Ожерелье Иомалы - Богданов Евгений Федорович - Страница 17

В селении Ой-Ял, в каждой хижине, бодрствовали мужчины-биармы, готовые по первому зову Лайне вскочить и ринуться в бой. Начальник дружины Лайне тоже был на совете у старейшины.

Новгородцы сидели, тесно прижавшись друг к другу, и тихо переговаривались. Пламя костра от ветра металось из стороны в сторону. Искры падали на кафтаны ватажников и гасли.

— Надо заманить нурманнов на берег. Тут мы их и порешим, — говорил Василько товарищам.

— А как их выманишь на берег? Поднимут завтра паруса — и поминай как звали! — отозвался один из ватажников.

— Подождем, что скажет Владимирко. Пора уж ему вернуться.

Вскоре из чащи донесся голос дозорного:

— Эй, кто там?

— Это я, — ответил ватажный староста.

Владимирко подошел к костру. Ватажники освободили ему место. Владимирко сел у огня и протянул к нему руку с перстнем на безымянном пальце.

— Что говорит старейшина? — спросил Василько.

— Хальмар говорит, что викинги приходили к нему с дарами и он обещал мирный торг. Он не хочет проливать кровь, говорит о мире…

— Ну и пес с ним! — с горячностью крикнул Булат. — Пусть он сидит с миром в своем закуте. А нам надо проучить нурманнов. Неужто, братцы, мы не сладим с ними? Эвон, сколько нас! Каждый молодец стоит двух вражин. Неужто мы простим им разбой, который они учинили в море?

Новгородцы зашумели, заговорили разом:

— Отомстим!

— Одни пойдем на нурманнов!

— Тихо, братцы, — поднял руку Владимирко.

— Тихо, слушай старосту! — поднял руку Василько.

Все замолкли, но Владимирко не спешил говорить. Он обвел взглядом свою ватагу, как бы оценивая, на что она годна и каковы ее силы. Вокруг костра сидели и стояли рослые, мужественные новгородцы — и пожилые, побывавшие не в одной переделке, и безусые юнцы, еще не ведавшие боя, с широко открытыми, горящими отвагой глазами. Торчали рогатины, копья с коваными наконечниками. За поясами у ватажников острые топоры, палицы, кистени. Кольчуги были у немногих. У большинства побратимов грудь закрыта лишь грубым домотканым сукном из овечьей шерсти. Слабая защита!

Полсотни бойцов! — думал Владимирко. А нурманнов сто с лишним. Но и эта полусотня не выдаст, если придется идти в смертный бой. Новгородцы не отступят, не покажут лихому врагу спину, а встретят смерть достойно, как настоящие воины. Прежде чем погибнуть, каждый уложит двух трех ворогов. С такими -хоть сейчас в бой.

Но Владимирко чувствовал, что первыми начинать бой нельзя. Старейшина биармов говорил на совете, что норманны пришли с миром. Они хотят только торговать. Хальмар не желал, чтобы вблизи Ой-Ял звенели мечи и лилась кровь. Напрасно Владимирко пытался подговорить Хальмара на то, чтобы напасть на норманнов ночью, поджечь корабли и вырезать оба отряда викингов. Хальмар на это не соглашался.

Блики огня играли на сумрачном лице Владимирка. Он молча глядел на пылающие поленья. Новгородцы терпеливо ждали. Слово Владимирка всегда было последним. Потому-то он и не спешил его высказать.

Биармы не будут нападать на викингов первыми, — опять размышлял ватажный староста. — И если мы нападем на них одни, то обидим Хальмара, обидим биармов. Тогда я нарушу слово, которое дал на совете у старейшины. Нет, первыми нападать нам не след. Хотя кровь погибших побратимов зовет к отмщению…

Что делать?

Наконец Владимирко резко встал с обрубка дерева и, выпрямившись во весь рост, обратился к ватаге:

— Я знаю повадки нурманнов: после торга они так просто не уйдут. Будут промышлять, воровать. А мы станем следить за ними. Если они полезут на городище биармов — тут им и конец. Если на городище не сунутся, то есть еще одно место, на которое у них горит зуб: идолище Иомалы. Там серебро и золото. Туре Собака не утерпит, чтобы не пошарить в храме. Сунутся туда — им тоже крышка. Вот так я думаю. Согласны ли?

Новгородцы некоторое время молчали, потом ответили:

— Пусть будет по-твоему, староста!

— Быть по сему! — зычно крикнул Василько и, вынув на треть меч, с сухим щелчком резко вогнал его обратно в ножны.

Орвар и Асмунд выполняли приказ ярла. Орвар еще на корабле сказал Асмунду, что Туре Хунд велел выкрасть девчонку-биармку, но не говорил, кто она. Асмунд колебался. Ему не хотелось идти на такое дело. Но Орвар пригрозил Асмунду, сказав:

— Воля ярла — закон для викинга. Иначе — смерть!

И Асмунд вынужден был повиноваться.

…Ветер рассвирепевшим медведем ворочался в лесу, и никто не услышал, как два человека подкрались к хижине старого Вейкко.

Самого Вейкко дома не было. С тридцатью воинами он охранял храм Богини Вод. Лунд боялась оставаться одна и попросила Рейе, чтобы он побыл в хижине с ней ночь. Юноша лежал на топчане, где спал отец Лунд, и тихо говорил с девушкой, сидевшей у огня.

У изголовья Рейе лежала тяжелая палица.

— Хочешь, Рейе, я примерю наши покупки? — спросила Ясноглазая.

— Примерь, — отозвался охотник.

Лунд наложила налобник. Золоченая птица заблестела, запереливалась при свете очага. Девушка встала, надела на плечи бархатную накидку.

— Скажи, красиво? — спросила Лунд.

— Красиво…

В богатой накидке, с налобником девушка была похожа на знатную иноземку. Лунд прошлась взад и вперед перед очагом, чтобы Рейе мог лучше видеть ее наряд.

Вдруг за дверью послышался шорох. Лунд остановилась. Рейе тихо сел на край топчана.

В дверь постучали. Юноша и девушка не откликались. Опять постучали, сильнее, настойчивее. Рейе бесшумно встал, взял в руку палицу. Лунд сбросила накидку, метнулась к задней стене хижины, на которой висел отцовский острый охотничий нож.

В дверь стали ломиться.

— Кто там? — не утерпев, крикнула Лунд.

За дверью стало тихо. Никто не отзывался. Немного погодя дверь снова заходила ходуном от сильных ударов снаружи. Рейе дал знак Лунд молчать, а сам встал возле двери с палицей.

Запор не выдержал. Дверь распахнулась, и в хижину ворвались два рослых норманна с кинжалами в руках. Они тотчас бросились к Лунд, не заметив Рейе. Охотник взмахнул палицей, и один норманн грохнулся на земляной пол. Другой обернулся и увидел Рейе. Кинжал норманна со свистом рассек воздух, но Рейе вовремя пригнулся. Норманн с легкостью рыси бросился к двери. Рейе — вдогонку. Но он споткнулся о порог, и удар палицей пришелся не по голове викинга, а по спине. Норманн охнул и кинулся в лес. Рейе побежал было за ним, но, вспомнив о Лунд, вернулся в хижину. Другой норманн мог очнуться. Лунд стояла у стены, широко раскрыв от ужаса глаза, сжимая в руке нож. Рейе запер дверь, приставил к ней тяжелую скамью и склонился над норманном. Он повернул викинга лицом кверху и в растерянности отшатнулся. На полу лежал Асмунд, тот самый викинг, который продал Рейе налобник и подарил браслет-змейку. Норманн был мертв. Затылок его разбит. На полу — лужа крови.

— Вот беда! — проговорил, наконец, Рейе — Я убил человека, которому днем, как другу, пожал руку…

Лунд бросилась к норманну, стала брызгать ему в лицо водой из ковша, тормошить, но все было бесполезно. Удар был верен и тяжел…

— Они хотели выкрасть тебя! — сказал Рейе. — Я понял. Ты понравилась Собаке, и он послал этих людей, чтобы утащить тебя на корабль! Так ему и надо, грязному чужеземцу! Пусть не хватает голыми руками огонь!

— А мне жалко этого парня, — печально сказала Лунд. — У него ведь дома осталась невеста.

— Сам виноват! — Рейе убрал скамью от двери, вышел на улицу, прислушался. Потом вернулся, выволок тело Асмунда на улицу и спрятал в кустах.

— Идем к Лайне. А то они могут вернуться целой стаей, и тогда нам несдобровать! — сказал он Лунд.

Они заперли дверь и ушли в хижину Лайне, где бодрствовали вооруженные воины.

В полночь к драккару Туре Хунда бесшумно подплыла легкая кожаная лодка, в которой находился только один человек. Дозорный с корабля окликнул:

— Эй, кто тут?

— Я к Туре Хунду! — отозвался незнакомец по-норвежски.

— Погоди!

Дозорный полез в носовой шатер и разбудил хозяина. Хунд велел спустить за борт трап. Незнакомец поднялся на дракар. Это был виночерпий купца Рутана Сантери.