Преторианец - Большаков Валерий Петрович - Страница 53

Гремели повозки, цокали по каменным плитам копыта лошадей, орали возницы… А с восходом солнца бедняку пора была вставать – голова чугунная, в глаза хоть спички вставляй.

Дом Гая Аллея Нигидия Мая Джуманиязов сыскал без труда. Остановившись возле арки входа, он сказал:

– Действуй, Адэлла! Сегодня мы отменно повеселимся!

Лобанов помылся перед сном, почистил зубы и уже набрал воздуху в грудь, чтобы задуть свечу, когда услышал робкий стук в дверь.

– Кого это несет? – заворчал Эдик, поднимаясь.

– Я открою, – сказал Сергей.

Прихватив меч, он шагнул в коридор и подошел к двери.

– Кто там?

– Мне нужен Сергий Роксолан! – ответил высокий женский голос.

Сергей очень удивился и отпер дверь. В коридор проскользнула молодая женщина в простой тунике, одной рукой она придерживала паллу, накинутую на плечи.

– Меня послали к тебе, – сказала она заговорщицким тоном, – и передали вот это…

Лобанов принял две сложенные дощечки, ногтем содрал восковую печать и разложил письмо. Первые же слова резко подняли ему давление. Сердце бухнуло, подливая крови к щекам, и затарахтело, как моторчик. «Томлюсь, надеюсь, зову, мечтаю!» Господи, сбылось! «Моя Авидия!» – сладко заныли все жилочки Сергеева организма.

– Пошли! – сказал он решительно.

– Ага!

– Ты куда? – догнал Сергея удивленный голос Эдика.

– Я скоро!

Лобанов бережно положил на столик письмо Авидии опоясался мечом и торопливо переобулся.

– Меня не ждите! – бросил он на ходу, предвкушая ночь любви…

Луна высветила улицы, но и набросила непроглядные тени, каждую ямку превращая в бездонный провал. Неумолчно гремели цикады.

– Сюда! – сказала Адэлла, сворачивая в переулок между домусом Нигринов и каким-то храмом.

– Тут вход в подвалы, – сказала Адэлла. – Сюда с виллы привозят вино и масло… Ну и проводят кое-кого тайком…

Женщина хихикнула. Сергей натужно улыбнулся. Честно говоря, ему было страшно. Бот что ему делать, если его поймают? Ведь убить Гая Авидия Нигрина он не в состоянии, даже побить консуляра – как? Обида, причиненная отцу, рикошетом ударит по дочери! И бумерангом вернется к нему…

Адэлла на цыпочках прошла в атриум и провела Сергея за собой. По всему атриуму были расставлены светильники с восемью и двенадцатью огнями. Лампы были сделаны из алебастра и прикрыты александрийским стеклом или прозрачными индийскими тканями, красными, голубыми, желтыми, – весь атриум переливался разноцветными сполохами.

– Вот кубикула домны… – прошептала она.

Дверь в кубикулу была приоткрыта. Адэлла приникла к щелочке, потом смелее заглянула внутрь.

– Домны пока нет, – сообщила она, – заходи и подожди ее, она скоро придет!

Сергей кивнул. С трепетом он перешагнул порог будуара, втянул ноздрями тонкий запах ладана. Да, так пахли волосы Авидии!

Сверху, надо полагать, со второго этажа, донесся звук размеренных шагов. В окно, открытое в парк, долетели слова:

– …Будет лучше всего, если мы прирежем Адриана на Капитолии, в момент жертвоприношения…

Сергей обратился в слух, даже о прелестях Авидии Нигрины подзабыв.

– Правильно! – сказал Гай Авидии Нигрин – его голос был еще памятен Лобанову. – И тут же выдадим толпе убийцу мнимого, пусть потерзают, как собака хозяйские сокки![101]

Несколько человек хохотнули.

– Что за император такой, – проворчал неизвестный, – целый год не показываться в Риме! Правду ты говорил, Цельс! Адриан проторчал в Мезии до самых холодов, а зимовал в Никомедии! А по теплу опять вернулся туда же – с сарматами мириться!

– Ну, Авл, зато сколько мы успели!

– Это верно… Лузий, как успехи?

– С фрументариями?[102] Никак. Пару раз я заезжал в лагерь, купил кое-кого, посулил еще больше… Плохо то, что фрументарии близки к Аттиану, а тому сам Адриан кинжал префекта вручил…

– Хуже! Ацилий Аттиан был опекуном Адриана! Понимаете или нет?

– Тем более…

– А батавы?

– Полный успех! Эти германские свиньи служат тому, кто сует больше!

– Ты уже платил им, Квиет?

– Нет еще.

– И правильно… А то растратят до поры и опять плати! Г-гвардия…

– Да что батавы! Преторианцы – вот где заноза!

– Ничего… Бросим на них моих арабов! Раххаль привел с собой две алы мечей! Его молодцы выкосят преторию, как острый серп колосья!

– Квиет, а твои где?

– Пять сотен нумидийцев уже на Сицилии, а мои мавры просачиваются мелкими отрядами из Испании в Аквитанию.

– Отлично! Пальма?

– В сенате разброд и шатание, но Катилий Север и Гай Уммидий – с нами.

– Отлично… Мои люди передали весточку из Мезии – Адриан тронется в путь к концу июня. Следовательно, прибудет в Брундизий где-то к июльским календам…

– Да раньше!

– Может, там его и кокнуть? В Брундизий? Или по дороге…

– Нет-нет! Адриан должен быть убит в Риме! Понимаете или нет?!

– Скорей бы…

Наверху задвигались, загремели, передвигая кресла. «Заговор! – толкнуло Сергея. – Переворот затеяли! Вот это я попал…»

– Кто здесь?! – испуганно вскрикнула Авидия Нигрина.

Лобанов обернулся – сердце его погнало кровь, колотясь как ненормальное.

– Это я, Авидия… – вымолвил Сергей.

– Ты?! – изумилась девушка и подняла свечу повыше. – Что ты делаешь в моей комнате? Зачем ты здесь?!

– Но… – Сергей похолодел, чуя неладное. – Ты же сама… В письме…

– Да в каком письме?! Сергий!

– Здесь он, сиятельный, здесь! – заорал в атриуме Мир-Арзал.

Дверь в кубикулу махом распахнулась, и порог перешагнул хозяин дома. С Гая Нигрина можно было хоть сейчас ваять статую «Разгневанный отец». За спиной разгневанного отца маячила торжествующая морда Мир-Арзала и трое в тогах.

– Ты?! – заревел Нигрин.

– Отец! – закричала Авидия. – Это ошибка! Сергия обманули!

– Молчи! – загремел консуляр. – С гладиатором спуталась?! Flava coma![103]

Девушка охнула и закрыла лицо руками.

– Не говорите ерунды, сиятельный, – сказал Лобанов. – Меня подставили!

Темнокожий в тоге протиснулся в комнату, не обращая внимания на Сергеев меч, и прошел к окну.

– А отсюда, должно быть, хорошо слышно, – со значением сказал он. – Соляриум[104] как раз над кубикулой! Этого, – темнокожий показал на Лобанова, – надо убить.

– Не волнуйся, Квиет! – прорычал Гай Нигрин. – Я его и так убью!

– Отец! – взмолилась Авидия.

Гай Нигрин, даже не взглянув на дочь, заорал:

– Киклоп! Ко мне!

За окном послышалось невнятное ворчание, протопали тяжелые шаги по атриуму, и в кубикулу пролез косматый одноглазый великан с горящим факелом в могучей лапище. Двое в тогах вошли следом с мечами в руках. Лузий Квиет тоже покачивал длинным узким клинком.

– Киклоп, – произнес Гай Нигрин сдавленным голосом, – хватай этого ублюдка и скорми своим зверям!

– Нет! – закричала Авидия. – Не надо!

Образина-великан сморщился, словно от зубной боли глянул на хозяина и склонил буйну голову. «Как Герасим, – подумал Сергей, – послушает барыню и утопит Муму…»

Лобанов демонстративно отвел руку и выпустил меч из пальцев.

– Давайте кончать эту дурацкую комедию! – сказал он.

Киклоп согласно заклекотал, ухватил одной лапой обе руки Лобанова и повел жертву на заклание. Квиет с Цель-сом вышли за ним. Мир-Арзал и Даврон живо расступились.

– Привет леопардам! – игриво сказал Джуманиязов, но Сергей его не слушал, он слышал лишь горький плач Авидии и страдал.

Киклоп, урча и булькая, вывел Лобанова в парк, потащил по расчищенной аллее, выложенной каменными плитками. Вокруг, разбегаясь по полянкам и сбегаясь в купы, росли кипарисы и мирты, дубы, оливы, пинии. Белели статуи, распускали бутоны розовые кусты, орошаемые водяной пылью фонтанов.