Санинструктора сюда! Где санинструктор? Санинструктора!

Лена озирается и бежит на крик.

И на бегу мельком видит страшное, перекошенное лицо капитана Каштанова. Он что-то кричит, но понять нельзя. Она видит его раскрывающийся рот. Она улавливает одно слово:

— Впер-ред!..

Из траншеи, сбивая Лену с ног, бегут люди. У Лены, сжимаясь, колотится сердце.

В проходе она сталкивается с огромным солдатом. На руках он кого-то тащит.

— Кто такой? — хрипит солдат. — Где санинструктор?

— Я, — задыхается Лена. — Я, милый, я! Где раненый?

— Кто «я»? Не вижу! Ну-ка встань! — И, возбужденный, злой, шагает прямо на Лену.

— Я санинструктор! — внезапно сердито останавливает его Лена. — Давай же его! Куда ранен?

— Живой… да быстрей… — тише, но еще раздраженно и как бы с угрозой говорит солдат, точно не доверяя Лене.

Лена его не знает: он, вероятно, из пехоты.

Солдат этот крепко придерживает за спину обмякшего человека в плащ-палатке.

— Ну, притащил! — сквозь вздох говорит солдат. — Метров двести нес! Нашего-то санинструктора… тоже была девчонка… Ну, Семен, будь, брат, здоров! Живи…

— Спасибо тебе, — вздыхает раненый.

— Не за что, брат. После войны за столом будешь говорить. Дай я тебя поцелую.

Они прощаются. И солдат поспешно уходит по траншее. Раненый сдавленно стонет, скользит руками по стене окопа.

— Держись за меня! Идем быстрей! Быстрей в землянку, здесь недалеко! — шепчет Лена.

В землянке по-прежнему горит свеча, но телефониста нет: он, вероятно, наверху. Торопясь, Лена укладывает раненого на нары.

— Сейчас, сейчас, мы сейчас, мы только перевяжем… и все в порядке… Только перевяжем.

Раненый молод, он еще совсем мальчик. У него бледное до синевы лицо, побелевшие, искусанные губы плотно сжаты. Большая потеря крови пугает Лену, и она очень спешит.

— Жжет… — Паренек разжимает губы. — Как железом жжет… насквозь будто меня в бедро… А?

Лена рвет на его животе кровяную гимнастерку, расстегивает пуговицы.

— Не надо! — Перекосив лицо, паренек испуганно приподнимается. — Уйди, сестра! Стыдно мне…

Он прикрывает руками живот. Грудь у него ходит под руками, как мехи. На животе расплылось вязкое кровяное пятно.

— Чудной, я только перевяжу… Одну минуту, и все, — убеждает его Лена.

Наконец все сделано. Паренек скрипит зубами.

— Сестра, глотнуть бы!.. Жжет.

Лена торопливо шарит рукой по соломе, по полу, стараясь найти какую-нибудь оставшуюся фляжку, и машинально повторяет шепотом:

— Сейчас, милый, сейчас.

А в полночь приходит капитан. Он, щурясь, долго оглядывает землянку. На нарах, на полу — раненые, а Лена сидит спиной к двери и не видит капитана. Тонкая спина ее согнута. Она положила подбородок на ладони и слушает внимательно: раненый ей что-то рассказывает вполголоса.

— Лена, — капитан кашляет, — куда нам?

Лена оборачивается и встает с бледным, осунувшимся лицом. Она поднимает руки к груди, сейчас же опускает их и медленно, мелкими шагами, точно ноги у нее спутаны, подходит к капитану, глаза у нее широко раскрыты, застыли в ожидании.

— Что? — спрашивает она.

— Давайте.

Капитан сдавленно покашливает, и два солдата тихо вводят в землянку Володю, придерживая его, и капитан, не глядя на Лену, говорит:

— Перевязку сделай…

Лена подходит ближе к Володе, и капитан видит, как пуговичка на ее гимнастерке ходит то вверх, то вниз и брови ее недоуменно дергаются. У Володи на глазах повязка набухла от крови. Он с неловкостью тянет к ней руку, но капитан, хмурясь, удерживает ее.

— Володя, спо-кой-но.

— Товарищ капитан. — У Володи отрывистый, незнакомый голос. — Надо снять повязку, мешает.

— Товарищ кап… — И Лена осекается от спазмы в горле.

— Лена? — с испугом спрашивает Володя. — Лена здесь?

Лена тупо смотрит на его повязку. И делает еще шаг. Володя осторожно ищет и берет ее за плечи. Губы его стараются улыбнуться.

— Лена? — шепчет он и опять тянется к повязке. — Леночка, надо снять повязку к черту!..

Лена легонько сжимает его руку. Ее лицо кажется неподвижным. Кровь капает ей на пальцы. Она горячая, а рука Володи холодная, как железо на морозе.

— Леночка, — говорит Володя, — меня обожгло… Меня только ударило… Посмотри, что у меня? Видишь? Совсем уж мелочь, чувствую — ожгло просто…

Лена молчит. Ей нужно его перевязать, но Володя с повязкой сейчас так далеко от нее, что, наверно, не дотянуть рук.

— Ничего, Володя, ничего… не опасно, — выдавливает она механически, как во сне, накладывая чистый бинт.

А Володя, все стараясь улыбаться, говорит:

— Это ерунда, пустяки. В голову ранило, кровью глаз залило!..

Она усаживает его на нары и безмолвно стоит возле. Капитан прислонился спиной к стене, прикрыв глаза, и кажется, что дремлет. У него дергается щека и сходятся и расходятся углом черные брови.

— Товарищ капитан, — сниженным голосом спрашивает кто-то из раненых, — как там… наверху?

Капитан разлепляет веки.

— Как там? — снова спрашивает молодой парнишка, раненный в бедро.

— Стоим, — отвечает капитан, — три транспортера горят… — Капитан оглядывает раненых. — Три транспортера, — громче добавляет он.

— Все здорово! — неестественно оживленно говорит Володя и кивает. — Да, товарищ капитан, Баранов молодец.

— Лена. — Капитан машет Лене пальцем. — Иди сюда… Володька, Володька, — внезапно глухо говорит капитан и, стиснув Володино плечо, порывисто наклоняется и крепко целует его в губы.

— Спасибо тебе, Володя, спасибо… за все.