Рулевой - Болдуин Билл Merl William Baldwin, Jr. - Страница 5

— Ничего, ты у меня еще научишься, как себя держать со мной, карескриец, — рявкнул Амхерст с плохо сдерживаемой яростью.

— Я не имел в виду ничего плохого, сэр, — ровным голосом произнес Брим, стараясь держать себя в руках.

— Мне виднее, имел ли ты чего в виду или нет, младший лейтенант, — холодно прошипел Амхерст. Он сложил кисти рук шалашиком и некоторое время созерцал их, пока Брим молча стоял навытяжку. — Надеюсь, я окажу экипажу добрую услугу, — сказал он, наконец в первый раз с начала разговора посмотрев Бриму прямо в глаза. — Чем быстрее ты продемонстрируешь свои, так сказать, способности, тем быстрее мы сможем заменить тебя на кого-нибудь мало-мальски годного. — Он повернулся в кресле и снова уставился в свой дисплей. — Только представьте себе, — пробормотал он, обращаясь к воображаемому собеседнику, — карескриец с отдельной каютой! — Он покачал головой и пробежался длинными розовыми пальцами по клавиатуре. — Короче: вылет назначен на послезавтра. Вот ты и будешь вторым пилотом при взлете. — Он хохотнул. — Старина Голсуорси двое суток подряд не вылезал из казино, так что сейчас у него созерцательное настроение. Ничего, он-то быстро выявит все твои… гм… таланты.

Почти дрожа от обиды, Брим продолжал стоять в дверях, ожидая продолжения экзекуции.

— Можешь идти, — буркнул Амхерст, не оборачиваясь. — На то, чтобы поиграть в космонавты, у тебя еще сегодняшний вечер и весь завтрашний день. А потом — скатертью дорожка, карескриец. Таким, как ты, не место в обществе джентльменов — что бы там ни написал лорд Беорн в этом своем дерьмовом указе.

Брим четко повернулся и потратил стремительно тающие остатки своей выдержки на то, чтобы, строевым шагом выйти из штурманской.

Прошло несколько метациклов — он утратил ощущение времени, — а Брим продолжал сидеть на своей койке, уронив голову на руки и пребывая в настроении между убийственной яростью и бездонным отчаянием. Все снова — кадетская школа, первые курсы академии… Тем редким карескрийцам, что отваживались поступить в академию, приходилось быть во всем на голову выше остальных, чтобы их по крайней мере считали за людей. И главным оружием, которое использовали против них эти снобы из Метрополии, был их собственный характер. Он тряхнул головой, в тысячный раз вспоминая свой разговор с Амхерстом, когда по люку его каюты загрохотал чей-то тяжелый кулак.

— Вилф Анзор, дружище, выходи! Пришел час расслабиться и оттянуться как следует в кают-компании! Короче говоря, самое время нализаться до чертиков!

За двадцать восемь лет жизни Бриму вряд ли приходилось слышать слова приятнее.

В этот поздний час, когда дневные дежурные уже сдали вахту следующей смене, в кают-компании царил полумрак от клубов дыма хоггапойи и было тесно от людей, набившихся в нее, казалось, со всей базы. Брим разглядел в толпе мундиры кораблестроителей, настройщиков бортовой электроники и офицеров всех рангов вплоть до весьма высоких. Правда, большинство последних, судя по нашивкам, служили на других кораблях. И красивые женщины — вся комната была полна красивых женщин, молодых и не очень. Брим застыл, не в силах отвести взгляда от одного лица с нежными выразительными глазами в обрамлении золотых кудрей, но его вывел из оцепенения Урсис, с медвежьей вежливостью хлопнувший его лапой по плечу. В другой лапе он держал два больших бокала; по пятам за ним следовал еще один медведь.

— Вот, Анастас Алексий, — обратился Урсис к своему спутнику, слегка уменьшенной копии себя самого, — позволь представить тебе нашего нового пилота, только сегодня занесенного в судовой список. Вилф Анзор, познакомься: это наш величайший инженер — и мой непосредственный начальник лейтенант А. А. Бородов. Бородов стиснул руку Брима своей огромной лапой.

— Брим? — воскликнул он. — Но я ведь слышал о вас — не вы ли лучший пилот из последнего выпуска академии?

Брим почувствовал, что краснеет.

— Очень рад познакомиться, — выдавил он из себя.

— Ага! — взревел медведь, торжествующе повернувшись к Урсису. — Он покраснел, значит, я прав!

— На белом снегу все кажется темным! — подхватил Урсис. Оба расхохотались.

— Ну что ж, Вилф Анзор, — продолжал Бородов. — Многие из нас ждали возможности полетать с тобой. В этот вечер мы поднимем бокалы за твои карескрийские рудовозы. — Он похлопал Брима по груди. — Знаешь, я ведь и сам начинал летать на этих космических монстрах. Много, много лет назад, когда ты был еще маленьким детенышем. — Он хохотнул. — Водить эсминцы по сравнению с ними — плевое дело, уж ты мне поверь.

Он неожиданно повернулся и ухватил за рукав изящную девушку в форме лейтенанта.

— А, Анастасия! — возгласил он. — Познакомься-ка с нашим новым пилотом Вилфом Бримом!

— Эту красотку зовут Анастасия Фурье, Вилф, — добавил, подмигивая, Урсис, — она наш офицер по вооружению. Хоть и кажется слишком хрупкой для такой мужской работы…

— Но не слишком хрупкой, чтобы надавать тебе по морде, шовинистический медведь ты этакий, — улыбнулась Анастасия, потрепав его по мохнатой щеке. Ее голос был неожиданно высоким; слова вылетали из нее с такой скоростью, что Брим удивлялся тому, что их вообще можно разобрать. Даже флотский мундир сидел на ней так, что лишь подчеркивал все скрытые под ним прелести, а ее взгляд довольно откровенно намекал на то, что при надлежащем обхождении и благоприятных обстоятельствах эти прелести могут оказаться вполне доступны. — Вы оказались в плохом обществе, лейтенант, — хихикнула она, — за вами стоит присмотреть… — Она собиралась произнести что-то еще, столь же обещающее, но внезапно исчезла так же неожиданно, как появилась, подхваченная под руку неким улыбающимся коммандером — насколько Брим успел разглядеть его нашивки, с тяжелого крейсера.

— Когда ты прекратишь стоять столбом, дружище Брим, — дотронулся до его руки Урсис, — я хотел бы, чтобы ты познакомился с нашим доктором Флинном — он сохраняет нас живыми и относительно здоровыми, несмотря на все наши попытки добиться обратного.

Офицер-медик оказался плотным, лысеющим коротышкой с красной физиономией и быстрой, хитрой улыбкой. Форма его, к счастью, не отличалась особенно дорогим пошивом.

— Ксеркс О. Флинн к вашим услугам, — пробормотал врач, пристально разглядывая Брима. — Вы выглядите просто ужасно.

— Простите, не понял, — насторожился Брим. Флинн пожал плечами.

— Я скоро помру от отсутствия практики, Брим, — сказал он с наигранной серьезностью. — Эти чертовы медведи спаивают мой экипаж древесным спиртом со своей проклятой Содески, не оставляя инфекции ни единого шанса. Может, хоть вы занесете с собой какую-нибудь завалящую заразу? Я слышал, что старпом распространяет слухи, будто вы антисанитарны или что-то вроде этого!

Все трое чуть не повалились со смеху, и Брим не сомневался, что уж сейчас-то его гнев прорвется наружу. И вдруг заметил разницу: эти люди (или медведи) смеялись не над ним, но с ним — и прежде, чем он осознал это окончательно, он уже сам смеялся. Смеялся в первый раз за много лет.

— И на вашем месте я бы познакомился с этой лапочкой, — добавил Флинн, взяв за руку молодую даму, стоявшую спиной к Бриму. — София, детка, — обратился он к ней. — Я хочу, чтобы ты познакомилась с Вилфом Бримом, твоим новым сообщником.

— Леди-пилот, — с улыбкой объявил Урсис. — Можешь себе такое представить?

В первый раз за все время, что он пробыл на борту «Свирепого», Брим ощущал себя в своей тарелке. Он повернулся и протянул ей руку.

— Простите, я не расслышал вашей фамилии, — улыбнулся он, и сердце его тотчас же чуть не выпрыгнуло из груди. София разговаривала с девушкой — с той самой обладательницей нежных глаз и золотых кудрей. Он пробормотал что-то несвязное, пожал руку Софии и постарался не слишком откровенно пялиться на ее подругу. Когда же мелодичный голос произнес имя: «Марго Эффервик», весь остальной мир перестал для него существовать.

Если эта высокая, пышная юная леди и не была самой красивой девушкой во всей Вселенной, то, с точки зрения Брима, она вполне могла претендовать на это. В ее глазах светился спокойный, уверенный ум. Правильный овал лица обрамляли золотые кудри — те самые, что привлекли его внимание в первый момент, — а кожа ее казалась бы болезненно-бледной, когда бы не яркий румянец на скулах. Когда она улыбалась, ее тонкие брови самым непостижимым, но безумно привлекательным образом хмурились…