Шерше ля фам - Болучевский Владимир - Страница 25

— Забудь, — Александр бросил докуренную сигарету под вагон.

— Ребята, — Андрей Иваныч оглядел приятелей теплым взглядом. — Как я люблю ваш город! Тут у вас такая атмосфера… каждый раз как-то… так отдыхаешь…

Петр кашлянул в кулак.

— Я пришлю тебе открытку с «Авророй», — усмехнулся Гурский.

Поезд тронулся.

Андрей Иваныч вскочил в тамбур, держась за поручень, высунулся из двери и, глядя на удаляющихся вместе с перроном друзей, взревел:

— Тага-анка!!! Все ночи по-олные огня-а!!!

— На, держи, — неторопливо бредя по платформе, Гурский протянул Волкову аудиокассету с признанием Дугина. — А то еще забуду.

— Ага, — кивнул Петр, взял кассету и убрал в карман.

Они повернули налево, спустились по ступенькам и вышли на Лиговку.

— Домой не хочется, — вздохнул Гур-ский.

— Поехали ко мне?

— Поехали. Только давай немножко по Невскому прогуляемся?

— Да я в таком виде… — Волков скептически взглянул на свой спортивный костюм. — И еще и волына выпирает.

— Да и наплевать. Подумаешь… — Александр огляделся вокруг. — Мы же дома.

— Тоже верно.

Они пересекли Литовский проспект, дошли до перекрестка с Невским, повернули налево и не спеша пошли по тротуару.

— А согласись, — нарушил молчание Петр, — повезло тебе с этим колечком.

— В смысле?

— Ну, в том смысле, что… как бы ты иначе… вот так вот взял бы сразу и догадался, что они… что это, короче, она одна, а не двое их?

— Во-первых, вовсе и не сразу. А во-вторых… много у нее проколов было. И с выпивкой бодяженой, и чисто интонационных, и вообще… — Гурский достал из кармана куртки пачку сигарет, — трудно сказать… «как догадался?» Оно же все на подкорке копится-копится, а потом вдруг — раз! — и выстреливает.

— Что копится?

— Вероника твоя, которая Вера и Ника, а на самом деле — одна девчонка. Потом две как раз девчонки, которые со мной одновременно в бане были… они же для меня спьяну обе были, как одна. Ну и, конечно, самое главное — аромат.

— Аромат?

— Конечно. Видишь ли… бывают, конечно, на свете две очень похожие женщины; бывают даже близняшки однояйцевые, причем настолько одинаковые, что их только мать родная различить и может. Но все равно, это два разных человека, две отдельные личности, согласен?

— Разумеется, — кивнул Петр.

— Ну и вот… а знаешь, кстати, как этих Аню и Яну мать в детстве различала? Ну… не когда купала, конечно же, а в одежде, в быту?

— Как? — заинтересовался Петр.

— Она сама мне однажды подсказала, только я не сразу осознал. Это у меня потом все как-то вдруг сложилось и… стрельнуло.

— Кто подсказал, мать?

— Яна, — Гурский прикурил сигарету.

— И что?

— Она сказала, что в детстве их только мама различать могла. А потом и говорит: «Уж даже и не знаю, как. По запаху, что ли?»

— Ну?

— Ну так вот, не бывает на свете двух женщин, Петя, которые пахли бы одинаково.

— Ну?

— «Ну», «ну»… Чего разнукался-то? Запах, аромат один и тот же. Что от одной, что от другой. Вот и все, — пожал плечами Адашев-Гурский. — А так не бывает. Такого не может быть, потому что этого не может быть никогда. Вот что меня постоянно ломало подсознательно, покоя не давало. А я все понять не мог. А потом понял.

— Н-нда… — пробормотал Волков, — а мне и в голову не пришло.

— Так тебе и на аромат еды плевать.

— Ладно, тоже мне тут…

— А уж потом, когда я понял, что одна сестра себя за обеих выдает, я уже стал думать: «Пуркуа, собственно?» Если, допустим, умерла каким-то образом младшая — ну и что? Зачем весь этот цирк? Нет никакого смысла. А вот если старшая… тогда все на свои места и встает. Это же элементарно, — Адашев-Гурский стряхнул пепел на тротуар.

— И все равно на одном интервью, которое тебе якобы Заславский дал, ты бы их всех не раскрутил. Плевать им на это интервью. Что оно доказывает? Что на Заславского наезжали? Ну и что?

— Так это же я только для того, чтобы в дом пустили. Кто б со мной просто так разговаривать-то стал? Надо же было чем-то заинтриговать, — Александр огляделся вокруг и, не найдя взглядом урны, выбросил докуренную сигарету к краю мостовой.

— И все равно, — упрямо повторил Петр. — Аромат, интонации… рассуждения твои всякие… Не нашел бы ты в машине колечка, и грош бы всему этому была цена. Повезло тебе просто.

— Вот это вот колечко? — Адашев-Гурский вынул из кармана брюк кольцо с бриллиантиком и взглянул на Петра.

— Ну да, — пожал плечами Волков. — А какое же еще?

— Девушка! — Александр обратился к одиноко идущей навстречу невзрачной девчушке. — Девушка, извините, пожалуйста, я прекрасно понимаю, что заговаривать на улице с незнакомыми людьми предосудительно, но…

— Да? — остановившись, она робко подняла на Гурского глаза.

— Вы знаете… вечер сегодня такой чудесный, а вы идете такая грустная. Это совершенно неправильно. Вот смотрите, — он показал ей кольцо, — это колечко непростое. Давайте-ка я его вам на пальчик надену… вот так… вот… смотрите-ка, оно вам в самый раз! Вот теперь вам обязательно повезет. Сегодня же.

— Да? — покраснев, расцвела вдруг девушка.

— Непременно. Позволите ручку поцеловать? — Адашев-Гурский склонился к ручке.

— Спасибо… — девушка распрямила плечики, встряхнула головкой и пошла по тротуару легкой походкой, поглядывая на свое отражение в стеклах освещенных витрин.

Волков с интересом проводил ее взглядом.

— Так вот, Петя, — Гурский прикурил новую сигарету, глубоко затянулся и выпустил дым через нос. — Мне это колечко Ванька Мавсесян сегодня за полчаса слепил. По твоей фотографии. Из берильки и фианитика.

— В смысле?..

— Да ни фига я в этой машине не находил. Понял?

— Ну-у, Гурский… — покачал головой Петр.

— А вот так.

— А настоящее где?

— Кто ж знает? Потерялось.

— Да…

— Ладно. Выпьем?

— Нет. Леха говорит, что Дед завтра прилетает. Да и с Борманом еще разбираться. Не хочу, чтобы от меня перегаром воняло.

— Ну, а я водочки выпью. Обязательно.

— Имеешь право, — согласился Волков. — Вне всякого сомнения.