Огонь подобный солнцу - Бонд (1) Майкл - Страница 38

– La femme, – сказал один из них, показывая пять пальцев. – Cinquante dinars.

Сказав «нет», Коэн растянулся на заднем сиденье. Они вернулись через полчаса. Их песни и болтовня стали еще более громкими и жизнерадостными, чем прежде. Один из них повернулся к нему. В слабом свете автомобильных приборов блеснули выступившие в уголках его глаз слезы от смеха.

– Жаль, что ты etranger, – вздохнул он, – что ты не понимать.

Через окно Коэн смотрел на белевшую впереди пустыню.

Да, – ответил он, – жалко.

Глава 12

– Не часто нам случается видеть иностранцев в «Елисейских полях». – Полковник поднял свой стакан. – Мы несколько не похожи на нашего тезку, не правда ли?

– Вкусно, – невозмутимо сказал Коэн, глядя через шаткий столик, на котором стояла его тарелка с мясом, на входивших в дверь солдат.

– Американец? – полковник смешно приподнял брови.

– Ирландец.

– Вы хорошо говорите по-французски. Но с американским акцентом.

– Я учился в Гренобле.

– О! Я бы подумал, что в Париже.

Бар продолжал наполняться солдатами, одни из которых с любопытством рассматривали его, другие смотрели на своего командира.

– Вам он нравится? – спросил полковник, показав своим стаканом на Noces, лежавшую на столе.

– Да.

– Почти друг. Мало у нас было таких даже в то время. Коэн следил за солдатами и раздумывал о путях к отступлению. Их слишком много и стоят слишком тесно друг к другу. Задняя дверь? Он не осмеливался повернуться, чтобы взглянуть на нее.

– А вы ее читали?

– Нет, но я читал La Peste, в ней события разворачиваются именно здесь, в этом месте. – Поставив свой стакан на стол, он уселся на стуле напротив Коэна. – В Оране бушует страшная эпидемия. Все умирают. Может, и справедливо. Один врач борется с чумой до конца, не поддаваясь страху. И, что, возможно, тоже справедливо, он остается в живых.

Почувствовав что-то на ноге, Коэн посмотрел вниз. По плинтусу побежал желтый таракан размером с его большой палец.

– И жизнь становится наказанием, ниспосланным на выживших?

Полковник усмехнулся. Он что-то сказал по-арабски солдатам, собравшимся позади него. С безразличным видом они разошлись: четверо, сняв с плеча винтовки, устроились у двери, остальные сгрудились вокруг стойки бара. Полковник посмотрел на Коэна.

– Так откуда же ты?

– Откуда? А почему вы спрашиваете?

– Мало кто из иностранцев приезжает в Алжир. После трагедии в Мюнхене в прошлом году наши границы трудно пересечь. – Полковник сдвинул свою фуражку на затылок, обнажая иссиня-черные кудри. – Где ты пересек границу?

– Я приехал из Марокко.

– Ah, vraiment? – Полковник как-то немного осел на своем стуле. – Фашистская страна. Король и еще несколько человек ездят на «мерседесах». А миллионы голодают. Скоро мы будем воевать. Vraiment. – Он выпрямился. – Так, значит, ты едешь из Марокко?

– Vraiment. А какая разница? – Коэн почувствовал, как внутри у него все сжалось; вино обожгло горло.

– Граница закрыта. Normalement, ее невозможно перейти. – Пальцы полковника поигрывали по стакану. – Так где же ты перешел границу?

Коэн зевнул, прикрывая рот.

– Не помню. Какой-то маленький сонный городишко.

– Ага. Разве мы похожи на страну сонных городишек? Это, должно быть, Таурирт, Надор или Сиди-Бель-Аббес?

– Не могу вспомнить. Может, Надор.

– Друг мой. – Черные глаза полковника сверкнули из-под густых бровей. – Надор находится в Марокко, в сотне километров от нашей границы.

– Наверное, я так и шел.

– Значит, ты шел с юга? Но ты не слишком загорел в Хамаде – в пустыне.

Коэн пожал плечами. Между столом и солдатами, стоявшими у стойки бара, было футов двадцать; до тех четырех, расположившихся у двери, – еще футов десять. «Задняя дверь исключается. Не убежать. Кончено, Пол. Ты остаешься один».

– Так тебе понравилось в Надоре? Как пустыня? – Лицо полковника с аристократическими чертами было бронзовым от экваториального солнца, у него был узкий нос с морщинкой на переносице, подвижный, изящно очерченный рот выглядел почти дружелюбно.

– Да.

Полковник грустно покачал головой.

– Надор – на побережье, неподалеку от испанской колонии Мелилла. И не надо переходить никакую Хамаду. – Он тяжело вздохнул. – Так что мне придется посмотреть твой паспорт.

– Почему? – Коэн подался вперед. – Что вы морочите мне голову. Я – гость в вашей стране, не умею читать по-арабски. Merde de Dieu – для меня все названия похожи одно на другое!

– По визе в паспорте мы узнаем название твоей сонной деревушки.

– Я получал визу во Франции!

– Но там наверняка должен стоять штамп твоего сонного городка!

– Он у моих друзей дома, вместе с моими вещами. Это они привезли меня сюда в «пежо» из Марокко.

Приподняв брови, полковник понимающе кивнул и, допив свой стакан, встал.

– Тебе взять? Это чай.

Коэн покачал головой и, отодвинув тарелку, сунул Noces за пазуху. Поговорив о чем-то с солдатами у стойки бара, полковник вернулся со стаканом.

– Нам надо поговорить.

– Но мне пора идти.

– Я расскажу тебе одну интересную историю, – сказал полковник, подняв вверх палец и подвигаясь ближе к столу. – Лет двадцать назад, когда началась наша революция, я учился в Алжире, намеревался изучить культуру и языки разных народов. Я был твердо уверен, что человечество – единое целое. Наши различия... лишь в непонимании. – Он поискал в нагрудном кармане сигарету. – На каникулы я вернулся в Гхардайю. Но не нашел там ни своего дома, ни семьи. Так же как и соседей. – Посмотрев на спичку в руке, он бросил ее на пол и затоптал ногой. – Французские бомбы. Некого было хоронить. Я вступил в Маки. – Он махнул рукой, разгоняя дым. – С тех пор я – солдат.

– Значит, гибель вашей семьи сделала из вас убийцу?

– Я не убиваю ни женщин, ни детей, ни их семьи. Только мужчин, других убийц с оружием.

– Зачем вы все это мне рассказываете?

– Теперь о другой стране, о «великой» стране, такой, как Франция, которая сбрасывает бомбы на женщин и детей – в Азии, например, – а еще они охотятся за такими, как ты. Они не объясняют почему, и мне любопытно знать: ты что, тоже солдат в своем роде?

Коэн засмеялся.

– За мной, слава Богу, никто не охотится. Я просто путешествую и вряд ли похож на солдата.

– Как хорошо. Это намного безопаснее. – Полковник сморщил свой орлиный нос. – А скажи мне, что такого мог сделать молодой американец, что его страна преследует его? С такой необычайной ожесточенностью и настойчивостью.

– Откуда мне знать, раз я не американец. Возможно, он совершил какое-то преступление.

– Да, ты же ирландец, так ведь? – сощурив глаза от дыма, полковник докурил сигарету и бросил ее в стакан с остатками чая. – Кеннеди ведь тоже был ирландцем. Его до сих пор любят в Алжире. – Он надел свою фуражку. – Когда алжирская революция начала побеждать, французы закричали о помощи, взывая к американцам. Страшное было время! Да, мы побеждали, но все умирали. А те, кто остался в живых, потеряли братьев или сестер. Погибло больше миллиона молодых; vraiment мы бы не смогли дольше воевать. И вот тогда Кеннеди сказал французам «нет» – Алжир должен быть свободным! Как часто я потом думал... А, mon ami?

– О чем?

– Кто они и почему убили его.

– Я до сих пор не понимаю.

– Я так и думал. Во многих странах Европы, Латинской Америки, Африки те, кто работает в разведке, поговаривают, что он был убит вашим ЦРУ.

– В Ирландии нет ЦРУ.

– Верно. Но тем не менее люди из того же ЦРУ теперь охотятся за неким Сэмюэлем Коэном – наполовину евреем, рожденным в Ирландии, – и утверждают, что в последний раз его, прибывшего в Алжир на корабле, видели неподалеку от Типасы.

Коэн подавил зевок.

– Все это очень интересно, но я должен идти.

– Подожди, есть еще кое-что. Я возьму чай. – Полковник отнес свой стакан к стойке бара и, улыбаясь чему-то, задержался в толпе своих солдат. Только теперь Коэн расслышал окружавшие его звуки: смешки солдат, гнусавое завывание арабской музыки из автомата, стук бильярдных шаров. «К чему вся эта игра? Пора заканчивать. Зачем ждать, пока я сломаюсь или побегу? Чтобы солдаты пристрелили меня?»