Черная Мария - Бонансинга Джей - Страница 28

— Прекрати, Лукас, — устало отвернулась Софи.

— Ты только представь себе... огромная тарелка ароматной спаржи, соевый соус, свекольные котлетки, пикантная морская капуста, приправленная оливковым маслом и уксусом...

— Лукас, предупреждаю тебя...

— Слушай, у меня просто слюнки текут от одной только мысли о горячих ароматных овощах! — не унимался Лукас. — Может, нам даже посчастливится добыть чудесного морковного сока, который я так обожаю!

— Лукас, перестань!!! — Софи метнула на него сердитый взгляд. На ее виске билась жилка, губы были плотно сжаты. Несколько секунд Лукас разглядывал ее молча. Никогда он не видел ее такой постаревшей. Едва заметные прежде морщинки вокруг глаз резко обозначились, уголки рта горестно опустились. Она была не на шутку испугана.

— Не переживай так, Софи, — мягко сказал Лукас, испытав неожиданный прилив сочувствия.

— Я так боюсь, Лукас...

— Расскажи мне, что тебя так страшит.

— Слишком все это странно и непонятно, — начала Софи, покусывая в волнении губы. Казалось, она могла бы прокусить губу до крови и даже не заметить этого, до того была во власти страха и волнения. — Этот внезапный, взявшийся ниоткуда огонь, сгоревший мальчик, ночные кошмары, да еще и эта... черная рука судьбы в твоем кармане! Это так страшно! Жутко!

— Софи, прости меня, я вел себя бестактно. — Лукас ободряюще подмигнул. — Виноват! Что тут скажешь... Еще миля-другая, и мы навсегда избавимся от этой вещицы.

— Поверь, так будет лучше, — убежденно произнесла Софи.

Лукас искоса глянул на нее. После четырех лет совместной работы эта женщина все еще оставалась для него загадкой. Резкая, порой циничная и острая на язык, внутренне она оказывалась неожиданно беззащитной и уязвимой.

Глаза Софи выражали всю свойственную ей противоречивость натуры.

На первый взгляд ее темно-карие глаза, казалось, смотрели испытующе и чуть вызывающе, готовые в любой момент вспыхнуть гневом. Но, приглядевшись повнимательнее, можно было заметить затаившееся в глубине сопереживание всему живому и готовность прийти на помощь. Именно эта черта нравилась Лукасу больше всего.

Он припомнил, как два года назад, в самый разгар уличных волнений в Лос-Анджелесе, Софи приехала к нему домой. Как только ее машина остановилась у его дверей, ее тут же окружила стайка ребятишек. Они выкрикивали оскорбления и бросали в нее камнями, пока Лукас их не разогнал. Софи вела себя совершенно спокойно, если не сказать хладнокровно, и даже немного пофилософствовала. Однако позже она извинилась и удалилась в ванную комнату, где провела довольно долгое время. Лукас слышал доносившиеся из ванной комнаты приглушенные всхлипывания, которые она пыталась заглушить шумом воды из открытого крана.

— Что с тобой?

Голос Софи вернул Лукаса к реальности. Покачав головой, он поглядел на нее:

— А что?

— Ты пялился на меня, словно зомби!

— Да?

Только тут Лукас заметил встревоженное выражение ее глаз и сделал нечто, нарушавшее им же установленный кодекс поведения. Протянув руку, он нежно обхватил ее за плечи чисто дружеским, как ему казалось, жестом ободрения, и мягко произнес:

— Мне очень жаль, что с этим талисманом так все получилось по-дурацки... зря я так напустился на тебя. Ты простишь меня?

Помолчав несколько секунд, Софи улыбнулась:

— Никогда и ни за что!

Лукас тоже улыбнулся, и к горлу неожиданно подступил ком. Если бы они не были партнерами по бизнесу и оказались в другое время и в другом месте, он мог бы обнять ее по-настоящему, поцеловать в теплые завитки волос на шее...

По рации снова раздался невнятный и трескучий голос.

— Вот! Опять он!

Лукас попытался настроить рацию так, чтобы отчетливо слышать мужской голос, доносившийся словно из-под воды, да еще во время шторма.

— Послушай Лукас, это просто отголоски с других каналов, — сказала Софи, наблюдая его безуспешные попытки разобрать хоть одно слово.

— Да нет же! Кто-то явно пытается прорваться на наш канал, но у него очень плохой передатчик!

Через несколько секунд голос и вовсе пропил.

Справа показался зеленый квадрат дорожного указателя, оповещавшего о приближении границы штата Иллинойс. Лукас про себя обрадовался — через десять — пятнадцать минут он сможет остановиться у бензозаправки, а там неподалеку знакомая лавка ростовщика, которому он надеялся сбыть этот чертов талисман.

Он включил сигнал поворота и посмотрел в боковое зеркало. Сзади, в полумиле от грузовика, виднелось что-то странное. Приглядевшись, он различил удлиненный силуэт старинного лимузина, плавно катившего по шоссе в лучах предзакатного солнца. Лимузин поразительно напоминал катафалк с похорон отца, хотя был совершенно другого цвета. Лукас похолодел. Он с такой силой вцепился в рулевое колесо, что у него побелели ногти. Все годы, что он колесил по дорогам страны, он всегда вздрагивал от ужаса, заметив машину, напоминавшую тот катафалк, и боль воспоминаний пронзала его мозг.

Так произошло и на этот раз...

...Дождь все лил и лил. Отсюда, из церкви, казалось, будто по крыше стучат мелкие камешки. Сидя вместе с матерью и сестрами на самой первой скамье, Лукас изнывал от гнетущего ожидания. Наконец у старшей сестры лопнуло терпение, и она легонько подтолкнула его к выходу, прошептав, что лучше ему подождать на улице, рядом с катафалком.

Дождь неожиданно кончился, оставив после себя уныло-серое небо. Катафалк Лукас обнаружил в самом конце аллеи. Матово-черный длинный «кадиллак» с кузовом типа «ландо», закрашенными задними окнами и угловатыми очертаниями капота. Автомобиль производил впечатление какой-то мрачной серьезности и весомости. Казалось, будто все прочие машины по сравнению с этим лимузином были всего лишь хрупкие игрушки. Этот был автомобиль на века — машина вечности...

Лукаса внезапно охватила острая боль утраты. Его отца, сильного мужчину, способного в одиночку поднять целый контейнер консервов, теперь, словно ненужную куклу, засунут в этот катафалк. Лукас в отчаянии упал на капот автомобиля и разразился горькими слезами.

— Эй! — раздался позади чей-то голос. — Эй, малыш!

Мгновенно обернувшись, Лукас увидел подходившего к нему водителя, одетого в сине-зеленую униформу. Одной рукой он поправлял на ходу солнцезащитные очки, а в другой держал свежую газету. Лукасу показалось, что он невероятно высокого роста — метра два, не меньше...

— Полегче с этим драндулетом, — пробормотал водитель, разглядывая Лукаса сквозь зеркальные очки.

Глотая слезы и вытирая, рукавом рот, Лукас не сводил глаз с водителя, катафалка. Он думал, что тот сейчас извинится перед сыном усопшего, или выразит соболезнования, или же просто молча отойдет в сторону. Однако мужчина в униформе остановился рядом с Лукасом и долго смотрел на него. Зеркальные стекла очков поблескивали, лицо не выражало никаких эмоций, лишь губы кривились в едва заметной ухмылке.

Лукасу показалось, что прошла целая вечность, прежде чем высокий мужчина в зеркальных очках направился к водительскому месту, на ходу тихо произнеся фразу, которую мог слышать только Лукас:

— Твой папаша — хороший ниггер.

— Что?! — не веря своим ушам, спросил Лукас.

— Хороший ниггер — мертвый ниггер, — пояснил водитель. — Поскольку твой папаша мертвее мертвого, значит, он очень хороший ниггер.

И тут человек в зеркальных очках весело расхохотался. Лукасу показалось, что его смех напоминает скрежет, камня о камень.

Несколько секунд Лукас не мог прийти в себя, потом его захлестнула волна ярости. Отшатнувшись от лимузина, он сжал кулачки. Тяжело дыша, стал оглядываться вокруг в поисках взрослых, у которых можно было попросить помощи. Но поблизости, как назло, никого не было. Лукас был наедине с ухмылявшимся человеком в зеркальных очках.

И тут случилось самое страшное. Позднее Лукас всегда с содроганием вспоминал именно этот момент.

Мучительное молчание.

Он не мог произнести ни слова. Он хотел закричать — и не мог. Он хотел назвать человека проклятым расистом — и не мог! Он хотел заткнуть рот этому мерзавцу — и не мог! Он оказался не в силах постоять за себя! Он не мог далее убежать. Он был как парализованный.