Преторианец - Большаков Валерий Петрович - Страница 31

– Скоро увидите, где я работал! – радостно сказал Гефестай. – Апшерон! Нефтяные Камни! А на выходные в Баку ездил! Да-а…

– Мы увидим, где ты будешь работать, – поправил Эдик кушана. – Тысячу восемьсот с чем-то лет спустя!

Улыбка Гефестая потускнела. Эдик это заметил и бодро сказал:

– Зато там вода чистая еще! И воздух! «Ночной зефир струит эфир!» Так что, дышите глубже!

Стемнело. Закат догорел до углей и сыпанул звездными искрами, столбом редкого дыма потянулся Млечный Путь. Упала ночь, смутно выбеливая паруса и серебря кильватерную струю. А рано-рано утром, на горизонте, затянутом туманцем, проявилась серо-желтая полоска земли. Триерарх, капитан корабля, кликнул боцмана-карабита, и тот послал на мачту матроса-классиария. Классиарий ловко залез на самый верх, в корзину кархесия, и крикнул оттуда, что видит остров.

– Паруса видать? – заорал Гай Нигрин, вылезший из крошечной каютки на корме.

– Один только! – отозвался классиарий. – Опередили мы остальных, сиятельный, – сказал Гармахис. – Купцы еле тащатся…

– К берегу! – решил Нигрин. – Обождем, пока все не соберутся…

Зазвучали команды, забегали классиарий, спуская паруса. Но на весла никого не сажали, обходились силою несчастных таламитов. Те малым ходом подвели трирему к подветренному берегу острова, а затем весла левого борта погребли вперед, весла правого – назад, и корабль плавно развернулся, тыкаясь в пляж кормой. Носом здешние боевые корабли никогда не приставали – таран мог увязнуть.

Пара матросов спрыгнула на берег и принялась вбивать колья-тонсиллы, с острыми концами, обитыми железом, – чтоб было за что крепить швартовы. Потом спустили сходни, и Волтацилий Пилут, пройдошистый корникулярий Нигрина – помощник то есть, и секретарь, – помог сиятельному сойти на сушу.

– Эй, гладиаторы! – подозвал Нигрин свое движимое имущество. – Что стоите зря? Мигом соорудите костер, чтоб горел долго и чадно! Понимаете меня или нет?

– Будет исполнено! – ответил со рвением Лобанов. – За мной!

Гай Авидий Нигрин проводил его настороженным взглядом – непривычно ему было видеть строптивого раба таким послушным.

– Я со здешней природой вась-вась! – уверил товарищей Гефестай. – Плавали – знаем!

Ярнаев повел всю команду на север острова. Этот клочок суши был почти плоским, покрытым где галькой, где наметами песка. И только конусы грифонов – грязевых вулканов – добавляли острову третье измерение. Иные кратеры превышали двадцать метров в поперечнике. В них вечно бурлила горячая жидкая грязь, пуская вонючие пары, надувая и лопая гигантские пузыри. Шипение, свист, утробное бульканье гуляли по острову, пугая близостью к опасным недрам. Бурые и серые потоки грязи, переливаясь через края жерл, медленными языками стекали в море, мутя прозрачную воду.

– Тут все дно такое, – рассказывал Гефестай, – неспокойное очень! Острова то появляются, то исчезают, землетрясения постоянно, извержения! И на берегу то же самое… Во, сколько дров!

Гладиаторы вышли на северную оконечность острова. Тут весь берег был завален плавником, обточенным волнами и выбеленным солнцем.

– Хазри когда дует, – объяснял Гефестай, – это ветер с севера, бакинский норд, он что угодно натащит!

Споро сложили огромный костер. Искандер достал огниво, пощелкал, запалил труху, подложил сухих водорослей, веточек, и пламя занялось, повалил в безоблачное небо столб серого дыма – далеко его видать…

Исполнив поручение, Лобанов прошелся наветренным берегом, поглядывая на гладкую зеленую поверхность спокойного моря, на пучки желтой травы, похожие на скальпы, снятые с блондинок, долго не мывших голов… «Ну и сравненьице!» – подумал Сергей и отошел к булькающему грифону. Кратер у него был с арену цирка. Сильно воняло тухлыми яйцами и гнилым болотом. Светло-коричневая грязь мокро блестела, ровную гладь ее прорывали пузыри, хлюпавшие и фыркавшие вперебой.

Солнце светило в спину, и Сергей вовремя заметил тень человека, подкрадывавшегося сзади. Тень увеличилась скачками, клацнула галька… В самый последний момент Лобанов резко присел. Тень оборотилась Мир-Арзалом. Нигриновец бросился на Сергея, вытягивая руки, чтобы столкнуть кафира в кратер, и вдруг широкой лобановской спины не стало. А инерция была сильна… Потеряв равновесие, Мир-Арзал плюхнулся в горячую грязь. Тонкий поросячий визг разнесся по всему острову. Мир-Арзал забарахтался, покрываясь грязюкой, как шоколадом, и подвывая от боли и злобы.

– Грязевые ванны принимаем? – с пониманием спросил Сергей. – Правильно, для здоровья это самое то, дюже пользительно! Да ты б разделся лучше, чего ж одетым бухаться?

– Варвар! – вздохнул подоспевший Искандер.

– Не, – сказал Гефестай со знанием дела, – тутошняя грязь хорошо очищает, прям как порошок стиральный!

– Ты осторожнее там! – озаботился Эдик. – А то, если всю грязь счистишь, от тебя ж ничего не останется!

– Почему? – возразил Гефестай. – Туника останется! И сандалики!

На визг прибежала куча народу. Легионеры Назика и Лонг подошли тоже, посмотрели на воющего Мир-Арзала, на карачках выбиравшегося из кратера, на спокойно стоявшего Лобанова, и оба сплюнули.

– Ну вас к Орку, – проворчал Назика, – разбирайтесь сами!

Мир-Арзал, глазурованный грязью, потащился к морю мыться, чиститься, стираться.

– Пошли, Гефестай, – сказал Лобанов, отворачиваясь, – подкинем дровишек, порадуем хозяина… Может, пожрать даст? Гефестай!

Сын Ярная стоял у воды в напряженной позе, будто прислушиваясь к чему-то. Он поднял руку в жесте предостережения, да так и замер.

– Ты ничего не слышишь? – спросил Гефестай.

Сергей напряг слух. С моря доносилось легкое гудение.

– Гудит чего-то… – сказал он неуверенно. – Волны, наверное…

– Это не волны, – проговорил Гефестай, – это подводный грифон! Видишь?! Во-он там!

Лобанов пригляделся. «Во-он там», где плескали зеленые глянцевые волны, вода серела, и эта голубовато-серая область быстро расходилась, занимая все большее пространство, пока не дошла до берега. И тогда Лобанов увидел, отчего померкла веселая зелень волн. На поверхности моря бурлили крупные газовые пузыри, а откуда-то снизу, то ли со дна, то ли из глубин земли, накатывал глухой рокот.

– Газовыделение пошло! – сказал Гефестай озабоченно. – Надо предупредить этих!

Грузной трусцой сын Ярная поспешил к стоянке трирем. На бережку уже вовсю горели костры, огонь лизал котлы на треногах, а коки-параскариты сыпали в кипящую воду крупу, щедро заправляя похлебку рубленой солониной.

– Эй, сиятельный! – окликнул Лобанов Гая Авидия Нигрина, развалившегося на ковре. – На море кое-что происходит!

– Что еще такое? – недовольно повернулся консуляр.

– Подводный грифон! – доложил сын Ярная. – Возможно извержение! Плавали – знаем! Триремам лучше отойти подальше в море, во избежание!

Гай Авидий Нигрин сначала лениво отмахнулся от назойливого раба, потом приподнялся, послушал глухое рокотание, идущее с моря, и подозвал жреца-фламина.

– Любезный Фурий! – сказал консуляр. – Не мешало бы умилостивить Нептуна!

Фламин с достоинством кивнул.

– Мы принесем жертву Нептуну! – произнес он торжественно. – И да пребудет с нами милость богов, и пусть минует нас гнев их!

Гай Нигрин важно покивал, а Фурий Лептин направил стопы к морю. Жертвоприношение выполнили моментом – похлебка исходила ароматным духом, сигнализируя о готовности, некогда было о божественном думать.

Легионеры притащили белого барашка из тех, коими запаслись еще в Антиохии, и спустили на воду скаф, шлюпку на римский лад. Фламин залез в скаф вместе с бараном, и двое воинов усердно погребли. Метрах в десяти от берега, где начиналась глубина, Фурий Лептин воздел руки и заговорил речитативом:

– Нептун Преблагой, Потрясатель Суши и Владыка Вод! Прими эту жертву и смилуйся над нами!

Одновременно букинатор на берегу дул изо всех сил в трубу, чтобы нельзя было услышать ничего, кроме слов произносимой молитвы.