Зло сгущается - Стэкпол Майкл А. - Страница 21

– Рада познакомиться, отец Кейн. Не могли бы вы потом позаботиться и о моих духовных нуждах?

Я улыбнулся ей:

– Ты так говоришь только потому, что я не выгляжу ни набожным, ни святым.

– О, я бы сказала, что ты вызываешь священный ужас.

– Сегодня вечером я должен произвести впечатление не на тебя.

– Восстав из могилы, ты нагонишь на них адский ужас.

– Аминь. – Я надел наплечную кобуру и сунул туда вороненый "крайт".

Марит помедлила, держа в руке тушь для ресниц.

– Ты думаешь, это необходимо?

– Надеюсь, что нет, но помню поговорку: "Восхваляй Господа, а патроны готовь". – Я вынул из шкафа пиджак. – Мне позволят его пронести?

– По правилам – нет, но я тренировалась вместе с тем, кто руководит охраной сегодняшнего приема. Я сказала ему, что со мной будет телохранитель Он тебя пропустит.

– Хорошо.

Я надел пиджак и широко улыбнулся. Это был многоцелевой пиджак. Он был уместен в обществе, достаточно необычен, чтобы его заметили, но не настолько причудлив, чтобы над ним стали смеяться – и совершенно скрывал кобуру. Судя по рисунку, Роджер взял за основу обычный пиджак с вырезом до талии, потом отвернул и расширил левый лацкан, в результате чего получился асимметричный двубортный пиджак, и с левой стороны было достаточно места, чтобы спрятать пистолет. Более того, благодаря тому, что Роджер оставил просвет в полоске велкро, на которую застегивался пиджак, я мог выхватить «крайт», не расстегивая его.

Я одернул пиджак и еще раз взглянул на себя в зеркало. Небольшой вырез на горле открывал запонку с гематитом. Пиджак сидел превосходно, и в нем мне было удобно. Даже моя узкая бородка подходила под образ, создаваемый одеждой, – образ человека, настолько опасного, насколько, боюсь, был опасен я.

Марит подошла ко мне сзади и поцеловала в правое ухо.

– Если я скажу, что ты священник, тебе весь вечер придется исповедовать женщин и обращать грешниц на путь истинный.

Я подмигнул ее отражению в зеркале:

– Скажи им, что я очень серьезно отношусь к обету безбрачия.

– Ха! Это только подольет масла в огонь. – Ее глаза потемнели и сузились. – Слух об этом может даже привлечь внимание самой Ведьмы.

– Нерис Лоринг?

Ноздри Марит раздулись.

– Той, Что Пожрет Своих Детей. – Она помотала головой. – Сейчас мне и думать о ней не хочется. – Отступив на два шага, она протянула руки:

– Ну, скажи мне, хорошо ли я выгляжу?

Повернувшись к ней, я не мог скрыть довольной улыбки. На Марит было кожаное малиновое мини-платье, открытое и прилегающее к телу немного плотнее, чем кислород к водороду в молекуле воды. Губная помада и туфли на двухдюймовых шпильках были того же цвета. Она изогнулась, разглаживая белые чулки, и бросила на меня невинный взгляд, чтобы убедиться в полноте произведенного впечатления.

Я прокашлялся.

– Если ты сделаешь это на приеме, мне придется стрелять.

Марит хихикнула и выпрямилась. Она добавила к своему костюму кулон с рубином и такие же серьги, потом натянула черный жакет, настолько короткий, что он едва прикрывал грудь.

– Мы с тобой подходим друг к другу. Я одета ошеломительно, а ты – просто убийственно.

Чтобы попасть на прием, мы добрались трансверсором до лифта и спустились на Девятый уровень. Оттуда прошли пешком к Центральной башне и поднялись скоростным лифтом на сорок пятый этаж. Двери медленно открылись. Сияние осветителей видеокамер ворвалось в кабину и вытравило все цвета, кроме самых ярких.

Я поднял руку, прикрывая глаза, но Марит потянулась к свету, словно цветок к солнцу.

Фотовспышки мелькали, как взрывы во время авианалета, оставляя в глазах отпечатки, похожие на следы трассеров. Марит то и дело окликали по имени, и она поворачивалась на крики, улыбаясь, словно лиса, перехитрившая охотников. Охрана «Лорики» расчистила ей путь сквозь толпу репортеров, а я двигался в кильватере. Какой-то репортер спросил обо мне, но Марит с непринужденным равнодушием отмахнулась от него.

Охранник провел нас в короткий коридор, ведущий к скоростному лифту на самый верх башни. Марит первой прошла через металлодетектор и сказала лейтенанту охраны, сидевшему за конторкой:

– Привет, Чарли. Это Гюнтер, мой телохранитель. Я говорила о нем капитану Вильямсу.

Пожилой седой лейтенант встал и жестом велел мне обойти барьер. Я подошел и распахнул пиджак. Лейтенант потянулся и вынул «крайт» из кобуры. Ударив по защелке, он вытряхнул обойму, потом оттянул затвор, и патрон выскочил ему на ладонь.

– Мне нравится «крайт», мистер Гюнтер, Вернувшись к конторке, он вытащил флуоресцентный оранжевый стопор, вставил его в патронник и отпустил затвор, оставив стопор торчать из казенника примерно на четверть дюйма. Потом вставил на место обойму и вернул пистолет мне.

– Обычная процедура. Мы не хотим, чтобы личные охранники стреляли первыми. Если заметите что-то необычное, сообщите одному из нас, идет?

– Идет. – Я постарался, чтобы мой голос звучал, как у человека, которого можно назвать Гюнтером. – Могу я получить назад свой патрон?

Пожилой лейтенант кивнул:

– Разумеется.

Он бросил мне патрон. Я сунул его в карман пиджака, застегнулся, улыбнулся лейтенанту и последовал за Марит к скоростному лифту. Лифтерша в белых перчатках нажала кнопку, и мы стали смотреть на табло, отсчитывающее этажи в обратном порядке, начиная с девяноста.

Я кивнул в сторону остальных лифтов:

– Ну и зоопарк.

Марит улыбнулась и слегка пожала мне руку.

– Местная пресса. Им нужны сплетни и звезды, чтобы сдобрить подборку новостей. Материалы о местных знаменитостях всегда хорошо расходятся. Они мечтают под них о том, как когда-нибудь сами переберутся в Центр. Помнится, в детстве я только об этом и грезила.

Лифт прибыл, и мы вошли в кабину. Чернокожая лифтерша вежливо улыбнулась и повернула рукоятку, посылавшую лифт к небесам. Поднимаясь, ни о чем не говорили. Когда мы проезжали восьмидесятый этаж, Марит в последний раз проверила свой макияж перед зеркальной стенкой лифта.

– Приготовься.

Двери открылись, и я напрягся, ожидая еще одного фейерверка, но ничего не произошло. Мы вышли в небольшой холл, выглядевший вполне обычно – только освещение было немного слабее. Широкие двери справа от нас были открыты в зал, занимавший и девяностый, и девяносто первый этаж Центральной башни. Его пол лежал на пол-этажа ниже холла, а верхний балкон нависал над входом. Стены были стеклянными, и, видимо, поэтому лампы в огромных люстрах были притушены – чтобы гостям не досаждали блики.

Войдя в зал, я заметил, что он, по сути дела, представляет собой кольцо, почти неощутимо вращающееся против часовой стрелки. Средняя часть девяносто первого этажа была больше в диаметре, чем холл, расположенный под ней, и немного нависала. Я улыбнулся, заметив, что толпа слегка дрейфует в направлении, противоположном вращению пола. Люди, сами того не замечая, безуспешно пытались удержаться на одном месте по отношению к наружным ориентирам.

В окнах открывалась поистине великолепная панорама Феникса. Восходящая полная луна подсвечивала башни «Лорики», и в свете ее эстакады маглева были похожи на контрфорсы старинного собора. Мигающие красные и синие огни на верхушках башен вторили мерцанию звезд, а вдали я увидел огни самолета, заходящего на посадку в аэропорт на юго-востоке от города.

Что удивило меня больше всего – насколько хорошо черные панели, накрывающие Затмение, отражают звезды и лунный свет. В темноте солнечные батареи можно было принять за гладь океана, и если бы я не стоял на полу, то затруднился бы определить, где верх, а где низ. Лунный свет – два осколка, обрамляющие силуэт "Лорики", – блестел на резких линиях стыков, но и эта картина не слишком отличалась от той, которую можно увидеть ночью на море.

Марит ступила в зал, и тотчас несколько человек окликнули ее по имени. Она шла сквозь толпу, кого-то целуя в щеку, с кем-то обнимаясь. Некоторые из мужчин прижимали ее теснее и задерживали дольше, чем ей хотелось бы, а тех, кого она по-настоящему терпеть не могла, Марит встречала преувеличенным протестом, и их лица сразу мрачнели.