Испытание - Богатырева Елена - Страница 26

— Не хотите забрать с собой ваш прекрасный цветок? — удивленно спросил официант, когда они встали из-за стола.

— Конечно!

Про себя Виктория проклинала его заботу на чем свет стоит.

— Пожалуйста, заверните мне его во что-нибудь…

Она больше не станет смотреть, как этот дымчатый зверь подыхает в ее прихожей. Она забудет его в такси под сиденьем…

Но и таксист оказался бдительным.

— Девушки, ваш сверток, — радостно сообщил он.

Всю дорогу Виктория, оборачиваясь к Полине, всматривалась в стекло: не едет ли кто-нибудь следом за ними. Она была взвинчена не на шутку. Алкоголь придавал ей смелости, но смелость эта попахивала отчаянием: движения были слишком резкими, мысли — чересчур однозначными. Цветок сводил ее с ума. Причудливое растение выступало в роли посыльного смерти и каждый раз приводило ее в ужас. Но Виктория всегда знала, что означает это послание. Но сегодня? Сегодня этого цветка не должно было быть! Не должно было, но он все-таки появился в ее доме, и Полина теперь хлопотала в гостиной, устраивая его в самой красивой вазе. Сказать ей, чтобы она выбросила это чудовище или подождать до завтра? Наверное, не стоит рисковать…

Виктория выдала Полине, едва державшейся на ногах от усталости, комплект постельного белья и свою пижаму, положив ее в вечно пустующей комнате для гостей. А сама села в кресло возле стола и уставилась на непрошеного серого пришельца с такой ненавистью, точно пыталась испепелить его взглядом…

Глава 16

Письмо Кати — в ту пору еще Екатерины Григорьевны Амелиной — совершенно незнакомого ей человека, быстро привело Викторию в чувства.

Она привыкла влезать в шкуру своих героев, представляя, что они должны чувствовать и о чем думать, а потому ей не составило труда прочувствовать все то, что стояло за сдержанным содержанием письма. Прочтя последние строки и бросив письмо на кровати, она пришла к Дине.

— Нужно что-то делать, и немедленно. Эта женщина может натворить глупостей. Может быть, поедем к ней? Мама, сейчас же!

Дина странно посмотрела на нее тогда, очень странно. И Виктория словно обрела на мгновение способность к телепатии, прочла в этом взгляде все, что та хотела ей сказать… Боль и гнев, порожденные чудовищной несправедливостью сегодняшних событий, рвались вылиться местью любой несправедливости этого мира. Господин Амелин в тот день представлялся ей олицетворением самой страшной несправедливости. Ей объявили войну, и она приняла условия, защищая все то, что еще могла защитить…

Дина позвонила Амелиной утром. Женщина занималась приготовлениями к переезду и совсем не ожидала какого-либо участия со стороны своей любимой писательницы, а потому едва Дина представилась и произнесла слова утешения, Амелина расплакалась навзрыд, да так, что разговор пришлось прервать…

Она перезвонила Дине через полчаса.

— Вы даже не представляете, что для меня значит ваш звонок, — сказа ей женщина. — У меня ведь даже подруг нет… Это счастье — знать, что на свете живут такие добрые люди.

Только… Ради Бога, не подумайте, что я обратилась к вам за деньгами или там… Нет. Мне достаточно и того, что вы позвонили. Это согреет мою душу.

— Послушайте меня, — серьезно сказала Дина, — не делайте глупостей. Немедленно выбросьте из головы мысль о том, чтобы покончить с собой или… Словом, вы меня понимаете. А теперь запомните то, что я вам скажу: прекратите собирать вещи и перезвоните мне через неделю.

Слышите? Ровно через неделю…

…Господин Амелин — маленький круглый человечек с лоснящейся лысиной на затылке — откупорил бутылку коньяка, чтобы достойно завершить трудовой день. Пока наливал, затрещал телефон, и он поморщился: ясное дело, звонила Зоя. «Вот ведь не жена еще, а уже пасет почище самой законной», — пронеслось в голове Амелина, и он не торопился взять трубку. Коньяк обжег горло, ароматными парами пошел по телу. Амелин ответил.

— Вячеслав Анатольевич, вас Зинаида Николаевна.

— Давай, — буркнул он в трубку. — Слушаю.

— Котик, это я.

Зинаида говорила преувеличенно мягко. Ей так не терпелось занять место Кати в его роскошном особняке, что она, позабыв об осторожности, ежедневно донимала Амелина расспросами о том, что скоро ли завершатся сборы и будет заказана машина. Если бы «котик» позволил, то она непременно заявилась к нему домой собственной персоной и помогла бы Катьке упаковать вещи, лишь бы ускорить процесс. Собственные пожитки она упаковала еще неделю назад и жила, что называется, на чемоданах.

— Извини, не займу у тебя много времени, — прощебетала Зинаида, прощупывая почву.

Но почва сегодня была зыбкая. Котик не ответил, не сказал, что «все его время принадлежит теперь ей одной», как было в прошлый раз, а лишь тяжело засопел в трубку. Зинаида почувствовала опасность. Пожалуй, сегодня не нужно начинать разговорно переезде. Но вопрос на кончике языка вертелся так рьяно, что сорвался сам собою, не взирая ни на что (на решение хозяйки).

— Котик, она еще не выехала?

— Нет, — в голосе Амелина сквозило раздражение.

— Ах, милый… — вздохнула Зинаида. — Долго ли тебе ее еще терпеть?

— Не плачь, — бросил он довольно резко. — Выедет, куда денется. Сегодня я встречаюсь с адвокатом по поводу развода. Вроде бы она не станет подавать на раздел имущества.

— Дорогой мой! — Теперь Зинаида была по-настоящему счастлива. — Тогда я не смею тебя задерживать! Такая важная встреча! Увидимся завтра, как планировали?

— Угу, целую. — Он бросил трубку на рычаг и посмотрел на бутылку.

Рюмка коньяку была той точкой, которую он обычно ставил в конце дня. Зинка нарушила его ритуал. После рюмки он уже не подходил к телефону, а садился за руль и ехал домой. Вот и теперь у него осталось ощущение, что точка так и не поставлена. Он налил вторую рюмку до краев, с удовольствием поднес ко рту и тут снова зазвонил телефон. Коньяк расплескался. Грязно выругавшись про себя и выругав заодно секретаршу, он спросил:

— Что тебе? Убью, если из-за ерунды…

— К вам дама, — простонала секретарша. — Говорит, вы ее ждете.

— Зина? Зинаида Николаевна, что ли? Какая еще дама?

— Нет, не Зинаида Николаевна. Она не желает представляться, извините.

Амелин снова выругался и щелкнул тумблером. На его экране загорелся маленький монитор, вмещающий приемную. Рядом с перепуганной секретаршей на краешке стола, покачивая ногой, сидела умопомрачительная брюнетка в короткой кожаной юбке. Амелин хмыкнул и сказал в трубку уже совсем другим тоном:

— Ладно, посмотрим. Дуй сюда с тряпкой и дезодорантом.

Секретарша появилась мгновенно вытерла со стола лужицы коньяка, хотела было прыснуть освежителем воздуха, но Амелин остановил ее: не стоит, рабочий день закончился, он имеет вполне законное право расслабиться. Подумав, он достал вторую рюмку и поставил рядом с бутылкой.

— Зови и можешь быть свободна. Я сам закрою.

Впившись глазами в монитор, он наблюдал, как брюнетка слезла со стола, взмахнув юбкой. Через минуту дверь открылась и он смог рассмотреть ее.

Таких ног Амелин не видел последние двадцать лет, а такого сочетания, когда и ноги хороши, и мордашка — прелесть, вообще припомнить не мог.

«Молодая, глупая и наглая», — сразу же поставил он диагноз девице. Хорошо бы начала клянчить вакансию или какие-нибудь пожертвования. Уж он бы сумел воспользоваться ее нуждой. По полной программе. Прямо здесь и сейчас. Ах, какая цыпочка…

Посетительница тем временем удобно уселась в кресле и закинула ногу на ногу.

— Можно курить, — спросила она, уже чиркнув зажигалкой.

«Очень наглая. Если она из благотворительного общества, то не ошибусь, предположив, что это не что иное, как профсоюз ночных бабочек», — подумал Амелин, "но отвечать не стал: пусть понервничает.

Но девица нисколько не смущалась его молчанием, а лишь выпускала колечки дыма в потолок. И так ловко у этой бестии получалось все это: демонстрировать свои ноги, голый живот и абсолютную уверенность в себе, что Амелин не выдержал, улыбнулся ей.