Черная Мария - Бонансинга Джей - Страница 44

Во рту у Ванессы сразу пересохло. Вытаращив глаза, она смотрела, как ее отец, святой человек, разделывал кошачьи тушки на сосновой скамье, стоявшей в его спальне. Ванесса невольно сосчитала несчастных животных — шесть маленьких головок были аккуратно расставлены в ряд. В раскрытых пастях виднелись розовые язычки, глаза широко распахнуты в предсмертной муке. Кровь стекала в стоявшую на полу широкую чашу. Морис был целиком поглощен исполнением какого-то ритуала — макал кончики пальцев в кошачью кровь, подносил их ко рту и...

Ванесса чуть не задохнулась!

Нет, она не испытала ни отвращения, ни стыда или смущения. Не почувствовала ни гнева, ни ненависти... Нет, больше всего ее пугала, почти до смерти, неожиданная странная музыка. Поначалу нестройная, диссонирующая, она постепенно превращалась в чудную гармонию. Волнующе пели скрипки, контрапунктом вторили флейты, басовитый голос фагота служил им опорой.

Для Ванессы настало время преображения.

Она сердцем приняла отца, каким он был в тот момент, когда тайно служил черную мессу в полумраке спальни. Во всех его движениях было что-то завораживающее, словно Ванесса смотрела на балет с музыкальным сопровождением. Широкие плечи Мориса обтягивала черная сутана. С неподражаемой грацией он зажег черные свечи и поднес пламя к пучку сухих трав. Потом сделал жест, которому было суждено остаться в памяти Ванессы на всю жизнь.

Предки Мориса были бельгийцами, добрыми католиками. В положенный срок Ванессу окрестили и до восьми лет она регулярно посещала воскресные мессы. Потом Морис обрел иных богов, но детские годы, проведенные Ванессой в католической вере, еще долго оставались в ее памяти. Вот и сейчас, когда она молча наблюдала за ритуальными действиями своего отца, на нее нахлынули детские впечатления.

Морис продолжал ритуал — обмакнул кончики пальцев правой руки в чашу с кровью. Потом тряхнул рукой вниз и коснулся ею лба. Поначалу этот жест показался Ванессе знакомым, но уже через секунду она вдруг поняла, что это было извращенное, как бы перевернутое крестное знамение...

Чудная музыка звучала все громче в ее ушах. Она решительно толкнула дверь и вошла в новую церковь отца.

— Мадам?

Через перегородку до нее донесся голос шофера. Вот уже с полчаса она сидела молча, погруженная в размышления, и это начинало беспокоить шофера. Старый дурак! Он и понятия не имел, что Ванесса была на грани свершения чуда.

— Мадам! Нам нужно поговорить!

Ванесса взяла в руки клавиатуру и набрала на ней:

ВЫ УВЕРЕНЫ?

— Насчет этих ребят, которые в грузовике...

ДА?

— Даже не знаю, с чего начать...

НАЧНИТЕ С ЧЕГО-НИБУДЬ, ЭРИК!

— Может, отпустим их? — промямлил наконец шофер. — Пусть сами выпутываются, если смогут, а мы с вами...

НЕТ!!!

— Подумайте о своем здоровье, Мадам! Эта поездка становится слишком утомительной и...

НЕТ НЕТ НЕТ НЕТНЕТНЕТНЕТНЕТ!!!

Помолчав несколько секунд, шофер тихо произнес:

— У меня дурное предчувствие, Мадам.

Ванесса в сильном раздражении отшвырнула от себя клавиатуру и сказала сильно ослабевшим, хриплым голосом:

— Эрик... прошу вас... держите свои эмоции при себе...

Софи скрылась в спальном отсеке, чтобы принять обезболивающее, а Лукас тем временем решил ненадолго посадить за руль Анхела. Сам он все еще не мог оправиться от последнего приступа мучительной боли. Сидя на пассажирском месте, он глубоко дышал, давало о себе знать обожженное нутро. Перед глазами все еще плясали мушки.

— Я сяду за руль, как только мы доберемся до реки, — едва слышно сказал он.

— Не волнуйся, Лукас! Я отлицно себя цувствую! — с готовностью откликнулся парнишка.

Помолчав несколько секунд, Лукас произнес:

— Езжай по пятидесятому шоссе, а за городом сверни на семидесятое и направляйся на запад, хорошо?

— Договорились!

Лукас взглянул на Анхела. Парень так крепко вцепился в руль, словно от этого зависела его жизнь. Глаза неотрывно смотрели на шоссе. Лукас не мог удержать слабую улыбку:

— Вот уж не думал, что когда-нибудь возьму в напарники такого молодого шофера.

— В феврале мне исполнится девятнадцать, — торопливо, словно оправдываясь, проговорил Анхел.

— Не обижайся, — сказал Лукас. — Мозгов у тебя побольше, чем у любого девятнадцатилетнего парня. Даже представить себе не могу, что было бы с нами, если бы не ты и твой дядя.

— Рад был помоць.

— Чем мы заслужили такое отношение, Анхел?

Парень метнул на Лукаса быстрый взгляд умных глаз и тихо сказал:

— Но ведь ты на моем месте сделал бы то зе самое.

Лукас молча кивнул, подтверждая справедливость его слов.

Какое-то время они ехали молча. Лукас сосал обезболивающее, стараясь забыть о мучениях и думать о том, как же им всем выпутаться из этого невероятного кошмара. Тем временем грузовик приблизился к окраинам Сент-Луиса. По рации то и дело доносились обрывки слов, которые произносил слабый голос старого Флако. Похоже, это были цитаты из Нового Завета, но Лукас решительно ничего не мог понять.

Наконец на шоссе стали появляться другие машины, но Лукас по-прежнему чувствовал себя в полной изоляции от внешнего мира. Его угнетало сознание того, что все они втроем зажарятся словно тосты, если он не найдет выход из положения.

— Сколько ты залил в бак, Анхел?

— Около двадцати галлонов.

— Этого хватит на сотню миль, не больше.

Анхел кивнул, продолжая глядеть на дорогу и не выпуская из рук рулевое колесо.

— Слушай, надо сказать твоему дяде, чтобы он не гнался за нами, — задумчиво произнес Лукас.

— С дядей Флако все нормально, — возразил Анхел.

— Что-то мне не нравится все это... Я беспокоюсь за него, понимаешь?

— Но поцему?

— Ну, он уже далеко не молод, а его школьный автобус кажется еще старше. Не хочу, чтобы из-за меня с твоим дядей случилась какая-нибудь беда.

После недолгого раздумья Анхел сказал:

— Дядя Флако уверен, цто теперь, когда я коснулся твоей руки, на мне тозе лежит проклятие. Он хоцет быть рядом и помоць при первой зе возмозности...

В кабине повисло напряженное молчание.

Лукас машинально сжал свои забинтованные руки в кулаки и тут же вскрикнул. Боль ударила в голову, как запах нашатырного спирта.

— Есть же выход из этой задницы! Должен быть!

Через двадцать минут грузовик миновал Сент-Луис, и шоссе снова обезлюдело. Лукас посмотрел на часы — шел уже десятый час. Мощные фары освещали дорогу на сотню ярдов вперед. Они двигались по семидесятому шоссе на запад, в направлении Канзас-Сити, и белые линии отсчитывали время, как стрелки тикающих часов.

Время кончалось.

— Мне нужно поговорить с Софи, — пробормотал Лукас, повернувшись к Анхелу. — Как ты думаешь, сможешь побыть тут за главного?

Старый Флако так крепко держал большой руль автобуса, что у него побелели косточки пальцев. Каждый удар и толчок бил по рукам, как электроток. Он не сдастся. Как бы ни мучил его артрит, он не бросит в беде своего племянника и его новых друзей.

Автобус попал в очередную колдобину, и его сильно тряхнуло. По всему салону с грохотом перекатывались сковородки и кастрюли. Стараясь не обращать внимания на боль в суставах, Флако упрямо продолжал держаться за черным «кенвортом», сжигавшим последние галлоны топлива.

Собственно говоря, ему было не привыкать к острой боли за рулем. В те далекие дни, когда он работал водителем школьного автобуса, ему приходилось еще до рассвета подниматься с постели на негнущихся ногах. Он водил автобус, страдая тяжелейшим бронхитом. В любую погоду. Однажды он прошел весь маршрут с температурой под сорок, скрывая от ребятишек болезнь и украдкой блюя в собственный термос на каждой остановке. Но ничто из пережитого им не шло ни в какое сравнение с теми муками, которые сейчас испытывали его новые амигос.

Отвлекаясь от боли в суставах, Флако пытался найти решение. Он был совершенно убежден в том, что его друзья попали в ловушку самого дьявола, и точно так же был убежден в том, что именно ему было суждено оказаться рядом с ними в этот суровый час испытаний. Но как противостоять проклятию? Как человеку бороться с нематериальным злом? Флако ничего не знал о колдовских чарах, заклинаниях и проклятиях. Будучи человеком глубоко верующим, он никогда не интересовался этим. Все, что ему было известно о дьяволе, сводилось к тому, что он считал его злым волшебником...