Преторианец - Большаков Валерий Петрович - Страница 17

На окраине Антиохии лежал большой пустырь, поросший фисташкой и саксаульником. Здесь не строили домов и не распахивали огородики – место являлось запретным. Посреди пустыря, на небольшом холме была сложена приземистая дахма – Башня молчания. За ее невысокими, в два человеческих роста, стенами хоронили умерших. Б точности, как указывал Заратуштра. Ни землю, ни огонь нельзя было осквернять касанием мертвого тела, и верующие приносили трупы в дахму. Дожидались, пока птицы склюют плоть, и складывали кости на хранение – тут же, в укромных нишах башни.

Сюда-то и привел сподвижников Мир-Арзал Джуманиязов. Самое безопасное место!

– Бо-ольно! – хныкал Шавкат Айязов, хилый и квелый, вечно немытый усатенький молодчик. Он сильно хромал, подволакивая ногу, простреленную арбалетной стрелой.

– Кончай скулить! – рявкнул Тураб Мирзаев, коренастый и плотный верзила. Его квадратное лицо удлиняла аккуратная бородка от уха до уха, а вот усы он тщательно сбривал.

– Ага, тебе бы так!

Исмат Юртаев, незаметный человек среднего роста, без особых примет, в разговор не вступал, покрякивал только, когда перебрасывал два тяжелых хурджуна[50] с правого плеча на левое или наоборот.

– Сейчас придем, перевяжем… – проворчал Мир-Арзал, настороженно всматриваясь в сгущения теней. – Сам виноват! Зачем стрелял? Я тебе что сказал? Кафиры нам живые нужны! Как ты собираешься выбираться из этой дыры?!

Он смолк. Дахма нависла над ними, пугая черными тенями. Стая огромных, откормленных воронов взлетела, оглушительно хлопая крыльями. Мир-Арзал, выпускник Пермского университета, не верил ни в Аллаха, ни в Иблиса, но и его пробрало хриплое, пронзительное карканье. Нечто зловещее, потустороннее чудилось в криках вспугнутых птиц-могильщиков.

Робко ступая, боевики прошли в башню. Запах мертвечины был устоявшимся, но в нос не ударял.

– Там кто-то есть! – глухо выговорил Исмат, хватаясь за автомат. – Вон, сидят!

Мир-Арзал быстро положил руку на АКМ Юртаева:

– Не стрелять! – и нервно хохотнул: – Щас увидишь, кто там сидит…

Подойдя ближе, Исмат с содроганием различил три трупа в белых саванах, перепоясанных ремнями кушти.[51] Мертвяки были привязаны за ноги и за волосы, чтобы птицы не растащили кости. В прорехах разорванных пелен торчали обклеванные ребра, черепа с ошметками скальпов бессмысленно скалились в вечереющее небо.

– О, Аллах! – прошептал Исмат.

– Убедился? – хмуро спросил его Мир-Арзал. – Давай, перевяжи этого!

– А чего сразу я?! – попытался возмутиться Юртаев.

– А кто?! – рявкнул Мир-Арзал. – Я?!

Тураб быстренько организовал костерок и засновал вокруг башни, собирая хворост, – изображал полную загруженность.

Сплюнув, Исмат достал аптечку и склонился над Шавкатом.

– Чуть что, сразу Исмат, Исмат… – продолжал он бурчать.

– Тихо! – шикнул на него Мир-Арзал. – Кажется, Даврон идет!

Тураб осторожно опустил на землю охапку сухих веток и скользнул к арке входа. Через секунду обернулся и кивнул:

– Точно!

Даврон Газиев бесшумно миновал подлесок. Тише, чем нитка входит в ушко иглы, проник в дахму и опустился на корточки возле костерка.

– Ну что? – спросил Мир-Арзал нетерпеливо.

Но Даврон знал себе цену. Один из лучших разведчиков Гульбуддина Хекматиара,[52] он терпел Мир-Арзала, соглашаясь на более спокойное место второго в группе, но не любил, когда тот равнял его со всеми прочими. Даврон Газиев – это вам не серая масса вроде Шавката с Исматом, он даже по Интернету шарился, заходил на форумы неверных…

– Видел кафиров, – изрек Даврон, сочтя, что время доложить приспело. – Поселились в богатом доме… – Смолкнув, он пожевал губами и продолжил: – Знаете, где мы?

– В Афгане? – поднял голову Шавкат и сморщил лицо от боли. – Поосторожнее!

– Потерпишь! – сказал Исмат с ожесточением.

– Афган! – фыркнул Даврон. – Ты хоть один минарет видал? Хоть одну машину? Хоть один провод над улицей?

– Так мы в Пакистане?! – вылупил глаза Шавкат.

Даврон с сожалением посмотрел на Шавката.

– Этот город, – сказал он значительно, – зовется Антиохия-Маргиана, а страна – Парфией! Знаете, какое время на дворе? Сто семнадцатый год!

– Хиджры? – слабо выдохнул Исмат.

– До хиджры еще пятьсот лет! – раздраженно высказался Даврон. – Еще не родился пророк и некуда совершать хадж!

Ошеломленные бандиты притихли, осмысливая сказанное.

– Та-ак… – тяжело сказал Мир-Арзал. – Это меняет дело. Хотя почему? Кафиров все равно надо брать! Проводниками нам будут, выведут в родное время!

– Они что-то там такое болтали о межвременном туннеле, – энергично кивнул Даврон. – И я узнал, когда снова откроются эти их врата… – Выдержав мхатовскую паузу, он договорил: – Через полгода!

– Отлично… – процедил Мир-Арзал. – Тогда так. Патроны беречь! Стрелять только по команде, и только одиночными! Без оружия мы здесь никто, и звать нас никак! Пограбим местное население, захватим кафиров, выждем шесть месяцев и уйдем! С добычей!

– Тут неподалеку дом богача, – сказал как бы между прочим Даврон. – Мельника Пакора…

– Вот и начнем с него! – кивнул Мир-Арзал. – И еще какой-нибудь храм грабанем! И заляжем на полгода!

– Один храм только? – разочарованно спросил Шавкат.

– Один храм! – передразнил его Даврон. – А ты хоть видел здешние храмы?! Да там даже на колонны листы золота накручены! Статуи из золота отлиты, подсвечники разные, чаши! Да тебе каравана верблюдов не хватит, чтобы утащить все золото из одного только храма!

– Ух ты… – пролепетал Шавкат. – Тогда я согласен!

– Слава Аллаху! – съязвил Мир-Арзал. – А то я беспокоился, все думал, а согласится ли Шавкат-джон?!

Боевики захохотали, и их горбатые тени запрыгали по стенам дахмы вперемежку с дырчатыми силуэтами трупов.

На дело вышли с утра. Переоделись в местное тряпье, что успели стяжать у торговцев на базаре, и явились к особняку Пакора. Этот домина занимал половину квартала, замыкая в себе пару внутренних двориков и выпирая в небо тремя разновеликими куполами.

Банда вошла нагло, как к себе домой. Страшные слухи о «дэвах с молниями» помогли им сберечь патроны – рабы Пакора попрятались кто куда, а мордатые охранники не оказали сопротивления.

– Этих в хауз! – распорядился Мир-Арзал. – Шавкат, сторожи!

Важный Айязов остался бдить, щелкая затвором АКМа и грозно хмуря брови. Охранники, по пояс в воде, вздрагивали и ежились, наполняя трусливое сердчишко Шавката непередаваемым блаженством.

Мир-Арзал с Давроном на пару поблуждали по комнатам, хапая все, что выглядело дорогим, пока не попали на женскую половину. Жена Пакора, толстая грымза, не привлекла их внимания, Даврон только сорвал с визжавшей мельничихи тяжелые браслеты кованого золота, а Мир-Арзал конфисковал целый хомут из ожерелий – жемчуга, бериллы, яхонты, золотые цепи.

– Эге-ге! – весело сказал Даврон, откидывая занавес. – Да тут есть кое-что посвежее старой овцы! Глянь, какие ягнятки!

Мир-Арзал глянул и обнаружил будуар, устланный коврами во много слоев. Там, проваливаясь в мякоть ковров, стояли две девушки, чернявые и пышненькие. Они дуэтом залопотали что-то с перепугу, но Даврон цыкнул на них, и дочери Пакора смолкли, будто он их выключил.

– Даврон! – показал Газиев на себя, и ткнул пальцем в девушку, чьи черные волосы были заплетены в сорок косичек.

– Азата… – назвалась дочь Пакора.

Ее сестра не стала дожидаться вопроса и представилась:

– Сиасса!

– Тебе Азата, мне Сиасса, – деловито распределил Даврон. – Идет?

– Годится! – кивнул Мир-Арзал, вожделея и облизываясь.

Газиев задрал платье на Сиассе – девушка не закричала, не заплакала. Послушно согнулась, пристраиваясь под Даврона.