Один в толпе - Боковен Джорджия - Страница 34

Ну и положеньице. Что теперь делать? Уйти и заставить Холли объяснять Лерою его странное поведение? Или подняться на эстраду и играть? А как быть, когда узнают его голос, а потом и его самого?

– Что-нибудь не так? – обиженно спросила Холли. – Я думала, ты обрадуешься возможности подзаработать.

У него от волнения подвело живот.

– Я так давно не выступал.

– Сыграй что-нибудь из того, что ты играл тогда во дворе, и все будет отлично. Публика здесь самая непритязательная.

Он оглядел зал. Только за двумя столами сидели семьи, за всеми остальными – парочки, большинство – до тридцати пяти, люди поколения, знающего и любящего «новое кантри». Наверняка они пришли в ресторан не только поесть, но и музыку послушать. У Коула бешено забилось сердце.

Холли положила ему руку на плечо.

– Нил!

И тогда он понял, что с ним.

– Просто невероятно! – пробурчал себе под нос.

– Что? – спросила Холли.

– Даже не думал, что со мной это снова может случиться. Боязнь сцены.

– Всего-то?

– Это было так давно, что я и забыл.

Она обернулась, взглянула в сторону кухни и подтолкнула его к эстраде.

– Начнешь играть, и все пройдет.

Но он не хотел, чтобы это проходило. Волнение, вернувшееся к нему, говорило о том, что он жив, что все по-прежнему. Он провел пальцем по ладони. Она была влажной. Потом Коул взглянул на Холли и улыбнулся. Она даже не представляла себе, какой сделала ему подарок.

Теперь его не остановит даже опасность быть узнанным.

– Спасибо, – сказал он просто. Она снова подтолкнула его в спину.

– Благодарить будешь потом, Нил. Мне надо работать.

Он вдруг наклонился и чмокнул ее в щеку.

Она дотронулась рукой до места, которого коснулись его губы, вспыхнула и огляделась по сторонам, не зная, что делать.

– Я всего-навсего нашла тебе работу, – сказала она, – а не выигрышный лотерейный билет.

– А я всего-навсего тебя поблагодарил. – Меньше всего онхотел, чтобы их дружба сменилась более близкими отношениями.

– Ну, ни пуха ни пера.

– К черту, – рассмеялся он.

– Давай, давай, шевелись! – Она развернулась и чуть ли не бегом помчалась на кухню.

Коул достал гитару из футляра, проверил струны, придвинул табурет к микрофону, потом достал из кармана кепку Рэнди, натянул ее на голову так, чтобы козырек прикрывал его лицо. Он надеялся, что шрамы, сломанный нос, стрижка, очки и недельная бородка достаточно его изменили, и его никто не узнает. Но голоса-то он изменить не мог.

Даже если сейчас его инкогнито будет раскрыто, он вернется в Лос-Анджелес, унося с собой то чувство волнения, которое можно испытать только перед концертом. Он надеялся еще кое на что, но и это – немало.

Он взобрался на табурет, нервно откашлялся и заиграл «Когда я вспоминаю день вчерашний», песню, которую он написал для своего третьего альбома. В альбом она тогда не вошла, Фрэнк и прочие студийные профи решили заменить ее на песенку про родео. По их расчетам, она должна была стать более популярной. А эта песня так и болталась непристроенной. Коул каждый раз собирался включить ее в новый альбом, а ее каждый раз снимали ради чего-то более коммерческого.

На гитаре после аварии он играл дважды, а петь не пел вообще, разве что подпевал радио. И когда он открыл рот, то почувствовал, что по коже побежали мурашки.

Получилось неплохо. Он был не в самой лучшей форме, но бывали концерты, где он пел гораздо хуже, например, однажды, в Техасе, где они выступали с тремя другими группами. Чтобы убить время между отделениями, Рэнди предложил посоревноваться, кто больше выпьет. Когда наконец наступил их черед выступать, в вертикальном положении они могли удержаться, только цепляясь за микрофон.

Коул дошел до конца первого куплета и собрался было подбодрить публику, но сдержался. Чем дольше он будет держать себя закрыто, хотя бы мысленно, тем дольше продлится его свобода. Он закончил песню коротким проигрышем, взглянул в зал и чуть не свалился с табурета от удивления.

На него никто не смотрел. Люди резали мясо, ели жареный картофель, пили кофе, разговаривали друг с другом, но никто не аплодировал как сумасшедший, более того, никто и не понял, что перед ними выступала знаменитость. Он мог вообще петь за сценой или поставить кассету в магнитофон. Он постучал пальцем по микрофону, проверить, работает ли. Работает. Он оглядел зал, заметил в углу Холли. Она стояла с блокнотом и карандашом в руке и принимала заказ. На него, как и все остальные, она не обращала никакого внимания.

Наконец она взглянула в его сторону, улыбнулась и показала большой палец. Если она его слышала, значит, и все остальные слышали. В чем же тогда дело? Неужели они настолько далеки от современной музыки, что не узнали Коула Вебстера?

Ему показалось, будто его окатили ведром холодной воды. Он улыбнулся сначала уголком рта, потом пошире и наконец рассмеялся. Теперь уже на него кое-кто посмотрел. А он никак не мог остановиться.

Холли, лавируя между столиками, подошла к нему и спросила, прикрыв ладонью микрофон:

– С тобой все в порядке?

Коул кивнул, постарался сделать серьезное лицо, но это было бесполезно. Он хохотал как сумасшедший. Можно было счесть это преддверием истерики, но уж очень это дамское занятие.

– У тебя что-то с головой? После удара не оправился? – шепнула Холли.

Он увидел испуг в ее глазах и мигом пришел в себя.

– Извини, просто меня кое-что ужасно рассмешило.

– Наверное, тебе действительно рано возвращаться к работе. Хочешь передохнуть?

– Со мной все в полном порядке... Правда.

– Ты уверен?

– Синьорина, что случилось? Вы слышали когда-нибудь смех или нет? – спросил он, пародируя итальянский акцент.

Она отошла, сказав напоследок:

– Я буду неподалеку.

Приятно, что она о нем беспокоится. Он поправил гитару и взял аккорд.

– Если ты мне понадобишься, я позову. Она улыбнулась вежливо, как посетителю – только губами.

Коул посмотрел на людей, не обращавших на него никакого внимания. Нет уж, он их заставит поднять головы.

В десять минут первого Коул убрал гитару в чехол. Он сыграл все песни из всех альбомов, несколько песен Гарта Бута, три Кэти Маттеа и четыре – Мэри Чэйпн-Карпентер. Иногда ему удавалось добиться жидких аплодисментов. Этот ресторанчик Лероя оказался самым трудным залом, с которым ему когда-нибудь приходилось работать, но он не помнил, когда в последний раз так веселился.

Лерой Хиггинс, разговаривавший с одной из официанток, махнул ему рукой.

– Подожди минутку, – велел он.

Коул снова уселся на табурет. Судя по тому, что Коул наблюдал в этот вечер, Лерой был живым опровержением расхожего мнения о том, что все толстяки – дружелюбные весельчаки. Он не то чтобы не улыбался, он создавал полное впечатление, что просто не способен на это от рождения.

Разговор закончился, Лерой проводил женщину до дверей, подождал, пока она села в машину, и направился к Коулу.

– Есть минутка для беседы?

– Конечно, – ответил Коул. Лерой придвинул стул и сел.

– Ты классный гитарист.

– Благодарю.

– Но... надеюсь, мой совет тебя не обидит.

– Нет, пожалуйста. – Коул чувствовал, что вот-вот снова расплывется в улыбке. Он оперся подбородком на кулак, а другой рукой прикрыл рот.

– Я знаю, как велико искушение дать толпе то, чего она хочет, но если ты будешь играть песни, которые уже сделали кого-то знаменитыми, мало чего добьешься. Тебе надо вырабатывать свой стиль, а не подражать Коулу Вебстеру. Ты не такой хорошенький и поешь похуже, но гитарист ты посильнее, чем он. На это и стоит делать ставку. Я понимаю, это тебе может показаться несправедливым, тем более что ты действительно на него немного похож, но помни, парень, Вебстер пришел на сцену раньше тебя и вряд ли уступит тебе свое место. Если хочешь стать знаменитостью, ищи другую дорогу.

Как странно, когда кто-то говорит тебе те же слова, которые ты столько раз говорил другим.