Брак по расчету - Боковен Джорджия - Страница 50

Мейсон вообще особенно чутко реагировал на запахи — они пробуждали в его душе воспоминания гораздо чаще, чем звуки или даже зрительные образы.

Он вспомнил, как любила свежеиспеченный хлеб Диана, она и его заразила этой страстью. Она пол-утра месила тесто, потом наконец ставила его в духовку и терпеливо ждала, пока булка покроется румяной корочкой. Веки ее были чуть опущены, на губах блуждала довольная улыбка.

Он на всю жизнь запомнил, как однажды она сказала:

— Если рай существует, я уверена, что там пахнет свежим хлебом!

Но оказалась ли она права, было неизвестно.

Вынув хлеб из формы и положив его охлаждаться на дощечку, Диана брала нож и аккуратно обрезала горбушки, стараясь не помять мягкие, воздушные куски. Потом намазывала их маслом — не скупо, как в ресторане, а от души, так что оно пропитывало хлеб и даже попадало на пальцы.

И вот наступало время отведать плоды ее четырехчасовых трудов. Диана с замиранием сердца ждала, что скажет Мейсон. И если он одобрял, была на верху блаженства.

Признаться, поначалу Мейсон не понимал ее любви к домашнему хлебу. Но потом пристрастился, и с тех пор для него не было ничего вкуснее домашнего хлеба. Они оба много работали, и Диана баловала его домашней стряпней только по выходным. Обычно по воскресеньям, но иногда и по субботам.

Он не знал, почему так получалось, но в уголках Дианиного рта всегда оставались капельки масла, и он спешил стереть их языком. Иногда шутливые поцелуи перерастали в страстные, и тогда они снова ложились в постель. А порой просто сидели, держась за руки, и болтали о самых разных вещах. Но в любом случае утро, проведенное вместе, давало им заряд радости на целый день.

Теперь от этого остались одни лишь воспоминания, и былое счастье обернулось страданием. Горечь утраты омрачала все, даже любовь к Кевину. Он не мог всецело предаться радости отцовства, потому что она стала возможна лишь благодаря самопожертвованию Дианы. Но, с другой стороны, она ведь хотела, чтобы он стал отцом. И просила его любить Кевина…

Мейсон остановился у светофора и устало потер глаза. Даже воспоминания порой бывают нам в тягость.

И тут же ему, как всегда, стало стыдно. Пока в наших сердцах жива память о мертвых, они не умирают. А кто, кроме него, сохранит память о Диане и Сюзанне?

И вообще, разве он имеет право жаловаться? Он жив, у него растет сын!

«Да, жив, но какова цена твоей жизни? — тут же спросил внутренний голос. — Ты столько страдал… Хотя… это не оправдание для того, чтобы мучить других. Особенно Крис. Она ни в чем перед тобой не провинилась. Почему ты так жестоко с ней обошелся вчера?»

Ответ был прост: Крис дерзнула к нему приблизиться, и он дал ей понять, что не желает принимать чьи бы то ни было милости. Он — сам по себе, и никто не может навязывать ему свою волю.

Однако все можно сделать тактично. Зачем грубить, зачем на каждом шагу портить этой женщине жизнь? Она ведь столько сделала для его сына! Дружит же он с Ребеккой — и при этом ухитряется держать ее на известном расстоянии. Почему бы и с Крис не придерживаться подобной тактики?

И как только Мейсон об этом подумал, ему неудержимо захотелось сделать для Крис что-нибудь приятное.

Поэтому едва зажегся зеленый свет, он повернул назад, остановился возле булочной и торопливо, боясь передумать, купил коробку свежих пирожных. А через пятнадцать минут уже был дома.

Крис еще не просыпалась.

«И действительно, куда ей спешить? — подумал Мейсон. — Кевина и Трейси в школу отвезет Мэри. А без Кевина для нее дом пуст. К тому же тягостные воспоминания о вчерашнем вечере…»

Мейсон включил кофеварку, выложил пирожные на блюдо и достал из кухонного шкафа большой поднос. Ему вдруг пришла в голову нелепая мысль — отнести завтрак для Крис прямо в ее спальню. А почему бы и нет? В знак примирения — пусть видит, что он раскаивается.

Наливая кофе в чашку, Мейсон случайно посмотрел в окно и вдруг увидел в саду нарцисс. Первый нарцисс в этом году! Он улыбнулся и вынул из ящика нож. Диана обожала нарциссы. Может, и у Крис это любимый цветок?

Вазы он не нашел и поставил нарцисс в высокий бокал. Получилось очень изысканно. Мейсон почувствовал, как радостное возбуждение охватывает его все больше.

Поставив на поднос кофе, пирожные и цветок, Мейсон вышел из кухни и направился к Кристининой спальне.

Настроение у него было отличное. Даже слишком.

Мейсон уже взялся за дверную ручку и… замер на пороге. Взгляд его скользнул по аккуратно сложенным на подносе салфеткам, по кофейным чашечкам и пирожным, задержался на желтом нарциссе, гордо торчащем из бокала, и… Мейсон оторопел. Что он затеял? Это же чистое безумие!

Он покосился на дверь. Что там, за ней? И… неужели его и вправду тянет туда?

«Не смей! Тебе что, мало того, что уже случилось в твоей жизни?! Защити себя, пока не поздно!»

Но… от кого себя защищать? От Крис? Что за нелепость! Ему просто перед ней неудобно, и потом… потом он ей благодарен за Кевина. И ничего больше!

«Хорошо, тогда что тебя останавливает, почему ты так волнуешься?» — ехидно спросил голос.

«А потому, что она может меня неправильно понять! — мгновенно нашелся Мейсон. — И что тогда?»

Он повернулся и, стараясь не шуметь, вернулся в кухню. Расставить все по местам и сложить пирожные обратно в розовую коробочку было минутным делом. Джанет, конечно, удивится, когда он попросит ее отнести пирожные сотрудникам, но слава Богу, она не задает лишних вопросов.

В машине Мейсон с облегчением вздохнул, наконец почувствовав себя в безопасности. Хотя при этом настроение почему-то было безнадежно испорчено. Ощущение было такое, словно он что-то потерял.

А через несколько минут мысли его вновь унеслись в спальню Кристины.

Интересно, как бы она отнеслась к его появлению на пороге с подносом в руках?..

Наверное, запустила бы в него чем-нибудь тяжелым. Или нет?

«Хватит заниматься ерундой! — сердито одернул себя Мейсон. — Лучше думай о работе».

Но, как выяснилось, это было легче приказать себе, чем выполнить.

Услышав шум отъезжавшей машины, Крис повернулась на бок и посмотрела на часы. Что-то Мейсон сегодня припозднился.

«Видно, вернулся очень поздно. Еще бы — не мог оторваться от этой красотки!» — подумала Крис и тут же разозлилась на себя за свои дурацкие мысли.

Какое ей дело до того, где Мейсон провел ночь?

«Но ведь у него сын! — возразил внутренний голос. — Мейсон должен поддерживать свой авторитет, а не вести себя как какой-нибудь плейбой».

Она пошла в ванную и, подняв глаза на свое отражение в зеркале, потрясенно застыла.

Господи, да при чем тут Кевин? Она ведь не из-за него переживает… Только сейчас с пугающей ясностью Крис это осознала.

У нее подкосились ноги; она, наверное, упала бы, если бы не схватилась за раковину.

Как же теперь быть? Ну, почему, почему она влюбилась в человека, который ее терпеть не может? Мало ей в жизни горя, что ли?

В каких потаенных закоулках ее души родилось это безумное чувство? Ей ведь никогда не нравились самовлюбленные эгоисты вроде Мейсона Уинтера!

Когда она угодила в эту ловушку?

И снова внутренний голос подсказал Крис:

«С тех пор, как ты заподозрила, что существует другой, настоящий Мейсон. С того самого злополучного дня…»

Да, действительно… Крис вынуждена была со вздохом признать, что это правда.

Ведь то, что Мейсон богат, влиятелен и красив, как киноактер, на Кристину не действовало. И даже его равнодушие к своей внешности ее не трогало. Равно как и то, что он, казалось, не замечал восхищенных женских взглядов и не реагировал на женское кокетство.

На все это Крис было глубоко наплевать. Если б не Кевин, она бы вообще не обратила внимания на Мейсона Уинтера. Но, наблюдая, как он возится с сыном, Крис открыла для себя удивительную истину: оказывается, в мужчине, который способен так самозабвенно любить ребенка, есть что-то необычайно притягательное. И это что-то перевешивает все остальное!