Ради единого слова - Аграновский Валерий Абрамович - Страница 7

Вот, собственно, и весь пример. Свежая, острая для своего времени и глубокая мысль автора обеспечила неожиданный поворот теме, что в свою очередь не могло не привлечь внимание общественности к событиям происшедшим в далекой сибирской коммуне.

Да, никакой факт, даже кричащий, сенсационный, не может «повлиять на умы», если он не осмыслен автором, не снабжен размышлениями, доводами, резонами, не обеспечен темой, имеющей свой поворот. Сенсация сама по себе чаще всего рождает кривотолки, оставляет читателя в недоумении, не организует его отношения к событию, факту, а в итоге формирует не то общественное мнение, на которое рассчитывал журналист.

Не помню в своей практике случая, когда бы взялся за перо, соблазнившись «потрясающим» фактом, не попытавшись прежде трансформировать замысел в тему. Нет темы – и такое бывало, и я отказывался от факта без сожаления. Потому что просто нечего было сказать читателю. Сенсация в журналистике – это гром литавров в оркестре, звучащем вне всякой связи с мелодией и содержанием.

«До» или «после»?

Но представьте себе на минуту, что факт развала коммуны и причина – бабы бросили мужиков и отказались вступать в «Пролетарий» – стали известны автору еще в Москве, до отъезда в командировку. И больше он ничего бы не знал. Мог ли «поворот темы» родиться у журналиста еще до поездки в Сибирь? Могла ли явиться мысль встать на защиту женщин, их права выбирать себе судьбу? Могла ли возникнуть идея признать бегство женщин из коммуны положительным фактором социалистического строительства, хотя и влекущим за собой гибель коммуны, а рабское повиновение мужу и обстоятельствам – фактором отрицательным, хотя и сохраняющим коллективное хозяйство?

Полагаю, на основе того опыта и тех знаний жизни, общей ситуации и конкретного момента, которыми обладал автор статьи, «поворот» мог родиться. Больше того – должен был родиться. Именно до поездки. И тогда журналисту оставалось отправиться в Сибирь всего лишь «за материалом». За каким? За Амосом Ефимовичем – секретарем коммуны, говорящим на смешанном украинско-русском диалекте, за Татьяной и Алексеем, которые «цельный год вели любовную коммерцию», за «сами прокормим детей», за названиями деревень, за «жизнь не стоит на точци замерзания» и т. д. и т. п. Собственно, если разобраться, а что еще привез журналист домой, вернувшись из командировки? Детали, живую лексику, имена и фамилии реальных крестьян, несколько цифр и мысли, высказанные коммунарами. Но не «поворот темы», не главную идею, не концепцию! Материал бы понадобился ему, чтобы подтвердить свое предвидение, придать очерку достоверность и убедительность.

Работа журналиста складывается поэтапно. Замысел и факт, как известно, могут поменяться местами, но потом следует рождение темы, сбор материала, его обработка и так вплоть до написания. Но стоп! Где место авторской концепции: до или после сбора материала? Любой ответ на вопрос не бесспорен, хотя имеет принципиальное значение: он, думаю, во-первых, обнаруживает верное или неверное понимание смысла журналистики; во-вторых, открывает или не открывает доступ к залежам главных секретов журналистского мастерства; в-третьих, решительным образом сказывается на качестве работы.

Но давайте вновь договоримся о терминологии. Что я вкладываю в понятие «авторская концепция»? Если тема – это сумма мыслей, выражающих отношение автора к отобранному для исследования явлению, то концепция, по-моему, та же сумма мыслей, однако приведенных в систему – модель будущего произведения. Концепция – родная сестра темы, по возрасту младшая, потому что рождается позже, а по значению, по основательности старшая. Тему можно сформулировать без доказательств, а концепция непременно содержит обоснования, доводы, резоны. От замысла к теме – полшага, до концепции – полный шаг. Не знаю даже, что еще добавить… Пожалуй, то, что без темы ехать в командировку противопоказано, мы об этом уже говорили: факт, как и замысел, всего лишь повод для выступления в газете, и это, кажется, всем понятно. А вот можно ли, обладая темой, но не концепцией, ехать и собирать материал – вроде бы спорно.

Моя позиция такова. Исходя из задач, стоящих перед современной журналистикой, и полагаясь на опыт многочисленных коллег да и на свой собственный, утверждаю: концепция должна создаваться не после, а непременно до сбора материала. «Таковы мои склонности и мои взгляды, – писал Монтень, и я предлагаю их как то, во что я верю, а не как то, во что должно верить».[24] Иными словами, лично я убежден – хотя и не навязываю никому своего убеждения и понимаю его спорность, – что в зависимости от того, как мы работаем – собираем ли сначала материал, обдумываем его и только потом «рождаем» концепцию или начинаем с модели, чтобы затем собрат ь материал и осмыслить его в рамках нашей концепции, – в зависимости от этого мы или журналисты, идущие по следам событий, или смело шагающие впереди, опережая события; мы или способны только на повторение уже известного, или можем говорить читателю нечто новое; мы или еще новички в газетном деле, или опытные документалисты, работающие профессионально.

Конечно, заниматься журналистикой по принципу «увидел и написал» можно. Многие так и делают, да и я в том числе. Это куда легче, чем работать по принципу «предвидел, увидел и написал». Но последнее, безусловно, эффективнее. Практика доказывает.

Допускаю, что я слишком категоричен, хотя категоричность в данном случае всего лишь средство для заострения проблемы. Но теперь, «заострив», попытаюсь успокоить коллег, особенно тех, которые принимают концепцию за предвзятость. Их недоумение понятно: а как же, мол, быть с объективностью журналиста, как гарантировать правдивость его писаний, если мысленная модель создается еще до столкновения автора с реальной жизнью? Согласен: есть сложности. Но концепция действительно была бы предвзятостью, если бы ни на чем не основывалась: ни на жизненном, ни на социальном опыте журналиста, ни на его знаниях, информированности. Однако речь идет о вполне обоснованном остром предвидении, а не о тупой предвзятости – еще раз подчеркиваю это обстоятельство. Кроме того, кто же будет отрицать, что даже умное предвидение может быть откорректировано, подправлено реальностью, окажись оно в столкновении с так называемыми мешающими деталями. Но в том-то и дело, что всевозможные коррективы способны уничтожить как раз предвзятость, а не концепцию, которую они могут только уточнить и сделать более достоверной. Стало быть, немного смягчая категоричность, готов добавить к понятию «концепция» слово «предварительная», имея в виду то, что после сбора материала она станет «окончательной».

Нам еще предстоит разговор, посвященный механизму создания модели будущего очерка, и потому ограничусь пока тем, что сказал. Повторю в заключение, что концепция дает возможность газетчику идти к своему герою с мыслью, что, между прочим, вовсе не исключает – за мыслью. Да, и за мыслью! И тем не менее я отдаю предпочтение тому журналисту, который умеет искать и находить факты в подтверждение идей, рожденных им, а затем отданных людям.

Факты

Прежде всего надо сказать, что факт – упрямая вещь. В этой известной формулировке содержится нечто главное для нас, журналистов: качество факта, его упрямство, с которым нельзя не считаться, но и которым надо уметь пользоваться. Подобное качество диктует профессиональное отношение к факту: ни в коем случае не прибавлять к нему, не убавлять от него, не трогать, не подтасовывать – всецело на факт полагаться.

Но обратимся к каналам, по которым приходят или должны приходить к нам факты. Воспользуюсь опытом «Комсомольской правды», хотя и допускаю, что он далеко не исчерпывает всех вариантов. Надеюсь, однако, что пример даже одной газеты позволит проследить некоторые современные тенденции в «работе с фактом». Итак, каналы.

Во-первых, рассказ сотрудника газеты, вернувшегося из интересной поездки. Цель рассказа – информировать коллег о положении на местах, о подробностях события, о настроении людей, о достижениях и поражениях, об истории вопроса, о перспективе – короче говоря, обо всем, что рассказчик считает достойным внимания.