В небе — гвардейский Гатчинский - Богданов Николай Григорьевич - Страница 43

Каждую последующую ночь бомбардировочный удар наносить в разное время и с разных высот. Разведчикам погоды основную цель не бомбить, а действовать по запасной, специально выделенной и находящейся в стороне от основного объекта бомбардировки, либо вылетать на разведку погоды без бомб. В светлые ночи отработать полет бомбардировщиков небольшими группами, парой, звеном с целью взаимного прикрытия на случай воздушного боя. В полках провести специальные занятия с воздушными стрелками, на которых детально изучить все случаи боевых потерь и воздушные бои с благополучным исходом, разобрать примеры хорошей и плохой бдительности воздушных стрелков.

Вскоре в ночных схватках с вражескими истребителями наши бомбардировщики стали успешно сбивать врага.

В ночь на 23 августа наш полк вместе с другими частями соединения наносил бомбовый удар по железнодорожному узлу в Рославле. Стояла хорошая погода, и на эту ночь синоптики давали отличный метеорологический прогноз. Поэтому был установлен следующий порядок полета и бомбометания: первой наносит удар по железнодорожному узлу с высоты 3900—4100 метров группа из пяти самолетов, затем, через минуту, в течение 10-15 минут, с высоты 1100 метров наносит сосредоточенный удар основной эшелон бомбардировщиков. Полет к цели и обратно производить звеньями и парами на удобных для взаимной обороны дистанциях и интервалах. Мой самолет назначался ведущим первого полкового звена.

Как всегда, перед вылетом экипажи собрались у самолетов, ждали сигнала на вылет. Погасли золотые блики заката, наступала ночь, одна за другой загорелись, замерцали яркие звезды. Нагретая за день земля дышала теплом. Так хотелось лежать и лежать, растянувшись на влажной траве…

Над КП взлетела зеленая ракета. Запускаем двигатели, выруливаем на старт. С зажженными навигационными огнями, один за другим самолеты взлетают и с набором высоты ложатся на заданный курс. Слева к нам пристраивается самолет гвардии лейтенанта Скворцова, справа — гвардии лейтенанта Алейникова. Выключаем навигационные огни, и теперь моим ведомым приходится с большим напряжением держать свое место в строю, ориентируясь по еле заметному на звездном небе силуэту моего самолета да по небольшим языкам голубоватого пламени, выбрасываемым пламегасителями выхлопных патрубков двигателей. Хорошо, лететь недалеко: час двадцать минут, и будем у цели. Но потрудиться парням придется здорово. Все время со вторым летчиком гвардии лейтенантом Василием Шевораковым не выпускаем своих ведомых из поля зрения, я слежу за левым-самолетом Скворцова, а он за правым — Алейникова. Им гораздо труднее вести свои самолеты, чем мне, поэтому я стараюсь по возможности облегчить их задачу, предельно точно выдержать заданные скорость и курс, не допускать резких эволюции. Но оба командира ведомых кораблей опытные летчики и хорошо держатся в строю.

Мы у цели. В небе и на земле непривычно спокойно. Не видно ни голубых лучей прожекторов, ни вспышек зенитных снарядов. Наступают самые напряженные минуты полета, в самолете устанавливается тишина, каждый сосредоточенно занят своим делом, слышен только ровный, напряженный гул моторов. Расположение железнодорожного узла в Рославле не трудно определить, ориентируясь по характерному переплетению двух железных и трех шоссейных дорог и поблескивающей в ночи извилистой реки Остер. Лучших ориентиров в ночном полете не найти. Проходим город стороной, с севера. Сазонов отрывается от расчетов:

— Командир, боевой курс сто шестьдесят, разворот!

Пологим, чтобы не растерять ведомых, левым разворотом выходим на боевой курс. Сазонов склонился над прицелом — целится. Странно: зенитки молчат. Под самолетом вспыхнули сброшенные для подсветки две осветительные бомбы, и только тогда вспыхнули и уставились в нашу сторону несколько зенитных прожекторов, открыла огонь зенитная артиллерия. Вокруг наших самолетов желтыми и красными огоньками стали вспыхивать разрывы зенитных снарядов. Самолет вздрогнул, две пятисоткилограммовые бомбы полетели вниз, за ними вдогонку устремились еще восемь двухсотпятидесятикилограммовых фугасок, сброшенных моими ведомыми. Проходит несколько томительных секунд, и вот по звездному небу полыхнули огненные фонтаны взрывов, заколыхалось багровое пятно быстро разраставшегося пожара.

— Неплохо влепили, — сказал, оторвавшись от прицела, Сазонов.

Убираю мощность моторов и плавно перевожу самолет на снижение, мы теперь недосягаемы для зенитной артиллерии.

— Курс сорок, — сообщает Сазонов.

— В районе цели одного из наших атакует истребитель противника! — волнуясь докладывает воздушный стрелок.

Разворачиваюсь влево и хорошо вижу: длинная пушечно-пулеметная очередь истребителя прорезала ночную тьму, полоснула толстое тело Ли-2. Почти одновременно с борта бомбардировщика навстречу ей ударил и забился разноцветный фонтан трассирующих и зажигательных крупнокалиберных пуль. Вершина этого фонтана уперлась в основание огненной трассы истребителя, и тот ярко вспыхнул и, разгораясь, полетел вниз.

— Ура-а-а! Молодцы! Свалили!… — закричали восхищенные члены нашего экипажа.

— Наверное, и нашим ребятам досталось, сам видел, как фрицы попали в их самолет. Удивляюсь, как он не загорелся, — сказал Сазонов, встал с пилотского сиденья и пошел на свое штурманское место.

— Внимание, смотреть в оба, — приказал я экипажу. Пока мы летели на аэродром, не одного меня занимал вопрос: какой экипаж так доблестно сражался сегодня в воздушном бою?

Далеко впереди, на горизонте, волчком вертится Серпуховский светомаяк, не так уж далеко Москва, за ней наш аэродром.

— Командир! Принял радиограмму с самолета Маркирьева, их подбили, самолет плохо слушается рулей, но он тянет домой, — сообщил мне радист Маковский. Вот и ответ на вопрос. Теперь уже я волнуюсь за молодого летчика — как он справится с полетом в такой сложной ситуации.

В этот боевой вылет самолет э 6, пилотируемый командиром корабля гвардии лейтенантом Маркирьевым и вторым летчиком гвардии младшим лейтенантом Зенцовым, взлетал пятым. В составе экипажа были штурман гвардии старший лейтенант Гнеденко, бортовой техник гвардии старшина Дудник, воздушный стрелок гвардии сержант Ермольев, радист гвардии сержант Ищенко. После взлета, когда Маркирьев стал пристраиваться к своему ведущему гвардии старшему лейтенанту Фоменко, у того на одном из моторов стало выбиваться пламя, и он пошел на вынужденную посадку. Маркирьеву пришлось лететь на задание одному.

В заданное время на высоте 3900 метров самолет вышел на цель. От сброшенных осветительных бомб на железнодорожном узле Рославль хорошо видны вражеские эшелоны, один весь в огне, огромные языки пламени и столбы черного дыма поднимаются в небо. Зенитная артиллерия вела только заградительный огонь: первый признак, что над целью висят ночные истребители.

— Внимательно смотреть за воздухом!

Только штурман Гнеденко припал к прицелу, как на корабле застрочили пулеметы, впереди засверкали пулеметная и пушечные очереди. Это воздушный стрелок Ермольев заметил вражеский истребитель и первым открыл огонь. Застрочил из своего пулемета и второй пилот Зенцов. Это помешало истребителю произвести прицельную атаку. Оставалось несколько секунд до сбрасывания бомб. Маркирьев спокойно выдерживал самолет на заданном боевом курсе, пока бомбы не были сброшены. И снова их атаковал истребитель. Очередь ударила по фюзеляжу и хвостовому оперению Ли-2. Одновременно Ермольев открыл огонь по атакующему истребителю Ме-110, тот вспыхнул и врезался в землю.

Полет обратно был трудным, самолет сильно трясло, особенно при снижении, он плохо слушался рулей, командиру корабля с трудом удавалось удерживать его в горизонтальном положении. Успокаивало экипаж только одно: два могучих сердца — моторы — работали бесперебойно.

Еще в полете летчик Зенцов и штурман Гнеденко осмотрели самолет и обнаружили в хвостовой части фюзеляжа три большие пробоины с разорванной дюралевой обшивкой, они были причиной сильной вибрации самолета. Кроме того, были разбиты рули высоты и поворота, оба бортовых пулемета были выбиты из гнезд и разбиты. Парашюты экипажа, висевшие в фюзеляже, имели много пробоин. В случае, если бы самолет стал разрушаться от вибрации, покинуть его экипажу было бы не на чем.